Противники понемногу менялись местами. Если советское командование все больше приобретало вкус к маневренным операциям, то германское гнало свои войска на лобовой удар против изготовившихся советских армий.
Главное сражение 1943 г. началось ранним утром 5 июля. С немецкой стороны и нем приняло участие 900 тыс. человек, 2 тыс. самолетов, 2,7 тыс. танков и САУ. Из этого числа на группу армий "Юг" приходился 1081 танк (половина морально устаревшие T-III и T-IV) и 376 САУ. Учитывая, с какой легкостью в недавние времена прорывался советский фронт куда меньшими силами, можно представить, чего стоило нашим войскам устоять. По мере развертывания боев советское командование ввело в бой не меньшие силы. Только в знаменитом сражении у Прохоровки 12 июля с обеих сторон приняло участие 1000 боевых машин. Здесь сошлись 2-й танковый корпус СС (примерно 300 танков и САУ) и части 5-й гвардейской танковой армии и 2-го гвардейского танкового корпуса (около 700 танков). Здесь впервые советские танковые войска выстояли, заставив противника отступить. Правда, они вдвое превосходили немецкие силы и потеряли 500 машин, но в недавние времена и больший перевес не спасал от разгрома. 12 июля считается днем экзамена на зрелость, которые советские бронетанковые войска наконец-то выдержали. На Прохоровском поле в честь этого события сооружен мемориальный памятник. Правда, советские историки сделали все, чтобы затушевать одно прискорбное обстоятельство, - победа далась числом, а не умением. Рядовые участники битвы описывали его как день Армагеддона.
По размаху привлеченных сил и средств на столь небольшом пространстве Курская битва не имела себе равных среди сражений Второй мировой войны. Но и последствия для вермахта оказались глобальными. В считанные дни немецкие войска потеряли большую часть своих танков, сумев продвинуться всего на 9-12 км со стороны Орла и 15-35 км со стороны Белгорода. Потери были столь значительны, что после осознания провала наступления немецкое командование не рискнуло оставлять войска на новых, неукрепленных позициях и 16 июля приказало белгородской группировке отойти на прежние рубежи. На полях остался цвет немецких бронетанковых сил, и после войны будет немало написано о "лебединой песне" танковых дивизий вермахта. Больше им не суждено было реализовать ни одного стратегического прорыва - ни на Востоке, ни на Западе. Теперь уделом немецких войск было отступать, лишь изредка контратакуя.
Настал черед советских войск. 12 июля в наступление перешли 11-я гвардейская армия Западного фронта и войска Брянского фронта. Главный удар наносила 11-я гвардейская армия генерала И.Х. Баграмяна, перед которой ставилась задача выйти в тыл всей Орловской группировки противника в составе 9-й и 2-й танковых армий. Чтобы реализовать эти цели, ей придавались не виданные до тех пор огневые средства прорыва: 3 тыс. орудий и минометов, более 400 "катюш". В контрнаступлении под Сталинградом количество артиллерии в армии не превышало 1,8 тыс. орудий и минометов. Беспрецедентным было и количество реактивной артиллерии для одной армии. Однако прорыва фронта противника достичь не удалось, хотя к 19 июля глубина вклинения составила 70 км.
Совместно с 11-й гвардейской армией перешли в наступление почти все остальные армии, окаймляющие Орловский выступ (61-я, 63-я, 3-я, 13-я, 2-я танковая армии), кроме находящихся у самого основания выступа 70-й и 50-й армий. Таким образом, наступающие силы равномерно распределялись по внешнему обводу Орловского выступа. Встречного удара 11 -и гвардейской армии с целью подрубить выступ не последовало, хотя ширина его у основания не превышала 170 км, т.е. по 85 км на каждую из наступающих сторон. Тем самым исчезала вся острота вертикального удара армии Баграмяна.
Ставка уклонилась от такого варианта, взяв на вооружение так называемую стратегию "рассекающих ударов", примененную в период наступления под Москвой. Смысл ее состоял в том, чтобы прорвать оборону противника в нескольких местах и, нарушив управление войсками, гнать его перед собой, пользуясь всеми плодами преследования - захватом вышедшей из стоя техники, отставших обозов и пр. "Предполагалось, - отмечалось в "Истории Второй мировой войны", - что одновременный прорыв вражеской обороны на четырех направлениях приведет к распылению сил противника и создаст благоприятные условия для разгрома их по частям" (т. 7, с. 157){12}. Не учитывалось в этих планах одно: способность противника к упорной обороне. 17 июля, продвинувшись всего на 22 км, встало наступление Брянского фронта. "Силы раздваивались и постепенно иссякали, вспоминал С.М. Штеменко. - Создалась угроза нарушения плана разгрома противника- под Орлом. Чтобы преодолеть кризисное положение, Брянскому фронту нужна была помощь. Доложили Сталину. Он согласился передать туда 3-ю гвардейскую танковую армию, которая должна нарушить устойчивость обороны врага сначала в полосе наступления 3-й общевойсковой, а потом и 63-й армии В.Я. Колпакчи" (с. 232){1}.
Но 63-я и 3-я армии находились в самом центре Орловского выступа, таким образом, с вводом 3-й гвардейской танковой армии П.С. Рыбалко речь шла о продолжении и углублении чисто фронтального наступления на Орел. В это время, в трехдневных боях с 15 по 17 июля, войска Центрального фронта оттеснили немецкие войска на прежние позиции, которые они занимали 4 июля. "В напряженных сражениях им пришлось отвоевывать недавно захваченную врагом территорию", - отмечалось в "Истории Второй мировой войны" (т. 7, с. 161){12}. Смысл этой малопонятной операции состоял в том, чтобы продолжить наступление дальше, через боевые порядки танковой группировки на Орел. Число возможных потерь в таком лобовом наступлении, по-видимому, в Ставке всерьез не рассматривалось.
Ввод 3-й танковой армии способствовал продвижению общевойсковых армий и к выходу их на реку Оку, но на взятие Орла сил все равно не хватало. Пришлось ввести в сражение новые резервы Ставки - 4-ю танковую, 11-ю армию и 2-й гвардейский кавалерийский корпус в полосе Западного фронта и 3-ю гвардейскую танковую армию на Брянском фронте. Причем незапланированный ввод этих резервов был связан с большими трудностями. 11-я армия, не завершив своего комплектования, должна была двигаться к линии фронта походным порядком. Размокшие после проливных дождей дороги задержали выдвижение танковых армий. (Все-таки погода влияла на оперативную обстановку.) В результате 11-я армия, которую бросили в бой после 160-километрового марша на стыке 50-й и 11-й гвардейской армии, т.е. у основания выступа, успеха не добилась. Правильное решение запоздало. Точно так же, как и передача 11-й гвардейской армии 4-й танковой-армии генерала В.М. Баданова с задачей прорваться к Волхову. Но удар введенных танковых дивизий был нацелен не в тыл Орловской группировки, а вдоль фронта, на Волхов. Нарушался принцип оперативного искусства, сформулированный еще Шлифеном: нацеливать войска не на ближайший фланг противника, а на его оперативный тыл. В сущности, 4-я танковая армия использовалась для частных целей - обеспечения левого фланга 11-й гвардейской армии, который особо беспокоил И.Х. Баграмяна, участника барвенковской драмы 1942 г. Своим переживаниям по этому поводу он посвятил несколько страниц мемуаров ( с. 186-190){2}. Вопрос о целесообразности такого удара и о перенесении его в обход Волхова путем наступления хотя бы на Орел, на соединение с 3-й танковой армией, так и не встал. Утилитарное использование танковых армий как средства проталкивания вперед общевойсковых соединений стало характерной чертой всей Орловской наступательной операции, снижая эффективность удара этих армий как оперативных объединений. Фронтальная стратегия продолжала торжествовать во всех наших штабах. К счастью, Гитлер решил очистить Орловский выступ, дабы, сократив линию фронта, высвободить несколько дивизий и отправить их в Италию, которая решила покинуть своего союзника. О своем решении Гитлер объявил 26 июля. Отвод приказано было осуществить на рубеж восточнее Брянска, так называемую линию "Хагена", в период с 31 июля по 17 августа.
