16 апреля началось генеральное наступление. 1-й Белорусский фронт с самого начала столкнулся с упорным сопротивлением противника на Зееловских высотах. Тяжелые потери понесли введенные в бой после полудня обе танковые армии. Поэтому поздно вечером 17 апреля танковые армии 1-го Украинского фронта получили приказ на проведение флангового охватывающего удара по Берлинской группировке с юга и юго-запада. К этому времени они завершили прорыв сравнительно слабой обороны по реке Нейсе.
Жуков в мемуарах, сам себе противореча, вернулся к очевидному, признав, что фронтальный удар по Берлину был ошибкой. "Взятие Берлина следовало бы сразу, и в обязательном порядке, поручить двум фронтам: 1-му Белорусскому и 1-му Украинскому... При этом варианте главная группировка 1-го Белорусского фронта могла нанести удар на более узком участке и в обход Берлина с северо-востока и северо-запада. 1-й Украинский фронт нанес бы удар... по Берлину на кратчайшем направлении, охватывая его с юга, юго-запада и запада" (с. 643){2}. Жуков в мемуарах приводит и другие возможные варианты маневренного наступления на Берлин, где лейтмотивом является обход с флангов. В этих рассуждениях мы видим привычного Жукова, полководца с нешаблонным мышлением, которому "неясно" то, что "ясно другим". Однако сделанного не воротишь. Жгучее желание первым ворваться в Берлин подвело Жукова, и на его совесть легли напрасные потери.
Фланговый удар 1-го Украинского фронта Конева отвлек на себя часть сил 9-й армии, что способствовало продвижению 1-го Белорусского фронта Жукова. К 25 апреля советские войска завершили окружение Берлина. Борьба за столицу Германии вступила в завершающую стадию. 2 мая остатки Берлинского гарнизона капитулировали.
Потери в канун Победы особенно ощутимы для людей, не очерствевших душой на войне. Сохранилось свидетельство того, как остро переживал их командующий 3-й армией генерал А.В. Горбатов. В частной беседе с А.Т. Твардовским и критиком В.Я. Лакшиным он говорил: "Я держусь того мнения, что с военной точки зрения Берлин не надо было штурмовать. Конечно, были и политические соображения, соперничество с союзниками, да и торопились салютовать. Но город достаточно было взять в кольцо, и он сам сдался бы через неделю-другую... А на штурме, в самый канун победы, в уличных боях мы положили не меньше ста тысяч солдат"{5}.
Это говорил человек, о котором Жуков отозвался, как о генерале, "который на протяжении всей войны превосходно справлялся с ролью командующего армией" (с. 504){2}.
Интересный нюанс. В.Я. Лакшин вспоминает, что Горбатов гордился тем, что его армия взяла пленных больше, чем другие. В этом он видел показатель того, что и потери у него были меньше. "Умение воевать не в том, чтобы больше убить, а в том, чтобы с наименьшими жертвами выиграть войну", - вывел командарм чеканную формулу. Да, высший смысл войны заключается не только в том, чтобы разгромить врага. Необходимо ответить на вопрос: какой ценой оплачена победа? До недавнего времени "фронтальное мышление", прежде всего благодаря массированной пропаганде, господствовало в российском общественном сознании. И словосочетание "любой ценой" воспринималось как само собой разумеющееся. Эта формула даже попала в хорошую песню в качестве рефрена: "Мы за ценой Не постоим". Но, кажется, приходит время цивилизованного общества, умеющего различать в массах личности, чтобы проанализировать все эти "цены", очистить их от девальвации, осознать, сколь велика на самом деле цена человеческих жизней, и сделать формулу одного совестливого командарма руководством к действию для всего командного состава армии.
Глава 10. Солдат на войне
Солдат - это человек, которому судьбой предопределено своей жизнью реализовывать приказы вышестоящих. И от того, насколько они удачны, зависит и его жизнь, и количество пролитой на поле боя крови. Так родились понятия "окопной" и "штабной" правды, потому что разумение солдата, как вести дело на войне, далеко не всегда совпадало с разумением о том же в штабе.
С таким разрывом столкнулся молоденький, скороспелый лейтенант Булат Окуджава, приняв взвод обстрелянных, много старших по возрасту солдат. В одном из своих рассказов он поведал, как в первой же атаке картинно встал во весь рост с пистолетом в руке и... был сбит собственными подчиненными. Как затем они продемонстрировали ему, что такое атака не в книжно-уставном, а в солдатском варианте. Окуджава увидел, что солдаты стараются как можно меньше бежать во весь рост, а двигаются вперед перебежками, лихорадочно окапываясь на промежуточных рубежах. Он рассказал и о том, как в бессилии заплакал после боя в землянке.
Мое личное знакомство с двумя правдами произошло в студенческую пору, когда я проходил подготовку на военной кафедре и должен был изучать Уставы Советской Армии. Пораженный вычитанными в них перлами, я долго хранил листочки с выписками из Устава сухопутных войск Советской Армии СССР. Например, с такими рекомендациями: "В случае внезапной встречи с противником, когда невозможно уклониться от боя, разведывательная группа открывает огонь, смело нападает на него (вот она штабная правда!) и, используя его замешательство, захватывает пленных, после чего продолжает выполнять задачу". И впрямь, сидя в штабе за письменным столом и стаканом горячего чая, чего проще "смело напасть на противника" и "взять пленных".
Или: "Дозорное отделение достигло (лесной) посадки, где было обстреляно внезапным огнем из пулемета... Немедленно открыть ответный огонь по пулемету противника, а после его уничтожения продолжать выполнять поставленную задачу". Вот так просто воевать по "штабной правде". А Устав был издан в 70-е гг., т.е. после войны и оплаченного кровью опыта, и все равно содержал в себе подобные глупости.
Настоящее дыхание войны можно хорошо ощутить лишь в талантливой художественной литературе и кино, которые переплавляют опыт пережитого в художественные образы, являясь развернутым психологическим отражением и осмыслением реальных событий - тех, что лаконично описываются в мемуарах с редкими вкраплениями своего переживания того или иного момента боя. Чтобы человеку невоевавшему почувствовать изнанку войны, ее пот, кровь, ее будни, необходимо прочитать книги И.И. Акулова, В.П. Астафьева, Г.Я. Бакланова, Ю.В. Бондарева, В.Л. Кондратьева. Психологические нюансы есть и в мемуарах, - это драгоценные островки, возвышающиеся среди моря фактов - объективных и субъективных сведений. Командующий 1-й танковой армией М.Е. Катуков привел один эпизод Курской битвы. 6 июля 1943 г. его частям была поставлена задача нанести контрудар. И он размышляет: "Ну хорошо, мы двинемся на немцев. Но что из этого получится? Ведь их танковые силы не только превосходят наши численно, но и по вооружению обладают значительным преимуществом. Не лучше ли в этих условиях повременить с контрударом, делать по-прежнему ставку на нашу тщательно подготовленную глубоко эшелонированную оборону? Пусть гитлеровцы вязнут, гибнут в нашей обороне... А когда мы обескровим их части, тогда и созреет выгодный момент для нанесения могучего контрудара. Скрепя сердце я отдал приказ о нанесении контрудара. Уже первые донесения с поля боя... показывали, что мы делаем совсем не то, что надо. Как и следовало ожидать, бригады несли серьезные потери" (с. 219-220){1}. Здесь Катуков рассуждает как солдат, ибо ему чужие жизни жаль как свою собственную.
Но командарму в тот раз повезло. Неожиданно позвонил Сталин, и Катуков сумел убедить его отменить приказ о бессмысленной атаке. А сколько подобных приказов отменить не удалось! И тогда напрасно гибли люди. А. М. Василевский рассказал К. Симонову о таком случае. Осенью 1943 г. советские войска освободили Таврию. Но у противника остался плацдарм на восточном берегу Днепра у города Никополь. "Я так же, как и командующие фронтами, не считал, что плацдарм представляет для нас непосредственную опасность, - говорил Василевский, - и считал необходимым решать дальнейший исход дела... нанося удары вглубь, через Днепр, значительно севернее плацдарма.
