Карета въехала в заросли рододендрона и остановилась. - Приехали,- объявил он, распахнув дверцу кареты и спрыгнув на землю.Давайте руку. - Не нужно, спасибо. - Давайте, давайте. Я выбрался наружу и огляделся. Вокруг был лес, тёмный и, кажется, непролазный. - А вы уверены, что мы уже на месте?- с сомнением сказал я. - Уверен,- сказал он.- Немножко пройдёмся пешком. - А не проще ли было... - Поезжай! Что?- он повернулся ко мне. - Не проще ли было подъехать к самому дому? - Проще,- согласился он.- Пойдёмте. Ничего не оставалось, как со вздохом подчиниться. Сбивая ноги о корни деревьев, то и дело налетая на торчащие отовсюду ветки, я пробирался за своим проводником, сетуя в душе на его склонность к чудачествам, которую я и так слишком хорошо знал, и которая снова подтверждалась самым неприятным образом. - Осторожнее!- вскрикнул он, в очередной раз подхватив меня под локоть.Смотрите под ноги, а то ведь я могу и не удержать вас однажды. - Благодарю,- сказал я, отряхиваясь от паутины.- Однако... долго мы что-то идём. - Признаюсь,- сказал он,- мне иногда нравится возвращаться домой таким образом. - Странная причуда,- вырвалось у меня. - Странная?- спросил он.- Ну что ж, пусть так... А вот как мы дальше пойдём? Он посмотрел налево, потом направо, после чего посмотрел на меня. - Какие будут предложения? Дело в том, что путь нам неожиданно преградила канава с грязной, протухшей водой, довольно широкая, так что перепрыгнуть её было нельзя. Обойти тоже. И мостика нигде не было видно. Я молча смотрел на воду. - Так-так. Нет мостика. Значит, нужно его сделать. Вопрос, из чего. Справедливый вопрос. Как вы полагаете? Я сказал, что да, справедливый. - Давайте сделаем вот как... вброд мы эту канаву не пройдём. Я согласился, что вброд нет, не пройдём. - А мы сделаем по-другому. Мы сделаем мостик. И мы сделали мостик, с которого я чуть было не полетел в воду, поскольку дерево, использованное для этой цели, видимо, успело уже долго пролежать на земле, вследствие чего напитало изрядное количество влаги, кора отваливалась от ствола кусками, нога то и дело попадала на скользкое, и требовалась изрядная выдержка, чтобы не потерять равновесие. - Ну вот мы и переправились,- сказал он довольно. - Послушайте... - Скоро придём,- заверил он.- Для чего всё это, вы хотите сказать, я угадал? Но согласитесь, есть своя прелесть в том, чтобы появиться в своём доме внезапно. Неожиданно! - Наверное,- сказал я без особого восторга.- Но стоит ли ради этого... - Вовсе не ради этого. - А ради чего? - Вам непременно нужно, чтобы ради чего-то, да? - Просто я ноги промочил уже. Почему бы вам не расчистить этот лес? Или вырубить его совсем. - Не хочу,- сказал он.- Мне он нравится. Вам, я вижу, не очень. Всё из-за того, что вы промочили ноги. С утра дождь был сильный, вот и сыро. - Не только из-за этого. - Хотите я скажу вам кое-что? - Я могу не отвечать? - Можете. Так вот, вам показывают бриллиант, хотят, чтобы вы полюбовались. А вас волнует только одно: настоящий он или поддельный. Вам нужно стукнуть по нему как следует молотком, и только когда вы сделаете это и убедитесь, что бриллиант настоящий, вы скажете: "Да, это красиво". И сможете получать удовольствие, любуясь им. Это никоим образом не связано с нашей с вами прогулкой,- добавил он. - Всё связано со всем,- возразил я резко. - Вы правы,- сказал он.- Однако, я вижу, что вы настроены спорить. Первый признак того, что вы устали и раздражены. Но кстати мы уже почти пришли.

Я вошёл в кабинет. Она сидела в кресле и читала книгу. - Добрый день, мадемуазель. Она вздрогнула и посмотрела в мою сторону. - Ой! Это вы... - Я вас напугал? - Ничуть... Я просто зачиталась. - И не ждали меня увидеть. Она смущённо улыбнулась. - Ваш брат разыскивает вас повсюду и, кажется, очень расстроен. - Мой брат?- она вскочила на ноги.- Но я же ему написала... - Насколько я понимаю, вам следует успокоить его. И как можно скорее, пока он не потерял голову окончательно и не ввязался в какую-нибудь историю. Она бросила книжку на кресло. - Вы правы, я должна немедленно ехать. - У подъезда стоит карета. - Какая же я легкомысленная! Она выбежала из комнаты. Вернулась. - Я объясню ему... Я так виновата!- она покачала головой и скрылась. Я подождал немного и вышел за ней следом. Она уже садилась в карету. Махнула мне на прощанье. Я кивнул. Карета тронулась. - Напрасно вы отпустили её. Я обернулся. Он печально провожал карету глазами. - Это моя маленькая прихоть,- сказал я. - Маленькая,- повторил он машинально. - Да. Маленькая прихоть. Он посмотрел на меня. - Ладно, пойдёмте в столовую. Будем ужинать. - Где же ваши обещанные гости?- спросил я. - Увы. Одну гостью вам уже удалось выпроводить. - А остальные? - Не знаю,- равнодушно сказал он, пожав плечами.- Должно быть, поехали куда-нибудь кататься.

Проскучав весь вечер,- гостеприимный хозяин покинул меня сразу же после ужина, сославшись на необходимость завершить работу над какой-то своей рукописью, а гости так и не возвращались, и теперь уже не оставалось никакой надежды на то, что они вообще вернутся сегодня,- и побродив по дому в надежде найти для себя хоть какое-нибудь развлечение или хотя бы занятие,- читать мне не хотелось, а поговорить было не с кем,- я подошёл к двери кабинета. - Входите, чего стоите там,- услышал я голос архивариуса. Я выглянул из-за косяка. - Не помешал? Он сидел за столом и что-то писал. Стол был завален бумагами и заставлен пузатыми стеклянными колбами. В одной из колб что-то кипела на огне спиртовки. - Сейчас допишу,- сказал он, не отрываясь от своей рукописи.- А то шли бы пока в библиотеку? - Да я только что... - Ах вот как,- пробормотал он.- Всё! Он отложил бумаги, перо и посмотрел на меня. - Кофе,- сказал он.- Хотите? И не дожидаясь ответа, извлёк из ящика стола джезвочку. - Нет, этого нам будет мало,- сказал он, критически оглядев неё.- Подайте вон тот чайник. Нет, не этот. Вон тот, маленький, да. - Налить воды? - Если вас не затруднит. Знаете, где кран? - Да, вижу. Я налил в чайник воды. Он тем временем установил над спиртовкой подставку, а колбу убрал на подоконник. - Ставьте сюда. С чайника скатилось несколько капель, и зашипело. Огонь окрасился жёлтым. - Не спится?- сказал он, закуривая трубку. - Ничего, что я... Не помешал? - Что?- не понял он. - Вы производили какой-то химический опыт,- сказал я, кивнув на колбу. - А,- сказал он.- Да нет, ничего. Это уже неважно. - Гости что-то не возвращаются. - Вы их ждёте? - Да нет, просто странно...- сказал я. - Приедут, куда денутся,- сказал он.- А по мне так лучше бы и не приезжали. - Зачем же вы их пригласили?- удивился я. - Не помню,- сказал он.- Может быть, без всякой цели. - Может быть, задёрнуть шторы?- предложил я. - Не нужно,- сказал он.- А то, хотите, задёрните. - Да мне всё равно,- сказал я. Мы помолчали. Он курил. Зашумел чайник. Он достал чашки, быстро снял с чайника крышку и стал насыпать в него кофе, помешивая воду стеклянной палочкой. Я наблюдал за ним, и вдруг в моей душе вспыхнуло воспоминание о той ночи, когда в замке давали бал. Мне захотелось рассказать ему о том, что произошло, и я заговорил. Он молча слушал, почти не перебивая меня, а я, воодушевившись, всё продолжал говорить, и сначала всё представлялось просто и очевидно, и слова мои звучали вполне убедительно, до тех пор, пока какая-то его реплика, застав меня врасплох, неожиданно не смутила меня, и я вдруг начал нервничать, всё больше путаясь и уже оспаривая собственные суждения, заговорил торопливо, словно боясь не успеть высказаться или оправдаться, стал делать промахи и то и дело уводил разговор, или вернее, свой монолог в сторону от того, о чём хотел сказать - я словно бы боролся с течением сильной реки, и оно снова и снова одолевало меня и закручивало в водоворотах, а я даже не видел берега, к которому стремился, и не зная уже, где он, в какой стороне, путался и сбивался, то растерянно умолкая, готовый уже сдаться и отдать себя во власть этой равнодушной к моему голосу ночи, в который раз отвергшей меня и оставшейся всё такой же холодной и отчуждённой, то становясь вдруг заносчивым, едва ли не развязным, но искусственно, а между тем усталость моя становилась всё более плотной, мысли мои, и без того бессвязные, ещё более путались - я всё более уподоблялся проигравшемуся игроку: плача от унижения, он умоляет своего разорителя не уходить, не в силах совладать с азартом, а ему уже нечего ставить, и нет в нём уже ничего кроме этой паники, и быть может, нет уже его самого, но последняя искра перед видом пропасти похмелья, готовой сожрать его, безумная надежда, исступлённый крик, он взывает к игре и цепляется за край ускользающих её одежд, а она безжалостно высвобождается, не внемля его пьяным мольбам, и уходит, уходит... Он слушал меня, сначала с некоторым интересом и даже любопытством, потом я заметил, что он начинает скучать, но из вежливости не решается прервать затянувшуюся бесплодную схватку, которую я вёл с невидимым своим противником, выделывая презабавные прыжки и нелепые выпады.