- Тогда давай выпьем за совершенно счастливых людей. За государство этих людей, которое побеждает в самой кровопролитной и бескомпромиссной войне в истории планеты.
О присвоении ему звания Героя Сергей так и не рассказал. Чего ради горячку пороть? Пусть пройдет вручение, тогда он и организует небольшой приёмчик в "Арагви" или "Гранд-отеле" для самых близких друзей. С музычкой, все чин по чину. Как говорит о любом идейном коллективном бражничании его помощник по бюро ТАСС в Вашингтоне обычно сдержанный Родион: "Все на высшем идеологическом уровне, исключительно полюбовно, без взаимных оскорблений".
Домой он приехал далеко за полночь. Перед самой командировкой в США Сергей получил на Кировской двухкомнатную квартиру. Обставить ее он как следует не успел - предотъездная суматоха не позволила. Купил лишь самое необходимое, благоустройство оставил на потом. Теперь он долго возился с ключами. Потом искал выключатель. Пахло пылью, ощущалась холодная отчужденность. С трудом он разыскал наволочки, простыни, подушку, одеяло. все было старое, сокольническое. "Вот на этой простынке мы провели первую ночь с Элис", - он улыбнулся, расстилая еще крепкое льняное полотно. Зазвонил телефон. В необжитой квартире он звучал сиротливо, потерянно. Сергей медленно пошел в прихожую, думая, кто бы это мог быть.
- Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил! - услышал он звонкий голос Элис.
- Выпил рюмку, выпил две - закружилось в голове, - смеясь, завершил он четверостишие.
- Я скучала, гуляка, - сообщила она. - А ты?
- Мне скучать не давали. ТАСС, потом Иван с Никитой.
- Ох, этот твой Никита! Небось, опять уговаривал тебя, морального разложенца, бросить меня, эту заокеанскую блядь?
- Нет, на сей раз о тебе разговора не было.
- Все равно, терпеть его не могу - за прошлое. А как Иван? Сильвию вспоминал?
- Вспоминал.
- Ну, ладно, потом расскажешь. Ты хочешь, чтобы я к тебе приехала?
- Тебя патрули задержат.
- А вот и нет. В отделе печати Наркомата иностранных дел мне выдали все необходимые документы. Теперь мне никакой патруль не страшен. Ты не ответил - хочешь? Или ты не один?
- Хочу, хочу! - поспешно выкрикнул он.
Эта ночь была, наверное, их самой прелестной и памятной ночью. Элис примчалась не на чем-нибудь, а на "виллисе" военной комендатуры. Она поймала его прямо у гостиницы и упросила подвезти "американскую союзницу-журналистку" к родственникам русского журналиста, работающего в таком далеком и таком дружественном Вашингтоне. "Сереженька, я приврала совсем чуточку, но ведь это же для того, чтобы быстрее тебя увидеть". Старший патруля - подполковник с усиками а ля Кларк Гейбл - галантно подал даме руку (довольно скрупулезно проверив перед этим ее "credentials" верительные грамоты) и завел в пути разговор о кино. Элис поразило, что совсем недавно он видел - закрытый показ шел с устным переводом захваченные где-то у немцев две голливудские ленты: "Это случилось однажды ночью" и "Унесенные ветром".
- Эти усики оттуда! - подполковник лихо провел пальцами по верхней губе. - Ретт Батлер к вашим услугам, мадам!
- С какой радостью он принял бутылку "Белой лошади", - раздеваясь, рассказывала она.
- А патрульные - им ты что-нибудь подарила?
- По пачке "Лаки страйк". Такие славные мальчишки. Розовощекие, наверняка пушок на лице еще с бритвой не знаком.
Она подошла к окну, долго смотрела на улицы и крыши домов, покрытые свежевыпавшим снегом. Тихо сказала:
- Ты знаешь, сегодня я вдруг поняла, что люблю Москву больше, чем какой-нибудь другой город на всей земле. Даже больше, чем Чикаго.
Она отвернулась от окна, посмотрела на Сергея, сказала с веселой страстностью:
- Вообще, я безумно жажду проникнуться Россией, всем русским. Как Екатерина Великая.
"Достойный подражания пример, - подумал Сергей. - Немка радела за интересы Российской империи паче многих урожденных русских вельмож".
- Она - ради великой, огромной, богатейшей империи, - продолжила Элис, - я - ради тебя.
Она подняла над головой свой разноцветный шотландский шарф и стала кружиться вокруг овального обеденного стола, припевая: "Ради тебя! Ради тебя!" Сергей влюбленными глазами наблюдал за ней - как же судьба ему подфартила, подарив такую девку! Как подфартила! А Элис обхватила его шарфом за шею и увлекла в свой импровизированный пляс. Наконец, остановилась и, отпуская его, спросила:
- У тебя свечи есть? - и тут же сама отвечала: - Конечно, нет. Откуда же им у тебя быть?
И стала доставать из своего клетчатого портпледа бутылки и закуски. Поставила на стол и зажгла две большие свечки ("У коридорной выменяла на банку кофе"). Сполоснула посуду, тщательно протерла клеенку.
- Мы начинаем отмечать твой, а значит и мой, праздник. Пьем коктейль из "Советского шампанского" и советского армянского коньяка. За тебя, мой милый, за твою страну. И за то, чтобы и в твоем сердце, и в сердце твоей родины было местечко для любящей вас Элис. Ура!...
Близость доставляла обоим предельное наслаждение. Элис каждый раз приводило в предэкстазное состояние его умение так тонко, так нежно, так своевременно провести ласку-прелюдию, так умело подвести к высшей точке блаженства. Умирая и возвращаясь из небытия, она всякий раз испытывала восторженное ощущение тотального просветления. "Я вся, вся до последней клеточки обновляюсь. Я чувствую очищение и духа моего, и тела. Из сознания изгоняются греховные мысли, я вновь становлюсь ребенком, чистым листом, на котором заново можно писать жизнь. И я хочу жить чисто, творить добро, и мне кажется, что у меня хватит сил сделать - под десницей Всевышнего - всех людей счастливыми. Господи, если могут быть счастливы двое, то почему не могут быть счастливы все? Даже те, кто никак этого не заслуживает. Прости, прости их, Господи!" Лежа рядом с Сергеем, ощущая рукой частое биение его сердца, она смотрела и не могла насмотреться на его строгий античный профиль. Поправила сбившиеся на лоб волосы, прикоснулась легким секундным поцелуем к его влажным полураскрытым губам, произнесла отстраненно-созерцательно:
- Если действительно были в детстве человечества, в Древней Греции герои, подобные Гераклу, то они были такие, как ты - прекрасные и телом, и душой, и помыслами, и делами. Ты самый совершенный, самый обворожительный, самый желанный мужчина на свете.
"Во все времена люди поклонялись силе, мужеству, благородству, - думал Сергей, начиная вновь трепетно и нежно ласкать обмиравшую от желания, едва заметно дрожавшую от истомы и неги Элис. - Люди искали и создавали в мечтах и сказках героев, наделенных лучшими человеческими качествами, создавали кумиров, достойных поклонения и подражания. Сегодня меня, обычного смертного, может быть, чуть сильнее, чуть умнее, чуть удачливее других, сделали героем. Радостно? Безмерно, я и не собираюсь разыгрывать из себя чрезмерного скромнягу. Но радость эта омрачена тоже безмерно - я не могу, не имею права рассказать об этом самой любимой, самой преданной, самой лучшей женщине моей жизни"....
- Серж, Сержик, любимый, где ты, приди, вернись ко мне, возьми меня. Всю! Сов-сееем...
Алеша в ту ночь никак не мог заснуть. Мечталось. В ночной мгле свистел дьяволом морской ветер, скрипели мачты. Он, лихой английский лазутчик, на бриге летел по свирепым волнам через Ла-Манш во Францию, чтобы проникнуть тайно в расположение войск под предводительством Людовика Святого и разведать его планы ведения кампании в Анжу. Или он на белом скакуне несся по знойной пустыне во главе летучего отряда арабских мятежников, выведывая расположение противных турецких войск. Наконец, сегодня в Берлине он хитроумно обходил все заслоны СС, СД, гестапо и метким выстрелом в сердце убивал это исчадие ада - Шикельгрубера, Гитлера, фюрера Третьего рейха и тем завершал мировую войну.
Разведка! Разве может быть занятие более увлекательное, более нужное и более действенно-результативное? Любая - локальная, тактическая и особенно стратегическая. Когда враг пребывает в состоянии блаженного неведения, что его самые главные, жизненно-важные тайны обретены секретными службами противника и уже детально изучаются и мастерски обращаются против него самого. Как жаль, что о наших разведчиках почти ничего не пишут. И фильмов нет. Об иностранцах, работающих против нас - сколько угодно. Но это же не разведчики. Это шпионы. Разница.
