неями, эти болезни противоестественны. Французу, страдающему хотя бы одной из них, ничего хорошего ждать не приходитсяп.
Как-то раз герцогине де Грамон вздумалось заявить, что де Лианкур не менее остроумен, чем де Лозой. Г-н де Креки встречает последнего и говорит:
- Сегодня ты обедаешь у меня.
- Не могу, мой друг.
- Но так надо. К тому же это в твоих интересах.
- Почему?
- У меня обедает и Лианкур. Ему отдали принадлежавшую тебе пальму первенства по части остроумия, а он не знает, что с ней делать, и, конечно, вернет ее тебе.
Один человек сказал про Ж.-Ж. Руссо: оОн мрачен, как совап. -оВерно,-согласился другой, - но сова-это птица Минервы. А я, посмотрев ?Деревенского колдуна", могу добавить: птица, прирученная грациямип.
Две придворные дамы, проезжая по Новому мосту, за какие-нибудь две минуты успели увидеть там и монаха, и белую лошадь. Тогда одна из них, толкнув подругу локтем, заметила: оЧто до шлюхи, то уж нам-то ее высматривать незачемп.
Нынешний принц Конти был весьма огорчен тем, что граф д'Артуа купил себе поместье по соседству с его охотничьими угодьями. Кто-то начал успокаивать его, говоря, что земли хорошо размежеваны, что ему нечего опасаться и т. д. оВы еще не знаете, что такое принцы!п,-прорвал собеседника принц Конти.
М* говаривал, что подагра похожа на внебрачных детей монарха: ей, как и им, стараются подольше не давать имени.
М* говорил г-ну де Водрейлю, человеку прямому и справедливому, но еще сохранившему кос-какие иллюзии: оПелены на глазах у вас нет, но вот очки чуточку запотелип.
Г-н де Б* считал, что женщине нельзя сказать в три часа пополудни то, что можно в шесть вечера; в шесть-то, что можно в девять; в девять-то, что можно в полночь, и т. д. оОсобенно тщательное-прибавлял он, - следует выбирать при ней выражения в полденьп. Он же утверждал, что взял с г-жой де* другой тон с тех пор, как она сменила обивку в своем будуаре с голубой на темно-красную.
Когда Ж.-Ж. Руссо был в Фонтенебло на представлении своего оДеревенского колдунап, к нему подошел какой-то придворный и учтиво сказал: оПозвольте, сударь, сделать вам комплиментп. - оЕсли он ловко составлен, пожалуйстап,-отозвался Руссо. Придворный удалился. а друзья начали упрекать Руссо. оНу, как вы ему ответили!п.-оВполне разумно,-возразил он. - Разве есть на свете что-нибудь ужаснее неловкого комплимента?п.
Живучи в Потсдаме, Вольтер как-то вечером после ужина в нескольких словах охарактеризовал хорошего монарха и тирана. Затем, постепенно воодушевляясь, он набросал картину страшных бедствий, нп которые обрекает человечество деспот, завоеватель и т. д. Слушая его, король прусский так умилился, что уронил слезу. оГлядите! Глядите! вскричал Вольтер.-Тигр плачет!п.
Как известно, г-н де Люин, получив пощечину и не решившись отомстить обидчику, был вынужден выйти из военной службы, после чего, почти сразу же, его назначили архиепископом Санским. В один прекрасный день, когда он служил торжественную мессу, некий скверным шутник схватил его митру, растянул ее руками и воскликнул: оДо чего же громко затрещала эта митра! Как от затрещины!п.
Фонтенеля трижды проваливали на выборах в Академию. Он частенько рассказывал об этом и всегда прибавлял: оЯ повторял эту историю всем, кто убивался из-за того, что не прошел в Академию, но так никого и не утешилп.
Рассуждая о нашем мире, где что бы ни случилось-все к худшему, М* заметил: оЯ где-то вычитал, что нет ничего вреднее для народа, чем монарх, который слишком долго царствует. Мне говорят, что бог вечен. Этим все сказаноп.
Вот очень тонкое и меткое замечание М*: как бы неприятны и даже нестерпимы ни были для нас недостатки того, с кем мы водимся, мы неизбежно перенимаем их - страдать от чужих недостатков еще не значит уберечься от них.
Вчера я присутствовал при философском разговоре Д* с Л*, и вэт что мне особенно запомнилось. оЯ интересуюсь немногим и немногими, а меньше всего-собственной особойп,-сказал Д* оНе объясняется ли все это одной причиной?-заметил Л*.-Не потому ли вы равнодушны к себе, что равнодушны к другим?п.-оВероятно, вы правы,-холодно согласился Д*.-Как бы там ни было, я просто говорю вам то, что есть. Равнодушие это развилось во мне постепенно: у каждого, кто живет с людьми и общается с ними, сердце рано или поздно должно либо разорваться, либо оледенетьп.
Вот забавное и широко известное в Испании происшествие: граф Аранда, получив пощечину от принца Астурийского, нынешнего кололя. вскоре после этого был назначен послом во Францию.
В ранней молодости мне как-то раз понадобилось повидать в один и тот же день Мармонтеля и Даламбера. С утра я отправляюсь к Мармонтелю-он жил тогда у г-жи Жоффрен,-но ошибаюсь дверью. Швейцар мне объявляет: оГосподин де Монмартель здесь больше не проживаетп - и дает мне его новый адрес. Вечером я иду на улицу СенДоминнк и справляюсь у какого-то швейцара, где квартирует Даламбер. оГосподин Штаремберг, венецианский посол? Третий дом отсюда...п. -оДа нет, господин Даламбер, член Французской академиип. - оТакого не знаюп.
Гельвеций был в молодости на загляденье хорош собой. Как-то вечером, когда он тихо и смирно сидел за кулисами театра подле мадмуазель Госсен, к ним подошел известный финансист и сказал актрисе на ухо, но так, чтобы слышал Гельвеций: оМадмуазель, не согласитесь ли вы принять шестьсот луидоров и подарить мне за это свою благосклонность?п. - оСударь. - ответила она, указывая ему на Гельвеция и тоже говоря достаточно громко, чтобы тот мог расслышать ее слова, - я сама дам вам двести, если вы явитесь ко мне завтра утром с таким же красивым лицом, как вот у негоп.
У юной и хорошенькой герцогини де Фронсак не было любовников, чему все немало дивились. Одна дама, желая намекнуть на то, что герцогиня рыжая и что вести себя столь благоразумно ей помогает именно это обстоятельство, заметила: оОна - вроде Самсона: ''*'' вся ее сила в волосахп.
Когда г-жа Бризар, известная своими любовными похождениями, приехала в Пломбьер, многие придворные дамы старались избегать встреч с нею. В числе их была и герцогиня де Жизор, известная своей набожностью. Друзья г-жи Бризар сообразили, что если г-жа де Жизор примет их приятельницу, то перестанут упрямиться и остальные дамы. Они предприняли соответственные шаги и добились своего. Г-жа Бризар, женщина приятная в обхождении, быстро очаровала богомолку, и они подружились. Тем не менее герцогиня при случае дала ей понять, что готова простить женщине один проступок, но не понимает, как можно без конца менять любовников. оУвы! - воскликнула г-жа Бризар. - Заводя сe6e нового, я всякий раз думала, что он будет последнимп.
Примечательно, что у Мольера, не щадившего никого на свете, нет ни одного выпада против финансистов. Ходит слух, будто Мольер н другие комедиографы той эпохи получили на этот счет прямые указания Кольбера.
Однажды регенту захотелось побывать на балу и остаться неузнанным. оЯ придумал, как это сделатьп, - объявил аббат Дюбуа и на балу несколько раз пнул его коленом в зад. Регент, найдя пинки слишком увесистыми, запротестовал: оАббат, ты маскируешь меня чересчур усердно!п.
Некий фанатический поклонник аристократизма, заметив, что вокруг Версальского дворца отчаянно разит мочой, приказал своим слугам и крестьянам справлять малую нужду только у стен его замка.
Привыкнуть можно ко всему, даже к жизни. Услышав, как при нем оплакивают участь грешников, горящих в адском огне, Лафонтен заметил: оЛьщу себя надеждой, что рано или поздно они привыкают и начинают чувствовать себя там, как рыба в водеп.
Г-жа де Ноль была в связи с де Субизом. Однажды г-н де Нель, презиравший свою супругу, повздорил с нею в присутствии любовника и заявил: оСударыня, я спускаю вам все. Это знает каждый. Должен, однако, предупредить, что не потерплю слишком низменных прихотей, которые вы подчас себе позволяете, например вашей склонности к брадобрею моей челяди. Я ведь сам видел, как вы впускали его к себе, а потом выпускалип. Пригрозив жене суровым наказанием, де Ноль удалился, оставив ее с де Субизом, и тот, не желая ничего слушать, надавал ей пощечин. Муж потом всюду хвастался этим подвигом, прибавляя, что' история с брадобреем выдумана им самим, и потешался как над де Субизом, который поверил ему, так и над своей женой, которую отхлесталп по Щекам.
