Две встречи определили смелость, с которой Бивень выступила против директора с открытым забралом. Зная почти наверняка о более чем прохладных отношениях между министром и директором, она напросилась на прием к Калашникову. Принесла весьма существенный компромат - а) моральное разложение и б) дача. Никак не проявляя своей радости - а он давно и люто ненавидел "этого везунчика, этого любимчика Крупской и Потемкина", министра исподволь подбросил столь же недалекой, сколь и завистливой Марии Трофимовне свой, глубоко субъективный взгляд на монографию. (Как потом посетует в разговоре с Сергеем Иван: "Надо же было так угораздить Бивень оказаться в нужное время и в нужном месте"). Закончил министр беседу так:
- Это, без сомнения, внутреннее дело вашей организации. Но если вы решите создать комиссию по рассмотрению полученных сигналов - а их, как я вижу, собралось предостаточно - министерство будет вынуждено отстранить вашего директора от должности. Временно.
Последнее слово Калашников произнес без нажима, но Мария Трофимовна прочитала его смысл безошибочно: "Действуй!" И когда она взялась за дверную ручку, добавил озабоченно:
- Одновременно будем думать о преемнике... Или преемнице.
"Чем я не преемница? - думала она, торжественно спускаясь в раздевалку министерства по главной лестнице. - Я такой же кандидат наук, как и Иван. Поддержать мою кандидатуру есть кому и в ЦК, и в МК, и в райкоме. В двоемужестве не замечена, более того - никогда замужем не была. Дач не строю. И вообще - директор Московского Городского Педагогического института имени В.П.Потемкина Мария Трофимовна Бивень! Звучит!"
Однако, главная встреча произошла месяцем раньше. Как-то вечером, когда она по обыкновению засиделась в парткоме после заседания секретарей факультетских бюро, к ней зашел начальник Первого отдела Антон Лукич Парфёненко. Фронтовик, инвалид войны, он, как и она, был бобылем и в институте дневал и ночевал.
- Чего тебе, Лукич? - едва оторвав взгляд от еще тепленького протокола, спросила она.
- Разговор есть, - посмотрев на технического секретаря Настену, принесшую протокол, пробурчал он.
- А я ушла, - поняв его взгляд, заявила девушка и выпорхнула из кабинета.
- Устала я, - бросив протокол на стол и потянувшись, произнесла Мария Трофимовна. Подавила зевоту: - Чего-нибудь срочное?
- Не то, чтобы очень, - отвечал начальник секретной части. - Звонил Алексей Петрович. Просил тебя позвонить ему, когда у тебя будет свободная минутка. Он твою занятость уважает.
- Кто такой этот Алексей Петрович?
Лукич наклонился к Марии Трофимовне, вполголоса доложил:
- Генерал Семин. В секретариате Берии Лаврентия Палыча служит.
- Генерал с Лубянки? - поморщилась Мария Трофимовна. - Неужто опять наших студентов на фарцовке застукали?
- Не похоже. Больно ласково говорил. Обычно с Лубянки хамят, а этот очень даже обходителен.
Бивень глянула на часы:
- Теперь уж поздно. Завтра позвоню. Давай телефон.
Назавтра с самого утра закрутила-завертела Марию Трофимовну институтская рутина - переходы-переезды из здания в здание, с факультета на факультет: контрольное посещение лекций, проверка студенческой столовой, присутствие на экстренном "треугольнике", на закрытом заседании одной из многочисленных кафедр с обсуждением скандальной связи почтенного профессора со студентками. Лукич отловил ее где-то во второй половине дня в преподавательском буфете в здании в Гагаринском переулке.
- Генерал опять звонил, - сообщил он, терпеливо дождавшись пока Мария Трофимовна откушает чай с бутербродами. - Настойчиво просил с ним связаться. Сказал, в отпуск собирается, так перед ним непременно переговорить надо.
- Пошли в деканат, - скомандовала Мария Трофимовна. - Как, говоришь, его звать-то? Алексей Петрович? Фамилия Семин? Сейчас, - она начальственно придвинула к себе телефон, набрала номер. - Говорит Бивень, мне бы товарища...
- Мария Трофимовна, - перебил ее переливчато густой баритон. - Когда мы могли бы с вами увидеться?
- Завтра вас устроит?
- Чудесно! Часика в три?
- Годится.
- Тогда запишите адресок. - И он назвал один из переулков между улицами Горького и Чехова, ближе к Садовому кольцу.
С виду дом был неказистым трехэтажным строением конца прошлого столетия. Полутемная, выщербленная лестница, скромная обшитая грубым коричневым дерматином дверь, засиженное мухами и затянутое паутиной окно на лестничной площадке. На звонок дверь тотчас же распахнулась и в глаза Марии Трофимовне ударил яркий свет. Квартира являла резкий контраст и с внешним видом дома, и с лестничным интерьером. Ковры, зеркала, модная полированная мебель.
- Шикарно, - снимая пальто и причесываясь, молвила она. - И не подумаешь, что здесь может быть так ... изысканно.
- Служебное помещение, для встреч особо важных персон, многозначительно заметил Алексей Петрович, приглашая гостью в гостиную. Семин оказался щуплым, худым, низеньким. "Мужчинка. От горшка два вершка, отметила про себя Мария Трофимовна. - И ведь как даже такого соплю генеральские лампасы красят. Не Суворов, но явно на государевой службе не последний ярыжка".
- Присаживайтесь, Мария Трофимовна. Не желаете ли чаю? Чудесненько! с этими словами Алексей Петрович достал из буфета большую коробку шоколадного набора, вазу с вафлями, коробку пирожных, сахарницу, тарелку с тонко нарезанным лимоном.
- Коньяк я не предлагаю...
- Отчего же? - спокойно возразила Мария Трофимовна. - От рюмки не откажусь.
- Превосходно! - генерал, не поворачивая головы, протянул руку к буфету и водрузил на стол бутылку армянского "Юбилейного", подумав, что его сегодняшняя гостья не из робкого десятка. Во всяком случае не лже-трезвенница.
- Вас, понятно, интересует предмет нашей встречи, - начал он, разливая густой, душистый, дымящийся напиток из огромного фарфорового чайника, расписанного аляповато крупными цветками шиповника. Неопределенно улыбаясь, Бивень кивнула.
- Никаких конкретных причин или поводов, - заверил ее Алексей Петрович. - Просто давно хотел познакомиться с опытным наставником восемнадцати тысяч юных граждан нашей державы и идейным вдохновителем двухтысячного отряда академиков, докторов и кандидатов, ваяющих из вчерашних школяров завтрашних умельцев-теоретиков и умельцев-практиков для многочисленных учебно-воспитательных заведений и учреждений открытого и закрытого типа. "Ну и казуист! - внутренне восхитилась польщенная Мария Трофимовна. - Этот за словом в карман не полезет. Зачем-то же он однако вытащил меня сюда. Ладно, терпение, Маша, терпение. Не с пустобрехом, с генералом МГБ имеешь дело".
- Потемкинский педагогический - это сегодня марка, - продолжал Семин. - Котируется вровень с университетом. И что же, в чем причина? Вернее - в ком? От разных..., - он хотел сказать "людишек", но во время поправился, - деятелей я слышал, что якобы все дело в вашем директоре.
Он остановился, стал смотреть на Марию Трофимовну выжидательно. Ей явно не понравилась вопросительно-допустительная интонация в последнем предложении.
- Директоре?! - она посуровела, сжала и без того узкие губы. Великолепный коллектив - вот в чем причина!
- Вооот! Именно! - Алексей Петрович подлил еще коньяку в рюмки. Помните у Маяковского: "Единица - ноль"? Лучший поэт советской эпохи был более чем прав.
- Почему же - ноль? - запротестовала Бивень. - Личность в определенных, благоприятно сложившихся условиях может горы свернуть. А наш директор, - она скривила губы, - так, середнячок. Честный, работящий, преданный середнячок.
"Мания величия, бог ты мой, эта туша страдает манией величия! В объективке на нее, которую я сегодня читал, это точно подмечено". Он слушал ее предельно сосредоточенно.
- Институт хорош. Но если бы вы только знали, как у нас велико поле для совершенства, сколько крупных и мелких упущений, скрытых от постороннего глаза недоделок и недостатков!
