Курс на Эльдорадо

Дорога была широкая и удобная, и растопыренные пальцы деревьев нелепой своей символикой вряд ли могли задержать на себе чьё-то внимание. Машины, проносившиеся мимо, были заново выкрашены, и у каждой был свой Шанс на Выигрыш. Случайность порождает множественность, равно как и наоборот. Это лотерея, в которой разыгрывается боль. Чем крупнее выигрыш, тем дороже за него приходится платить. И хоть порядок (я заметил это) соблюдался безукоризненно, это не застраховывало от несчастных случаев. О них узнавали из газет. Резкий порыв северного ветра заставил встрепенуться отшельнически-безмолвный лес и вонзился словно лезвие в мою грудь. Я покрепче прижался к борту машины - нужна была хоть какая-то опора, а то, что я был не один, ничего не меняло. - Вы не знаете, где мы остановимся? Мой сосед промолчал. Я повторил свой вопрос, не из желания, конечно, получить ответ, а просто из упрямства. И тогда он заговорил, медленно и размеренно. - Да будет вам известно, молодой человек, что место, где мы находимся, предназначено исключительно для передвижения, а вовсе не для выяснения отношений и прочая. Закончив эту фразу, он закрыл глаза и нацепил маску. Я сомневался ещё секунду, не больше, а затем поднялся и сделал шаг в пустоту за бортом машины... Поднявшись с асфальта и оглядевшись по сторонам, я увидел, что поодаль, на автобусной остановке, стоит женщина лет сорока с полной корзиной роз. На первый взгляд всё произошло случайно. Случайно я оказался в машине, случайно спрыгнул,- причём спрыгнул на редкость удачно, не получив даже ни одного серьёзного ушиба,- да и женщина не была какой-нибудь особенной, таких тысячами можно увидеть на улицах их городов со скудным прошлым и ещё более скудным сегодняшним днём. Когда я подошёл к ней, она слабо улыбнулась и молча протянула мне букет цветов. К своему изумлению я обнаружил, что цветы не пахнут, и тут же понял, что они сделаны, правда очень искусно, из розовой ткани. - Эти цветы... не настоящие? Она поправила косынку и снова попыталась улыбнуться. - Если бы я стала рассказывать, это отняло бы у вас время... - Но я никуда не тороплюсь. - Правда?- в её голосе послышалось удивление.- Вы знаете, раньше здесь был сад, и в саду этом росли розы, и когда они распускались, им не было числа. И тогда звучала музыка, и многие приходили слушать её. А потом здесь проложили эту автомобильную трассу. Некоторое время цветы ещё росли по обочинам, но потом обочины засыпали щебнем, да и всё равно бы они зачахли. Уж больно большое здесь движение. Так и появились эти искусственные розы,- неожиданно закончила она. - Но почему вы остались здесь? Она посмотрела на меня с недоумением. - Вы пытаетесь заменить оригинал подражанием, а какой в этом смысл? - Но ведь вы подошли... Значит, не зря... - Да, но... Вдруг я почувствовал на своём плече чью-то руку. Я обернулся и оказался лицом к лицу с высоким, худым человеком в вязаном джемпере. Возраст его можно было бы узнать из его паспорта, но мне это было ни к чему. - Всё спорите?- заговорил он, глядя, почему-то, на одинокую водонапорную башню, торчавшую посреди голого поля наподобие перста, указующего в небо.Это хорошо. В спорах рождается истина. - Это банальность,- возразил я ему.- И к тому же, не слишком удачная. Истина не может родиться, равно как и умереть. Истина или есть, или её нет вовсе. - Тогда зачем вы стоите здесь? Вопрос этот, в сущности резонный, прозвучал как насмешка. Ведь о том же самом я спросил минуту назад эту женщину! Я прекрасно помню, что нас было всего трое, так что слухи о собравшихся толпах совершенно беспочвенны. Эти люди собрались вовсе не вокруг нас просто в очередной раз динамик прокаркал отправление, и все заспешили занять места согласно купленным в кассах билетам. Так уж устроен человек - он всегда будет оправдываться или обвинять. Но оставшись один, на кого ты будешь сваливать вину за свою трусость?

Аккомпанемент из трёх аккордов

Осень была одета в траур, и Она стояла посреди тротуара прямо перед Вывеской, комкая в руке ненужный уже билет. Это было Мгновение, потом были люди, были ещё люди, они говорили, говорили, перебивая друг друга, но всё было впустую, ведь они не слышали друг друга, потому что их транслировали по разным каналам Телесети, а Ей тем более не было до них никакого дела. Взлохмаченные чёлки оставшихся в живых деревьев склонялись перед натиском мусорных урн и статистики, не ведая, что всё это было рассчитано на год вперёд, и только то, что принято называть случайностью, запрогнозировать не удавалось. И напрасно морщили бумагу Компьютеры, пытаясь определить Степень Вероятности, пользуясь тем преимуществом, что понятия не имели о нервах и таких вещах как радуга, то есть были вполне объективны. Она больше не верила в случайность, но и в компьютеры тоже, а значит, всё, что у Неё теперь оставалось, это легкий не по погоде плащ, ненужный уже билет, туфли и ещё Колыбельная Зимы, которая приближалась издалека, сначала чуть слышная, но всё громче и печальней, и всё вокруг подтверждало её. А время сквозило в каждом движении тех, кто двигался. Сначала к ней подошёл Инквизитор. Он вежливо представился, задал несколько вопросов, аккуратно записал Её ответы в записную книжку, после чего поправил галстук, оставил визитную карточку и неслышно удалился. Потом был Страж, он шёл не один, а в сопровождении свиты, одетой в одинакового цвета униформу. Он не стал ничего говорить, а просто преградил ей путь к трамвайным путям, к которым она, собственно, и не собиралась идти. Он сделал это просто для порядка, подчиняясь Своду Обязанностей, лежавшему в единственном кармане его пиджака. Но вскоре ему стало ясно, что миссия его исчерпана, и, напоследок строго нахмурив брови (на всякий случай), он продолжил обход улиц. Свита безмолвствовала. Ей вдруг пришло в голову, что всё это похоже на Выставку Игрушек, и Она улыбнулась, первый раз за день, но улыбка была искренней. Фотограф успел заснять этот момент и хлопал теперь в ладоши от радости. Ещё бы! Ведь он торчал тут с самого утра и насквозь продрог. Но теперь он забыл про это. Теперь этот снимок будет на весь разворот напечатан в Вечернем Выпуске, а он сможет наконец-то позволить себе чашечку кофе и полчаса отдыха в любимом кафе, где его никто не знает, а он знает всех. Впрочем, Ей это было почти безразлично, иначе Она вспомнила бы, что забыла подкрасить губы. Улыбка привлекла внимание не только фотографа. Спустя минуту после Гениального Снимка к Ней подлетел Наставник с залысиной и набором хирургических инструментов. Он тут же стал советовать Ей. Кажется, спорт, не увлекаться сексом и алкоголем, потом режим дня и... Но поняв по Её глазам, что Она не слушает его, он обиженно поджал губы и хлопнул дверью ближайшего подъезда. Больше к Ней не подойдёт никто. Ну разве что какая-нибудь облезлая кошка потрётся о Её ногу, и всё. Она перевела дыхание, поправила волосы и заспешила туда, где ждёт Её зеркало в прихожей, окно, три книжные полки и газовая плита, короче, то, что мало кого интересует. Всё это - сценарий фильма, написанный существом с труднопроизносимой фамилией, которое само по сути действующее лицо нелепой драмы. Нелепой, потому что это драма, а драмы лишь повторяют одна другую. - Мы играем в игру с жёсткими правилами, установленными не нами, но нами упрямо соблюдаемыми. А соблюдать - это значит заново устанавливать. Регулярно повторяющаяся фраза - это Авторитет, а авторитетам принято верить. Это ещё одно правило всё той же игры.

. . .

Но всё-таки бережнее всего мы храним фотографии детства, а значит, мы ещё живы. Что ж, у нас есть ещё шанс остаться в живых. - Аккомпанируй нам, Осень!

1988