«Слышишь, что говорю? Я увидела его здесь и вспомнила все это дерьмо об аде и семидесяти тысячах веревок. Я говорю: окей, возможно, это совпадение. Но потом Баксман начал болтать в транспортере и сказал то же самое, я подумала: ух, ты! Это слишком странно, понимаешь?»

Уилсон разглядывал тыльную сторону своей левой перчатки, зерна пластиковой брони, его мысли прыгали между полюсами отрицания и отчаянья.

«Семьдесят тысяч — такое странное число», сказала ГРоб. «Я подумала, оно имеет какое-то особое значение для оборванцев, поэтому занялась поисками. Единственный раз, где оно упомянуто, это в связи с адом. Семьдесят тысяч веревок. Семьдесят тысяч вольт. Какой-то старый мистик-оборванец в тот день неправильно понял слово… или же получил сообщение правильно, но не знал, что такое вольты, поэтому сказал „веревки“.»

«Черт», снова сказал Уилсон — похоже, больше нечего было сказать.

«Конечно», сказала ГРоб, поднимая винтовку. «Мы продуем несколько дырок в этих медных деревьях. Расчистим дорожку. Посмотрим, что на другой стороне.»

«Может оказаться чертовски большим лесом», с сомнением ответил Уилсон.

«Разве ты не читал? Он не так велик. И у нас чертова уйма огневой мощи. Другая сторона его по приборам в бесконечности, но…» Она пожала плечами. «Какая альтернатива? Застрять здесь, вкалывая боевые растворы и жуя рационы С? Скучно.»

«Бакстер может вернуться с кое-чем.»

ГРоб фыркнула. «Забудь о нем! Парень сидит где-то там и пускает слюни. Никогда не слышала, чтобы давали такой приказ, как он. Принять успокоители и центре дерьма? О чем это он?»

«Ты действительно сорвалась с катушек.»

«Я видела волка в пятьдесят футов, который, словно мусоровоз, сожрал моего лучшего друга! Если б я была не в форме, Бакстер должен был меня нашлепать. Но уж точно не принимать наркоту.»

«Он оклемается.»

«О, да. Ему просто надо подремать. Какая хренота! У него есть право командовать, нам надо остановиться на пять-десять минут, а потом гореть дальше. Он конченый! Ты и я, нам надо искать теперь что-то другое.»

Лицо Бакстера в шлеме, полускрытое за отражением, казалось мирным. Спит он, или кемарит, но нет смысла находиться посреди войны. Уилсону хотелось игнорировать мысль, что Бакстер показывает слабину, но он не стал спорить с последним заявлением ГРоб. «На что похожа Аризона?», спросил он.

«Ты же жил рядом. И не знаешь?»

«Я был на развалинах Бетатакина, и все.»

«Дешевые забегаловки. Дешевая травка. Пустыня, где можно путешествовать. Не знаю. Это круто.» Она уставилась себе внутрь. «Пробежаться по приграничным городкам — это было самое лучшее. Мы начинали в Ногалесе и не пропускали ни одной кантины всю дорогу до Нью-Мехико. Пили и танцевали.» Она легко мотнула головой, и Уилсон подумал, что жест, должно быть, восходит ко временам, когда у нее были длинные волосы и она так отбрасывала их с лица. Он представил ее в летнем платье, тесно облегающем тело, смеющуюся, бешено живущую под звездами, как они знакомятся и ночуют под запятнанным потолком двадцатидолларового номера мотеля, а на следующее утро разъезжаются в противоположных направлениях и забывают друг друга, только тела их помнят…

«Где твоя башка, мужик?», спросила ГРоб. «Я и тебя тоже теряю?»

«Просто маленький отпуск. Я уже вернулся.»

Она спокойно взглянула на него и протянула руку для пожатия.

Они стояли грудь в грудь, глаза в глаза, и на сказала: «Мы выберемся из этого, мужик… Ты и я. На самом деле.»

«Ты меня мотивируешь?»

«Мать-перемать, да! Работает?»

«Я подумаю.»

«Подумай хорошо. Подумай о неделе в Риме. Мы поглядим, как ее устроить после всего.»

«Не-а, как насчет поближе к воде? Танжер.»

«Ты усек! Как только пройдем дебрифинг.»

Уилсон поискал место за ее глазами, куда уходит каждая женщина, когда их душевное спокойствие разбивается вдребезги, и почуял правду. «Мы не выберемся из этого», сказал он.

Она держалась ровно. «Это все еще обещание.»

Они оставались стоять тесно друг к другу, потом она сказала: «На хрен монстров! Настоящие монстры здесь — это мы.»

«Сукины дети с клыками!», сказал Уилсон. «Мы правим проклятым миром!»

«Мы — отрава в пластиковой пилюле. Они сожрут нас и станут плеваться кровью и вопить, призывая мамочку.»

«Они нас не съедят, это мы их съедим. Мы зароемся в их трупы и будем жить там. Взрастим наших детишек их мертвой плотью.

„Мы слишком крутые, чтобы умереть! Слишком сексуальные!“

„Мы кинозвезды с бешеным хреновым оружием!“

„Мы царапаем железо…“

„Мы — дикие псы!“

„… мы рождены для такого дерьма!“

13:23

После пробуждения Бакстер демонстрировал пассивность. Он, похоже, не заботился о том, что им делать. Он, очевидно, был под воздействием высоких уровней успокоителей. ГРоб оттащила Уилсона в сторону и намекнула, что им надо бросить его, он, похоже, становится только обузой. Уилсон ответил, что пока он на это пойти не может. Он пробовал поговорить с Бакстером, рассказав, что они думают о попытках проломиться сквозь лес, но Бакстер только и ответил: „Да как хотите.“

Все трое встали перед жемчужиной, настроили винтовки на стрельбы мини-гранатами, и зашагали вместе вперед, расчищая тропу из дымящихся медных обломков. Они шли, останавливались, стреляли, снова шли. Уилсон включил музыку, чтобы заглушать разрывы. Шарики расплавленной меди собирались на грунте. Деревья по обе стороны почернели, их листья изорваны шрапнелью. Раздробленные светящиеся от жара обломки ветвей цеплялись за скафандры. Кислый дым смешивался с подымающимся паром. Большие коричневые крыса семенили под ногами, некоторые горели. Их было, наверное, тысячи. Их пронзительный писк становился назойливым ковром звуков, который фоном звучал в ушах Уилсона. Через десять минут Бакстер приказал остановиться, а ГРоб сказала: „Пошел ты, Джим!“, а потом Уилсону: „Продолжай стрелять!“ Бакстер поразмышлял, слегка отстал, но через несколько секунд снова стал вровень. Он, однако, стрелял только с перерывами и не реагировал, когда просили больших усилий. Заняло почти час, чтобы проломить дорожку в четыре фута шириной в пределах нескольких десятков футов на границе леса. Сквозь дыры в сверкающей листве они увидели то, что походило на поле желтых цветов. Поле казалось бесконечным во всех направлениях, кроме одного. На экране шлема Уилсон начал получать неустойчивую цифровую картинку входа в пещеру, секции картинки эродировали в месиво пикселов. Он поначалу с надеждой возрадовался, но когда получил более подробную картинку, то дисплей показал вервольфов, шатающихся в полях перед пещерой. Он попросил Бакстера выйти на контакт с командованием, но Бакстер не функционировал на солдатском уровне, поэтому Уилсон попробовал сам установить контакт. Командный канал оставался мертвым.

„Эти хреновы волки там повсюду“, сказала ГРоб. „Они мертвы по-настоящему, это не просто их передатчики сдохли. Я скажу, что нам надо продолжать двигаться.“

„Глубже в пещеру или наружу в долину?“, спросил Уилсон Бакстера, но ответила на вопрос ГРоб. „Глубже“, сказала она. „Может там и хуже, но с волками мне уже достаточно.“

„Все равно, какая дорога“, сказал Бакстер, невнятно произнося слова.

Гнев и раздражение росли в Уилсоне, он чувствовал, что покинут Бакстером, что тот предал его, все это кололо, но он не реагировал, он не начнет переоценивать своего лучшего друга, и начиная с этой точки он понял, что, как и ГРоб, он поставил крест на Бакстере. Их медленная прогулка по медному лесу подтвердила ее суждение. „Эй, псина!“, сказал он Бакстеру. „Ты там, нет? Тебе бы надо что-то сделать, мужик. Боевой растворчик, IQ, что угодно. Потому что ты просто куда-то уплываешь.“

„Глаза Бакстера нашли его сквозь лицевую пластину, и он хотел что-то ответить, когда над ним пронеслась беззвучная, массивная тень. Уилсон понял еще до того, как успел взглянуть вверх, что это смерть в какой-то форме, ее озноб пронзил его, но она мелькнула так быстро, что форма, отпечатавшаяся в мозгу, казалась не той, что он фактически видел, кошачья морда с черными крыльями, кожистыми крыльями и подпорками хрящей, возможно это летучая мышь, гигантская летучая мышь. Невероятно быстрая. Похожая на то пятно, что унесло ДеНово. Он оглянулся на дорожку. Крысы все собирались и собирались в изгибах закрученной меди, что пережили их проход, тысячи вспыхивающих красных глазок, нацеленных из темных мест. Он услышал за спиной щелчок. ГРоб вставила новый магазин винтовки. „Продолжаем идти“, сказала она. „Это те, кто мы есть, мужик. Мы продолжаем идти.“