Было восемь утра, когда длинный сверкающий черный лимузин подъехал к складу подержанных автомобилей. Гарвей, услышав, что кто-то подъехал, вышел из конторы и пошел навстречу лимузину. Он немедленно заметил, что его вел шофер с телосложением Микки Харгитея.
На заднем сиденье неподвижно сидел человек, съежившись и скрывая лицо за воротником. Но открылась передняя дверь, и из автомобиля вышел маленький энергичный человек с хищным лицом.
Он многозначительно кивнул Гарвею, оглядел машины и, подняв бровь, показал на "форд",
- Я полагаю, это та машина.
Гарвей кивнул.
- Эта детка.
- Детка?
- Это американское выражение, - объяснил Гарвей. - Мы все называем детками.
Он посмотрел на черный лимузин за спиной маленького человека.
- Вы катаетесь на очень недурной малышке. Не собираетесь продать ее, а?
Маленький человек решительно покачал головой.
- Меня интересует так называемая модель А, о которой мы говорили по телефону.
Гарвей улыбнулся ему. Затем подмигнул, толкнул мужчину в грудь и спросил:
- Я уговорил вас, не так ли? - Он ткнул, пальцем в сторону "форда". Разве это не сенсация? Вы берете машину в свою страну и объясняете там, что на таких моделях ездят капиталисты. - И он сунул локоть под ребро маленькому человеку. - Разве это не стоит шести фунтов?
Маленький человек отряхнул пиджак, отступил на шаг назад и обозревал Гарвея наполовину с ужасом, наполовину с любопытным, клиническим интересом.
- Как мы будем использовать этот автомобиль, это уже наше дело, если только нас устроят условия. Вы сказали, что он стоит триста долларов?
Гарвей заметил, что тот уже готов был лезть в карман за кошельком.
- Триста долларов стоит обычная машина, -поспешно пояснил Гарвей.
Он чувствовал, что его глаза вылезают из орбит, поскольку маленький человек копался в бумажнике и начал извлекать купюры.
- Втулки колес - высшего сорта - это двадцать долларов. Коленчатый вал, учитывая, что вы им пользоваться не будете, я уступаю за двенадцать долларов. - Его напрактикованный глаз буравил модель А. - Специальное оконное стекло, - тут он почувствовал, как правда поднимается в нем, и сказал по этому поводу: - Конечно, оно может разбиться.
- Может разбиться? - переспросил маленький человек.
- Его можно разбить, вот что я имею в виду, - пояснил Гарвей и, решив, что лучшей частью доблести является осторожность, он молча извлек и разложил какие-то бумаги на капоте неслыханно старого "джордана-8".
- Вам достаточно поставить вот здесь свою подпись, - сказал Гарвей, доставая ручку. - Перемена владельца, название, условия продажи. В трех экземплярах каждый, я пометил крестиком, где вы должны расписаться.
Человечек собрал бумаги и отнес их в черный лимузин. Он постучал в заднее окно, оттуда появилась большая толстая рука и, взяв бумаги, скрылась в автомобиле. Послышался приглушенный вопрос на чужом языке. Мужчина повернулся и спросил:
- Мой... мой хозяин спрашивает, даете ли вы вместе с машиной гарантии?
И снова Гарвей почувствовал леденящий холод. Снова наступал момент, когда он должен был сказать правду. Гарвей слабо улыбнулся. Откашлялся. Запыхтел. Промямлил мотивчик из "Чучел и куколок". Широко глянул через плечо, надеясь увидеть Ирвинга и сменить тему. Но вопрос висел над ним, как дамоклов меч. Гарвей очень хорошо осознавал, что просто откладывает заключительную схватку. Он должен был идти до конца и сделал это.
- Машина заколдована, - произнес он глухим и пустым голосом.
Маленький человек смотрел на него, подняв бровь.
- Заколдована?
Гарвей махом развеял его подозрения:
- Заколдована. По-настоящему заколдована. Я хочу сказать, что это как... ну, словом, заколдована! И этого нельзя сказать ни об одной другой машине, которую вы когда-либо видели!
Гарвей говорил, подбадриваемый правдой, побуждаемый честностью, а его абсолютное отчаяние придавало его голосу лирические нотки.,
- Послушай, что я скажу тебе, приятель, - говорил он, подойдя к мужчине, чтобы воткнуть в него указательный палец. - Многие из этих машин давно отработали свое. Давным-давно. А несколько из них - брак первого сорта. Некоторые машины я прячу за конторой в закамуфлированном виде, поскольку это и вовсе монстры. - Он повернулся и театрально показал на модель А. - Но эта машина, я говорю о "форде", - она абсолютно заколдована! Переводчик, или кто он там был, повернулся и что-то сказал заднему сиденью и через мгновение получил бумаги от человека, сидящего там. Он передал их Гарвею.
- Вот, - сказал он. - Все подписано.
Он посмотрел на "форд" через плечо Гарвея.
- Я полагаю, в машине есть горючее?
- Горючее? - Гарвей скроил гримасу. - Вы имеете в виду...
- Бензин, - перебил маленький человечек. - Бак залит?
- Залит под горлышко, - заверил Гарвей. - Вы можете ехать, дружище, прямо сейчас.
Мужчина удовлетворенно кивнул, сделал знак шоферу и тот вышел из лимузина. Гарвей повернулся, щелкнул каблуками и, вальсируя, направился к конторе, точно отяжелевший танцор балета. Он одним прыжком преодолел четыре ступеньки, прошел в контору, схватил помощника за уши и запечатлел у него на лбу сочный поцелуй. Он раскрыл бумаги и изучил их. В первый раз он почувствовал невероятную легкость ума и тела, словно с него только что сняли гипсовую форму.
Ирвинг был испуган, даже потрясен, когда смотрел через открытую дверь на отъезжающий лимузин.
- Вы знаете, что это такое, босс? Они называют это "ЗИС". Это русское слово.
- Гарвей пнул корзинку для бумаг с искренней животной радостью.
- Вот именно, - сказал он.
Гарвея несло. Вскочив на стол, потревожив кипу бумаг и перевернув чернильницу, он сказал: - Ирвинг, придурок, это самый счастливый день в моей жизни!
Ирвинг перестал его слушать. Он квадратными глазами смотрел сквозь открытую дверь на первую модель "форда", пыхтящую мимо него.
- Босс, босс, вы его продали! - шептал он.
Оторвавшись от Двери, он уставился на Гарвея, потом его взгляд скользнул вниз на газету, по-прежнему лежавшую на столе. Заголовок гласил: "Визит Хрущева в ООН".
- Хрущев, - он едва осознавал это. - Никита Хрущев.
Он неуверенно шагнул к столу, на котором в луже чернил и груде разорванных бумаг, точно диковинный божок, стоял Гарвей. Ирвинг взирал на него с почтением и благоговением.