Глава сороковая ПОЗНАЮ ЛИ СЕБЯ?
Раджан настоял на том, чтобы его выписали из госпиталя на несколько дней ранее предложенного консилиумом срока. Была суббота, и он решил преподнести Беатрисе сюрприз - заявиться домой рано утром, что-нибудь около восьми часов. "Уезжать она вроде бы никуда не собиралась, - думал он, ставя машину в подземном гараже их дома. - Бедняжка! Опять, наверно, завал работы в редакции. В последний раз она накоротке забегала в госпиталь, кажется, в среду. После этого даже не звонила. Да, убийство Джона Кеннеди всем прибавило дел: бизнесменам, журналистам, политикам, дипломатам... Сейчас поднимусь на лифте, тихонечко открою дверь, обниму мою Беату, скажу ей, полусонной, теплой, чистой и ласковой, как ребенок: "Любимая - это я!".
В дверь был врезан цифровой кнопочный замок. Шифра к нему Раджан не знал, он и видел-то его впервые. "Угрожающе много жулья развелось, подумал он, разглядывая массивный замок. - Сама Беатриса едва ли догадалась бы обзавестись новым замком. Подсказали - полиция или соседи". Он нажал кнопку звонка.нажал еще, еще, с каждым разом все продолжительнее и нетерпеливее. Тишина стояла абсолютная. "Надо было в такую рань вставать, чтобы поцеловать дверную ручку", - Раджан беззлобно усмехнулся, собираясь возвратиться к лифту. И тут щелкнул дверной замок, послышался звук сбрасываемой цепочки, и он увидел Беатрису. Недовольно щурясь слегка припухшими со сна глазами, кутаясь в куцый японский халатик, она молча переминалась с ноги на ногу.
- Это ты? - слова эти были произнесены Беатрисой недовольно-удивленным тоном. Раджан почувствовал, как что-то оборвалось у него внутри, что-то связывавшее его с этим миром, что-то такое надежное и вместе с тем так легко ранимое.
- Но ведь врачи говорили, что ты сможешь выйти только через неделю, продолжала Беатриса несколько более приветливо.
- Врачи! Что они знают о моей любви к тебе? - Раджан прижал к себе Беатрису, ощутил, что под халатиком у нее ничего не было. Наклонившись, он хотел поцеловать ее в грудь, но она быстро отступила на шаг.
- Что-нибудь случилось? - Раджан недоуменно посмотрел на нее.
- Просто я еще не проснулась, - ответила Беатриса отчужденно.
"Что-то все же происходит, - думал Раджан, снимая пиджак, развязывая галстук. - Такой холодной встречи еще не было. Может быть, у ее отца какие-нибудь неприятности? Или она нездорова? Или она все еще находится в состоянии депрессии после убийства ее кумира?". Эти и многие другие мысли проносились в голове Раджана. Беатриса ушла в свою спальню и находилась там довольно долго. Раджан достал из холодильника банку мангового сока, раскрыл ее, отпил немного. Подошел к бару, достал бутылку виски, налил полстакана. Сделав глоток, он с отвращением сморщился, поставил стакан на стойку. Собственно, не понравился ему запах. Вкуса он не ощутил ни когда пил сок, ни когда глотнул виски. "Добрые боги! - молил Раджан. - Защитите мою любовь, жизнь мою защитите!".
Появилась Беатриса. Она словно и не спала вовсе - смотрела глубокими, широко раскрытыми глазами, щеки в персиковой пудре, губы в необычной бледно-лиловой помаде. Стального цвета костюм с наглухо застегнутым воротом делал ее старше, придавал лицу строгое, почти суровое выражение.
- Сядем, Раджан, - глухо, спокойно произнесла она. - Нам надо поговорить.
"Это не Беатриса, - ужаснулся про себя Раджан. - Это совсем чужая женщина. А с чужой о чем говорить?". Однако он покорно опустился в кресло напротив Беатрисы, покорно ждал ее слов.
- Поверь, Радж, милый, мне нелегко сделать то, что я собираюсь. Но я должна. Недавно я открыла для себя тяжкую, но непреложную истину - любовь умирает. И вряд ли имеет значение, умирает она сама или ее насильно отправляют в небытие. Главное в том, что ты просыпаешься однажды и понимаешь, что ее уже нет.
"Как на похоронах, - подумал Раджан тоскливо, поежившись. - Как на собственных похоронах. Он сидел на кончике кресла, понурив голову, глядя в пол. - Самое ужасное будет, если она начнет меня сейчас утешать".
- Я понимаю, - Беатриса тоже избегала его взгляда, смотрела на экран отключенного телевизора, - тебе, может быть, сейчас тяжело. Но я, увы, ничем не могу помочь.
- Что ты говоришь? - вскричал Раджан. - Или я сошел с ума? Или это недобрый розыгрыш? Скажи, ну скажи, что это розыгрыш! - требовал он, чуть не плача.
Беатриса пожала плечами.
В спальне Беатрисы послышался кашель. Раджан поднялся на ноги, в изумлении посмотрел на девушку, сделал шаг по направлению к двери спальной. Беатриса тоже поднялась, словно защищая собой кого-то, видимого лишь ей.
- Вот даже до чего дошло, - сокрушенно произнес Раджан, и добавил тихо: - Кто он?
- Какое это имеет значение? - ее щеки зарделись, голос осекся. Впрочем, какой это секрет. Там Бобби Кеннеди.
- И давно это у вас? - страдальческая улыбка едва тронула губы Раджана, он поднял глаза на Беатрису и тут же их опустил. Если бы она знала, чего стоила ему эта улыбка. Если бы она только знала!
- Давно - недавно - разве это существенно?
- Все-таки я хотел бы знать.
Беатриса уронила голову на руки и так сидела долго, очень долго. Наконец наклонилась к Раджану, проговорила в каком-то исступлении:
- Это случилось после того, как ты попал в госпиталь.
Обхватив голову руками, она застонала, раскачиваясь из стороны в сторону:
- Ах, не о том мы говорим, совсем не о том!
- А о чем же надо говорить? - печально улыбнулся Раджан, чувствуя, что слезы вот-вот хлынут из его глаз и ужасно боясь этого.
- Откуда я знаю - о чем? - Беатриса обреченно вздохнула. - Знаю одно - мне так безумно было жаль Джона Кеннеди. И мы все так боялись, чтобы Бобби не сделал чего-нибудь с собой. Ты не подумай, что я пытаюсь оправдаться. Нет, иногда я мучительно тяжко продираюсь сквозь дебри собственной души. Хочу понять себя.
"Жалость - ближайший сподвижник любви, - думал Раджан. Мать жалеет дитя, жена - мужа, здоровый человек - увечного или неизлечимо больного. Почему же ты, моя Беатриса, меня не пожалела? От твоей жалости я не отказался бы. Она удержала бы любовь. Жалость - надежный якорь. Но ты пожалела другого. О, добрые боги, огромную обиду, видно, нанес вам я и весь мой род, что вы так бессердечно наказываете меня. Но я не ропщу. Я приемлю ваше проклятие со светлой и тихой душой".
Неожиданно он вспомнил диско, куда они как-то забрели с компанией подвыпивших друзей. Как завораживали рев и гром оркестра, сверкание линз прожекторов, брызги разноцветных вспышек, тени дергавшихся фигурок, потерявших способность ориентироваться во времени, в пространстве, в жизни. И теперь она напоминала ему одну из них, запомнившуюся лучше других бледную, худую, с горящими глазами и космами ведьмы и откровенно сексуальными дерганиями уличной потаскухи. Напомнила взглядом. Все другие аналогии шли от обиды. "Но ведь я люблю эту ведьму, эту потаскуху! Я умру без нее!".
Раджан встал с кресла, прошелся по комнате, поправил несколько безделушек, поставил бутылку виски в бар.
- Я ухожу, - глухо сказал он, приблизившись к Беатрисе и глядя теперь прямо в ее глаза. - Вещи мои отошлешь по адресу, который я тебе сообщу.
Он помолчал, улыбнулся своей печальной улыбкой:
- Я ни о чем не жалею. Я был счастлив.
Он подошел к двери, взялся за ручку, посмотрел на Беатрису. Вымолвил, словно смертельно раненый:
- Прощай, любимая.
- Прости, если сможешь, - воскликнула она, подбегая к нему. - Мы ведь друзья, правда?
Последний его взгляд Беатриса запомнила навсегда - на нее смотрел человек, которому нечего было терять в этой жизни.
- Я убил бы тебя, если бы мог! - воскликнул он громко и страстно. Но нет, не могу.
Лифт умчался вниз, а Беатриса стояла в коридоре, прислонившись к стенке щекой, и беззвучно рыдала...
Когда она вернулась, Бобби ставил на стол поднос с лег- ким завтраком: овсяная каша, яйца в мешочке, масло, джем, поджаренные хлебцы. Стройный, широкоплечий, загорелый, счастливо наделенный на редкость правильными чертами лица, он знал, что нравится женщинам, иногда бравировал этим. Еще несколько лет назад он профессионально играл в теннис, чему щедро способствовали его природные гибкость и ловкость. Молочного цвета просторный костюм в какой-то мере скрывал красоту его фигуры, но Беатриса знала теперь каждую родинку на его теле, овалы мускулов, бледно-голубые ниточки вен. Хмурая, заплаканная, она подошла к зеркалу.
