- У меня туфля слетела! - Догоняй! Брось её, догоняй! Быстрее бега, быстрее самого движения, легка твоя ноша, самая светлая, самая горячая, твой жизнецветущий гений. Замерла, запыхавшись, рассмеялась, бросилась ко мне, какой подарок может быть больше? Я подхватываю тебя на руки и поднимаю в небо, ты между солнцем и мной, единственный посредник. Сойди же плодородие на душу мою! Лес - стены рва. - Не урони! - Ни за что! Ни за что не уроню я тебя, ты жизнь моя, и я неуязвим, пока могу возвращаться к тебе, и даже смертельно раненый, я буду каждый раз воскресать. - Ну опусти же! Её смех подхватывает эхо и разносит его по зеркалам, и вертишейка, слыша его, благодарит нас, и горы отзываются, не из скал они, нет, из вершин, и Флора тихонько плачет от радости. Радуга на твоей ладони, радуга - телефон, радуга-бабочка, вот вспорхнула, гудки у самого предела небес. Поговори со мной, ангел, ласковая моя, я помню, как пела ты, а я аккомпанировал, я хорошо играл? Ну хочешь, я сымпровизирую что-нибудь, импровизация - вот лучший из всех замыслов. - Упало яблоко с ветки, и из зёрнышка выросло дерево, но плоды его оказались горькими, что же делать с этим деревом? - Привить плодоносящую ветвь! Ты подносишь под струю фонтана кубок, ты наполняешь его, и облака, отражаясь в нём, пьют с твоих рук. Кто пьёт эту воду, никогда не чувствует жажды. Посмотри, гости пришли на праздник, вот танцуют они и приветствуют друг друга, подбрасывая в воздух напудренные парики. - А в честь кого этот праздник? - В честь твоего возвращения. Ты входишь в парадный зал своей бесподобной походкой, и все благоговейно склоняют головы. И вино играет в бокалах, и откуда-то доносится саксофон. - Они любят меня? - Они обожают тебя. Они так к тебе привязаны... - Неужели я совершенство? - Мы любим людей за их достоинства и привязываемся к их недостаткам, а ведь обожание - это сумма любви и привязанности. - Скажи им, что я тоже люблю их. Она посылает поцелуй небу и льнёт ко мне, приглашая меня танцевать. Так легко. Мы одни посреди океана. Даже мраморные головы неведомых римлян улыбаются тебе сквозь плен неподвижности. Ты так близко. Твой смех. Солнце радугой играет в ресницах. Сочини мне сонет! Пожалуйста, я сплету тебе целый венок. Я начинаю импровизировать, вот на секунду запнулся. Нет, не так! Ты начинаешь исправлять, отчитывая меня как ребёнка. Но ты же никогда не писала стихов! Ерунда, говоришь ты и напускаешь на себя строгость, но не выдерживаешь, и мне вдруг становится смешно от того, что это и впрямь ерунда, и я говорю: "Да. Да, так, и правда, лучше". "Запиши",- советуешь ты.- "А то забудешь". Я хватаю ветку и пишу на песке, и мы с полной серьёзностью наблюдаем, как слюдяные языки волн старательно слизывают мои неровные буквы. Потом переглядываемся. "Ладно", - махнула рукой.- "Я помню их наизусть". - А что сказал бы король Артур, если бы увидел нас? - Он на всякий случай прикончил бы меня. - Зачем? - Он решил бы, что нет человека, который был бы тебя достоин. - А Заратустра? - Что бы он ни сказал, это стали бы повторять, приговаривая: "Так сказал Заратустра." Ты не устала? Нет, нисколько. Жаль, - говорю я. - Я хотел понести тебя на руках. Тогда устала, - киваешь ты, и действительно, принимаешь усталый вид. Это они научили тебя так бесподобно играть? Разве можно кого-нибудь чему-то научить? Нет, ты права, можно лишь капельку напомнить человеку, какой он на самом деле.

Скажи солнцу, пусть споёт колыбельную. - Ты просто девочка, славная, милая девочка. Ну конечно, оно споёт тебе. Оно так любит тебя. Оно гордится тобой. Ты молчишь. Спускаешься с моих рук на землю. Рассеянно срываешь цветок. О чём ты думаешь? - Ручей, укажи нам путь! - ты осторожно погружаешь в него руки и поднимаешь их, и капли воды, наливаясь солнцем, капают с твоих пальцев. - А ты попробуй удержи его в руках. - Разве можно удержать время? - Удержать время значит удержать мир. - Это невозможно? - Невозможное разнится с недостижимым. - Чем? - Невозможное для того и существует, чтобы пришёл кто-то один и единственный сделал это. Больше никто не сделает этого. Это его путь. Путь невозможного, но творимого. - И у каждого есть такой путь? - У каждого. Нужно только сделать свой выбор. - Выбор? - Да. Видишь, ручей струится посередине дороги, и вместе с ней летит как пущенное солнцем копьё. Ясеневолистая дорога, это наша дорога, и никто не сможет пройти по ней кроме нас.

Дорога, ясеневое копьё. Посередине её ручей. Мы поднимаемся и идём, соединив над водой руки в знак победы нашего союза. Победы вечного над мимолётным. Шопенгауэр узнает свой символ. Мы идём, соединив над водой руки, как солнечное посольство. Как Миссия Света.

X

Лето, моё уходящее лето. Жёлтая трава, усыпанная ледяными брызгами, мёрзнут руки, и теряет земля тепло, и плачет, несчастная, о покидающей её дочери. Золотые отблески тепла и холод, холод, и можно потеряться в нём и замёрзнуть. И умереть. И ты уходишь от меня, золото, золото - гранатовые зёрна. И страх, пусть даже это страх перед страхом. Какой огонь может быть оправданием такой чудовищной платы? Вот они, передо мной, твои фотографии во весь разворот, дворцы с зеркальными залами, царство призраков и теней. Иди к ним. А я... Я буду проклинать темноту-беспутье и отбиваться от хохочущих демонов обгорелыми перьями феникса, и ждать, ждать твоего Воскресения. Каждый раз ты уходила для того, чтобы жизнь моя была свободна, свободна от ненавистного мне плена, но не свободна она, в плену твоих уходов и возвращений. Потерь и обретений. Тебе только казалось, что ты покупаешь свободу. В царстве мёртвых нет свободы. Наш союз - наша тайна; те, кто вынесли тебя мёртвой из спальни, те, кто под вспышки фотокамер плакали на твоей могиле и слушали речи, не знают её. Я помню, как ты стояла у открытой дверцы автомобиля, ночь целовала край твоего плаща, а ты махала мне на прощанье рукой и смеялась. Холод, холод, темнота и снег вокруг, мы сделали невозможное, но кто воскресит всё это? Меня не было рядом, и некому было прийти на помощь, когда ты звала немеющими губами. Мы думали, что играем только в одну игру, и не подозревали о существовании другой. Нелепость! Но карты разыграны, и тебе выпала смерть. Прости меня за мой страх! И те, кто остались вокруг меня, не знают, как помочь мне, не понимают, они говорят: "Посмотри, ты идёшь к смерти! Как можешь ты идти к смерти?" Нет, не понимают они, не знают они того, что есть только один путь, путь, по которому я должен пройти до конца, и путь этот - к тебе, и нет для меня иного пути. И враги мои не понимают, и Карл, и друзья. Если бы ты была жива, это был бы мой путь жизни, но вот тебя нет, и этот путь стал для меня путь смерти. Ведь и в смерти мы с тобой - единое целое, и нет одного из нас без другого. И снова поднимаюсь я на вершину, пробиваясь сквозь снег, и ищу я мост через Лету, ноги мои замерзают, и поздно мне уже возвращаться. Я иду, чтобы вспомнить, увидеть и умереть с верой в воскрешение. И, не в силах перекричать вьюгу, я кричу, умоляя (кого?) простить нам наш маленький миф о том, что разлукой можно купить покой.

1989 г.