Потери врага были столь велики, что 5-я легкопехотная дивизия вынуждена была отказаться от наступления, она перешла к обороне на левом берегу реки Парусья, не оказав помощи окруженным.

Вместе с Я. П. Островским я проехал по местам наиболее ожесточенных боев. Земля здесь была изрыта снарядами и минами, повсюду валялись изуродованные танки, машины, тягачи, пушки и пулеметы. Побывали мы и на том одном квадратном километре, где бойцы батальона капитана Чабоненко из 232-го стрелкового полка вместе с артиллеристами 140-го отдельного противотанкового дивизиона и минерами 201-го саперного батальона стояли насмерть и не пропустили врага, когда он на стыке двух дивизий стремился прорваться к окруженным подразделениям и спасти их.

Тепло побеседовали мы с бойцами и командирами стрелковой роты. В подразделении осталось 43 чудо-богатыря. Противник переходил в атаку за атакой, дело доходило до штыкового боя, но фашисты не прошли. На командира роты набросилась девять пьяных фашистов, пытаясь взять его в плен, но всех их он уложил из своего автомата.

В это время подъехала еще одна легковая автомашина. Из нее вышел генерал-лейтенант Михаил Николаевич Шарохин - начальник штаба фронта. Я представился генералу, доложил обстановку. Внимательно выслушав меня, Михаил Николаевич рассказал, что сегодня один из пленных фашистских офицеров заявил на допросе в штабе фронта о том, что мы пленных расстреливали. По этому сигналу к нам он и приехал. Генерал, я и Островский пошли на место "преступления", на поле боя.

Шарохин остановился около пулеметчика. Рядом чернела громада сгоревшего немецкого танка.

- Как фамилия? - спросил генерал.

- Наводчик ефрейтор Лепешев.

- Не испугался танка?

Он посмотрел на генерала и ответил:

- Некогда было пугаться, да и Мусатов с ПТР рядом.

- Молодцы.

Выяснилось, что красноармеец Мусатов сразил танк врага из противотанкового ружья. Еще дым из ружья не рассеялся, появился второй танк. Он шел на полном ходу на станковый пулемет. Выстрел Мусатова - и из танка повалил черный масляный дым...

От пулеметчиков перешли к подбитому танку. Красноармеец Мусатов показал пробоину на броне. Недалеко от танка располагалась рота старшего лейтенанта Сомова, который рассказал:

- Фашисты врывались несколько раз в наши окопы. Мы отбивались гранатами, штыками, прикладами.

- А как вы отличали в темноте гитлеровцев от своих?

- По вещевым мешкам за плечами.

Рядом стоял младший сержант Данилов с забинтованной головой. Я давно был знаком с ним. Он отличался и раньше, и я вручал ему государственную награду. Данилов ничем внешне особенно не выделялся, но было в нем нечто такое, что, как магнит, притягивало к нему. Он умел убеждать людей.

К нему и обратился генерал:

- Как все произошло?

Данилов встал по стойке "смирно".

- Ночь была темная. Фашисты прыгали к нам в траншею, один из них прыгнул на мои плечи. Схватил за горло мертвой хваткой и душит. Я стиснул ему запястья и вывернул руки, он упал па дно траншеи, а я его оглушил гранатой. Мое отделение расправилось с гитлеровцами, четырех взяли в плен и отправили в штаб.

- А может быть, кого-нибудь из пленных расстреляли сгоряча? - спросил Шарохин.

- Такого никогда не было! - твердо ответил младший сержант.

Побеседовав со многими командирами и бойцами, генерал убедился, что случаев расстрела пленных у нас не было. Фашистский офицер клеветал...

На всю жизнь мне запомнились эти двухдневные бои. После них противник, измотанный и обескровленный, отошел на свои прежние позиции и притих.

Командующий армией генерал Трофименко сказал мне при первой же встрече:

- Это очень важно было, Василий Митрофанович, не пустить на шоссе фашистов. С этой задачей 182-я дивизия справилась.

Стоим в обороне

В начале апреля 1943 года 27-я армия была выведена в резерв Ставки ВГК, а в мае передислоцирована в район Курского выступа, где вошла в состав Степного военного округа. Впоследствии ее соединения участвовали в Белгородско-Харьковской операции в составе Воронежского и Степного фронтов.

182-я стрелковая дивизия оставалась на Северо-Западном фронте теперь уже в составе 34-й армии, которой командовали с марта по июнь 1943 года генерал-лейтенант Павел Алексеевич Курочкин, а затем генерал-лейтенант Иван Герасимович Советников. Жаль было расставаться с Сергеем Георгиевичем Трофименко.

К нему мы привыкли, его уважали несмотря на то, что иногда он был слишком строг и требователен. Под его командованием в течение трех месяцев вели мы непрерывные бои в ходе Демянской наступательной операции. А на войне три месяца - большой срок!

А как пойдет служба с новым командующим, гадали мы. Офицеры, которым довелось с ним служить, рассказывали, что еще во время 1-й мировой войны он окончил школу прапорщиков и командовал ротой. В годы гражданской войны сражался против белогвардейцев. После войны занимал ряд командных и штабных должностей, участвовал добровольцем в Национально-революционной войне испанского народа 1936-1939 гг. Вернувшись в Советский Союз, командовал дивизией и армией, имел огромный опыт работы в войсках. По характеру очень спокойный, уравновешенный, умеет выслушивать подчиненного, заботливый, смел в бою.

Членом Военного совета был генерал-майор Василий Иванович Черешнюк, интеллигентный, вежливый, знающий политработник. С первого дня знакомства все в дивизии полюбили его. Он был частым гостем у нас, к нему можно было обращаться по любому вопросу. Не припомню случая, чтобы Василий Иванович оставил без ответа вопрос или просьбу подчиненного.

Вскоре мы получили директиву командующего армией, которая требовала от всех нас, командиров, использовать затишье для укрепления обороны, особенно противотанковой и противовоздушной. Одновременно готовить войска к наступлению на основе новых полевого и боевого уставов пехоты, опыта предшествующих боев.

В дивизию поступило пополнение, бойцы и командиры в основном приходили из команд выздоравливающих, имели боевой опыт. Этого, конечно, было очень мало для восполнения потерь и доведения численности подразделений до штатной. Но мы понимали, что основное количество маршевых формирований направлялось Ставкой туда, где назревали главные события.

С юга шел теплый влажный ветер, разгонял тучи, под деревьями кое-где еще лежали островки снега, но открытые солнцепеку места уже подсыхали. Не имея сил для наступления, противник перешел окончательно к обороне. Но, несмотря на относительное спокойствие на передовой, мы были в постоянной боевой готовности. Наблюдение за противником днем, а ночью на переднем крае усиленное дежурство. Проводили разведку боем подразделениями силою от взвода до роты. Например, 9 апреля стрелковая рота 140-го полка ночью ворвалась в траншею противника, уничтожила более полусотни фашистов, захватила в плен двух солдат 126-й пехотной дивизии и без потерь отошла в свои траншеи.

Гитлеровское командование организовывало в свою очередь ответные вылазки, искало слабые места в нашей обороне. Так, 15 апреля наши разведчики обнаружили сосредоточение 100-150 фашистов западнее Пенны и до 100 человек в районе Деревково. Получив эту информацию, артиллеристы накрыли сосредоточенным огнем одновременно обе группы, готовящиеся к проведению разведки боем. Враг был захвачен врасплох, покинул позиции боевого охранения и отступил на исходные. Четвертая рота воспользовалась замешательством гитлеровцев и ворвалась в траншеи противника, захватила станковый пулемет и двух пленных.

Вскоре мы получили приказ в ночь на 15 мая сдать свой полосу обороны соседним дивизиям, выйти вдоль реки Ловать в район Берлюкова, Редцы и поступить в армейский резерв. КП дивизии разместить южнее Гридино. Здесь мы уже размещались, почти все блиндажи сохранились.

Как только дивизия заняла указанный район, части приступили к плановым занятиям по боевой подготовке.

В ходе учебы офицерского состава первостепенное внимание уделялось отработке взаимодействия подразделений в наступлении, организации маневра огневыми средствами, вторыми эшелонами и резервами в процессе боя.