- Знакомьтесь, - обнимая Ивана свободной от бокала с шампанским рукой зычно объявил он. - Наш российский Жан Жак Руссо. Противник абсолютизма и частной собственности. О его просвещенческих концепциях я уже как-то имел удовольствие вам сообщить.

- Правда, своего трактата "Эмиль, или О воспитании" я еще не сочинил, - в тон другу отвечал Иван. - Но собственную "Исповедь" на суд просвещенной публики скоро буду готов представить.

- Его "Исповедь" - это Академия Педагогических Наук. Его детище! Сергей произнес это с гордостью. Генерал с интересом разглядывал мэтра российского просвещения.

- А вы знаете, мне про вас вчера рассказывала Луиза, наш культурный атташе...

- Кстати, миль пардон, - мягко перебил коротышку Сергей. - Генерал военный атташе Франции в Москве. У них, начиная с Наполеона, все военные гении... эээ... субтильной конструкции. Кроме Де Голля, конечно.

- Исключение только... - разговор шел по-английски и генерал запнулся, подыскивая нужное слово, - ... утверждает правило. Итак, Луиза весьма вас хвалила. Она была на вашей лекции о мировых тенденциях педагогической мысли. Говорила, вы великий оратор, аудитория вас обожает.

Сергей вопросительно смотрел на друга.

- Это цикл лекций по линии недавно созданного общества "Знание", пояснил Иван.

- Мог бы и пригласить.

- И приглашу. Элис вернется из поездки по республикам Средней Азии - и приглашу вас обоих.

Генерал элегантно взял ухоженными пальцами бокал шампанского у бармена, передал его Ивану. Как бы невзначай оттеснил его тучным животиком в сторону.

- Видите ли, мсье Ив - я могу вас так называть? Мерси. А вы зовите меня Иоахим. Так вот, надо полагать, я с вами заочно знаком давно. Скажите, вам имя "Сильвия" что-нибудь говорит?

- Я знавал одну девушку с таким именем, - после непродолжительной паузы протянул Иван, озадаченный неожиданным вопросом. - Имя довольно распространенное.

- Это верно, распространенное. Но эта девушка преподавала французский язык в советской школе в Нью-Йорке.

- Вы ее знаете? Что с ней? Где она?

Иван выпалил все это единым духом и застыл в напряженном ожидании.

"Столько лет прошло и вот первая весточка? Или не весточка, а что-то другое? Почему какой-то генерал завел об этом речь? Что за этим стоит? Спецслужбы?" - мысли в его голове роились, выталкивали одна другую.

- Знаю ли я ее? - генерал вздохнул и Сергей вдруг ощутил огромную, больную, мужскую тоску, стоявшую за этим вздохом. - Мы с Сильвией из одной деревни. Я еще в школе за ней ухаживал - за волосы на уроках исподтишка дергал, ранец таскал, в амбаре или в сенях дома пытался тискать. Она всегда была гордая, строптивая, независимая. Свободная!

Он оглянулся вокруг, но взгляд его был затуманенным и Иван понял, что француз вовсе не обеспокоен тем, подслушивает ли его кто; он мыслями был в далеком прошлом - и неожиданно вернулся в настоящее.

- Когда она уехала в Париж, я потерял ее из вида - и надолго, продолжал он и голос его звучал уже более трезво, сухо, обыденно. Встретились мы вновь в сорок втором в Страсбурге. Я был в Сопротивлении с самого того дня, когда с воззванием к нации из Лондона обратился наш Шарль. Ждал курьера из Женевы. Курьером оказалась...

- Сильвия! - воскликнул возбужденно Иван, схватив генерала за руку. Стоявшие вокруг них обернулись, но генерал не обратил на них никакого внимания.

- Да, она, - продолжал он. - Потом мы сражались с ней до Победы и вместе вошли с нашими в Париж. Как она была умна и изобретательна! Как бесстрашно ходила по острию ножа! Дважды ее хватали немцы. В первый раз ей удалось бежать самой. Во второй она оказалась в лапах гестапо. Отбивали целым отрядом мак за несколько часов до расстрела. Тогда-то она мне и рассказала о вас, Ив.

- А что сейчас? - Иван задал этот вопрос тихо, глядя в землю.

- Сейчас? - генерал взял с бара два двойных виски, слил их в один стакан, приготовил то же для Ивана. - Сейчас она живет в Клермон-Ферране. Он бросил искоса взгляд на собеседника, добавил: - Замуж так и не вышла, хотя женихов было предостаточно.

Они выпили без тостов, однако обоим было понятно - пьют за нее, за Сильвию.

- Кстати, - генерал достал из внутреннего кармана френча плотный конверт, - вот как она выглядит сегодня.

С фотографии на Ивана глядела Сильвия, его Сильвия - такая же молодая, с той же чарующей улыбкой, живая Артемида. Справа от нее стоял мальчик, худенький, большеглазый.

- Это ее сын, - пояснил генерал.

- Сколько ему лет?

- Дайте-ка вспомнить, - он наморщил лоб, хмыкнул. - Надо же, месяц назад мы виделись в Дижоне на ежегодной встрече ветеранов Сопротивления. Тогда она мне карточку эту и подарила, тогда же я и спросил ее... ага, вспомнил - девять, ему девять лет. И зовут его тоже Ив.

- Ведь это же... - произнес негромко Иван и смолк. Из динамиков хлынула веселая мелодия. Генерал коснулся руками ушей, улыбнулся: "Не слышу. Если хотите черкнуть письмецо Сильвии, у меня есть ее адрес. Позвоните!" Молодая дама увлекла его за собой и Иван остался один среди жующих, пьющих, говорящих, смеющихся людей. "Господи, у меня где-то за тысячи километров отсюда ребенок, мальчик, сын. От женщины, которая мне бесконечно дорога, близка, понятна. И я могу никогда не увидеть моего сына, никогда не обнять больше эту женщину. Почему так нелепо, так чудовищно несправедливо устроен этот мир?" Рассеянно глядя на размытые пятна лиц, он медленно брел по направлению к выходу. Кто-то легко тронул его за локоть. Он оглянулся. Молодой человек - усы, большие выразительные глаза, нарядная прическа - протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги. "Таким, наверное, был юный Мопассан", - подумал он, разворачивая лист. На нем был размашистым почерком написан адрес Сильвии. Сверху была прихвачена изящной скрепкой визитная карточка генерала.

В тот же вечер, вернувшись с приема, он сел за письмо. Но оно никак не вытанцовывалось - то получалось слезливым, то слащавым, то выспренним. Наконец, он решил описать кратко все основные события за минувшие годы, уделив каждому страницу. Получилось довольно сухо, но, хорошо зная Сильвию, он был уверен - именно это будет ей наиболее интересно. Психологические нюансы, эволюция чувств под воздействием растущей временной пропасти, красочно и детально выписанные воспоминания прожитых за океаном лет (безумные уик-энды, чарующая поездка в Йеллоустоунский парк, наслаждения музыкой, спортом, театром) - все это он подарит ей в последующих эпистолах, непременно подарит. Сейчас же предельно важно сообщить: он жив, все эти годы были насыщены непрерывным творчеством ума, все эти годы он бережно нес в сердце ее образ - чистый, светлый, любимый. Остальное потом, даже вопросы о сыне, ведь, может быть, она сама откроет ему эту тайну.

На следующий день по дороге в институт - главный административный корпус находился в Гранатном переулке напротив Дома Архитекторов - Иван велел шоферу подъехать на Кировскую к Главпочтамту. Он сам решил отправить письмо и подошел к окошку международных отправлений, за которым скучала пышная блондинка в игривой шелковой кофточке, с трудом прикрывавшей ее дородство. "Франция? - оживилась она. - Вот куда я мечтала бы смотаться на годик-другой". "Только тебя там и ждали! - съехидничала девица за соседним окном, принимавшая бандероли по Союзу - юркая, худенькая брюнетка с крысиным личиком. - Там шлюха - профессия национальная. Верно я говорю, дядя?" - и она, улыбнувшись, подмигнула Ивану. "А вы, тетя, думаете, их у нас меньше?" - мысленно спросил он, молча взял квитанцию и в скверном настроении направился к выходу. И пока он шел к машине, стоявшей где-то напротив станции метро, гадливая улыбочка крыски преследовала его.

Прошло более полугода. Ответа от Сильвии не было. Иван терялся в догадках: то ли его весточка затерялась, то ли ее; то ли она решила не вступать в переписку - заболела, вышла-таки замуж, куда-то уехала - хотя бы в Новую Каледонию. Он осунулся, посуровел, замкнулся. И, как это чаще всего бывает, нежданно-негаданно пришла беда. И не одна. Воистину - "Пришла беда - отворяй ворота". На очередном, плановом заседании парткома института его секретарь Мария Трофимовна Бивень, после того, как была исчерпана повестка дня, своим знаменитым на весь район зычным голосом объявила: