Рениг тем временем склонился до самого пола, угодив носом в блюдо с печеными ракушками.

– Тебя, мой господин, послал сам Мейтасса! Ты - чак, великий! Ты мудр и силен; ты переплыл морские воды, сражался с грозным Паннар-Са, бился с белокожими великанами, у коих рты обросли рыжей шерстью! И ты покорил их - ведь теперь они твои слуги и воины! - Кро'Таха, не переставая кланяться, простер руки к палубам, к мачтам и реям "Хасса", где одиссарцы, вместе с их юными потомками, дружно стучали топорами и сращивали канаты. - Твои бойцы искусны и многочисленны, - продолжал Кро'Таха, - одеты в прочные доспехи и могут рубить и стрелять, и бросать громовые шары, а сам ты, господин мой, величайший из накомов, побеждавший по ту и по эту сторону Бескрайних Вод! Ты - светлорожденный, и в уши твои шепчут боги! Так склони же слух свой к моей просьбе! Возьми моих воинов, мудрый господин, соедини со своими, и сделай так, чтобы на этой земле воцарились мир и покой!

– Хочешь, чтобы я повел воинов в лес и перебрался через болото? Чтобы арахака увидели блеск наших клинков? - Рениг надеждой уставился на Дженнака, но тот покачал головой. - Нет, этого я не сделаю! Обороняющий свой очаг подобен благородному соколу, нападающий же смердит, как стервятник! Так что не будем увеличивать смрад, коего и без нас в мире хватает… Однако я - гость, ты - хозяин, а значит, соединили нас узы дружбы, и просьба твоя не может быть отвергнута. Дам я тебе совет, Кро'Таха… Но прежде вспомни, что случилось в твоей стране тысячу лет назад - вспомни, ибо потомкам не следует забывать мудрость предков.

В те древние времена флот кейтабцев с Кайбы и Гайяды пересек южный Ринкас, достигнув благодатных берегов и жемчужных отмелей нижнего материка. Там островитяне выстроили первую хижину и распахали первую полоску земли; и там породнились они с вождями гуаров, местного племени, ибо Ю'Ситта, предводитель пришельцев, был поистине мудр и полагал, что кровные узы надежней веревки на запястьях пленников. Прошли века, и потомок Ю'Ситты, в чьих жилах смешалась кровь гуаров и островитян, объединил все кейтабские колонии на побережье, захватил города, морские порты, копи, где добывались самоцветные камни, жемчужные промыслы и плантации какао, объявив себя владыкой новой державы, Рениги, не уступавшей богатством и обширностью земель любому из Великих Очагов. Несогласных же сей завоеватель изгнал на юг, в неприступные горы между Ренигой и Арсоланой, населенные воинственными дикарями. Но и там беглецы, по давнему своему обычаю, породнились с племенами гор, обрели над ними власть, выстроили цитадели и назвали новую родину Сиркулом, что означало - Единение… Помнили они старую кейтабскую пословицу, гласившую, что коль рассорились гребцы, драммар стоит на месте; и Дженнак тоже ее помнил - и, покоряя Бритайю, одной рукой карал, а другой соединял. Знаком сего единения были дети - те, кого сейчас называли полукровками.

– Какой же совет ты мне дашь, светлый господин? - Кро'Таха глядел на гостя с ожиданием и надеждой.

– Ты ведь собирался привезти свою семью? Жен, наложниц и потомков своих? Вот и вези их сюда. Сыновьям выбери девушек среди арахака, дочерей отдай лучшим из их воинов, и пусть люди твои, у которых нет еще собственного хогана, не ждут женщин из Рениги, а поищут их ближе. Пусть расстелят шелка любви, породят новое племя, а уж племя это решит, где рубить лес, а где сажать бобы какао. Они тут будут хозяевами, законными хозяевами, друг мой!

Долго молчал Кро'Таха, опустив глаза и соединив ладони перед грудью жестом почтения; должно быть, вспоминались ему предки, гуары и кейтабцы, ставшие с течением лет ренигами. Вспоминались и заветы Чилам Баль, в коих Кино Раа, не отвергая насилия - ибо такова человеческая природа! - советовали избирать пути мира, а не войны.

Обдумав все это, Кро'Таха глубоко вздохнул и сказал:

– Я согласен. Однако, господин мой, много ли пользы от моего согласия? Я здесь, в своем хогане, арахака - там, в лесу, за трясиной, пожирающей людей… Мне до них не добраться, не передать твои мудрые речи, а сами они не придут. Вот если бы ты… - Рениг коснулся свисавшего с цепочки шара из красной яшмы, вытащил его и начал катать меж ладоней, словно надеялся, что чанкитский амулет подскажет ему нужные слова. Потом, вдруг решившись, протянул шарик Дженнаку. - Ты сказал, редкостная вещь, и дорогая… Прими же ее в дар, светлый вождь, и не считай платой за твои советы… и за помощь, которой я прошу…

Первой мыслью Дженнака было отказаться. Высший мог одарить низшего, не накладывая тем никаких уз ни на себя, ни на него, но дар, пропутешествовавший в обратную сторону, имел коварное свойство: он обязывал. Некогда Морисса, первый сахем ротодайна, прислал Дженнаку свою юную дочь, связав его долгом благодарности; он, Дженнак, мог не принимать подарка - но, приняв, был обязан любить и беречь Вианну, и счастье дочери было платой отцу. Он любил ее, да не сберег… утратил драгоценный дар, и до сих пор чувствовал горечь потери и вину перед Мориссой…

И еще раз он принял дары - от тидама О'Каймора и старого хитреца О'Спады, владетеля Ро'Кавары, пожелавших, чтоб поход в Риканну возглавил светлорожденный. Богатые подарки: перламутровый пояс, нож с бирюзовой рукоятью, браслеты, украшенные голубым ренигским жемчугом, чашу из синей раковины - и другую, Чашу Ветров сказочной красоты… Но эти сокровища уже не служили напоминанием о долге; долг был выплачен полностью и целиком, и кейтабцы, расселившиеся на равнинах Лизира, могли бы это подтвердить.

Так что же с новым даром? - размышлял Дженнак. Принять ли этот странный и притягательный яшмовый шар вместе с миссией миротворца? Либо отказаться и уйти, забыв про арахака и Кро'Таху? В конце концов, то были мелкие дела; его же дожидался Че Чантар - с неведомой, но важной целью. Какой, о том знали лишь Кино Раа да повелитель Державы Солнца; но, возможно, от встречи с ним зависели судьбы Арсоланы и Дома Одисса, Коатля и Мейтассы… и той же Рениги - всей Рениги, а не маленькой ее колонии на краю света, в дельте Матери Вод…

Он думал; но в душе его - или, быть может, в разуме и сердце, что было понятней для правоверного кинара - крепло ощущение неизбежности. С каждым вздохом он обретал все большую уверенность в том, что должен принять сей дар; он как бы предчувствовал, что багряный шарик связан с судьбами мира, вплетен в ткань его собственной судьбы и послан ему богами. Это чувство не нарушало плавного потока мыслей, казалось зыбким, ускользающим и не сопровождалось пророческими видениями, однако Дженнак не сомневался в нем; кто-то из богов, то ли Провидец Мейтасса, то ли Сеннам, Великий Странник, то ли Одисс, Хитроумный Ахау, стоял сейчас за его спиной и дышал в затылок. Или шептал в ухо, как выразился рениг… Но шепот сей оставался неразборчивым, речи - неясными, смысл их - смутным, и во всем божественном послании Дженнак мог выделить лишь одно слово: прими!

Рука его протянулась над циновкой, заставленной сосудами и чашами, и Кро'Таха, облегченно вздохнув, опустил в нее багряный шарик.

– Ты пойдешь в лес? - с надеждой спросил он.

– Пойду, но без воинов. Только с тремя стражами и проводником, которого ты мне дашь. - Дженнак опустил яшмовый сфероид в сумку на поясе, опять поразившись, сколь гладкой и теплой была его поверхность.

– Проводника я дам. Дам Тощего Арзу, гуара, из лучших моих следопытов и охотников. Однако идти без воинов не годится, светлый господин. Ты великий вождь, и тебе нужна подобающая свита. Пусть не три, не четыре сотни бойцов, но все же…

– Ладно, возьму сорок человек, - согласился Дженнак. - Вполне достаточно для великого вождя.

Рениг кивнул, потом нерешительно поскреб толстые щеки и произнес:

– Говорил я тебе, господин мой, что арахака мы не видели ни разу, но слухи об их свирепости и силе ходят по всему Дикому Берегу. Наверное, они великаны, как твои охранники-сеннамиты, и столь же грозны на вид… Но я согласен отдать дочерей их молодым вождям и принять их девушек в свой дом. Вот только…