С детства я увлекался географией и историей. Сперва перевес был на стороне географии, но поездить по миру не удавалось, а узнавать про дальние края из книг и телевизора, изучать атлас мира вскоре показалось мне пустым занятием, самообманом. И тогда я переключил свой интерес на историю. Собирал книги, хроники, составлял карты крестовых походов и завоеваний Кортеса, знал подробности Семилетней войны и Медного бунта; из разрозненных источников пытался выстроить подробный ход Ледяного похода и Новороссийской катастрофы 1920 года… (А какие доступные источники, кроме «Тихого Дона» и «Хождения по мукам», мог иметь обычный советский подросток в то время?..)
Родители, конечно, поддержали мое желание поступить в университет на исторический факультет, и я, почти не обращая внимания на недоумение Володьки по поводу того, что предаю нашу с ним мечту о Питере, подал документы… За первый экзамен – история СССР – я получил пять, а за следующий – сочинение – 4 / 2. На два оценили грамотность… Узнав о провале, я почему-то совсем не расстроился, не подумал, что теперь-то наверняка попаду в армию, а первым делом позвонил Володьке и радостно сообщил: «За сочинение – пара. Еду с тобой!»
Потом, слушая в строительном училище лекции о технологии замеса бетона, несущих стенах, декороблицовке, и тем более на первом году службы, я, конечно, жалел, что так небрежно написал то сочинение, что не использовал шанс… Новосиб, универ, Академгородок – там, наверное, так интересно, и ребята – не эти будущие маляры и штукатуры, не горластые кретины с погонами на плечах; я бы мог стать ученым, специалистом по истории, например, Хакасского каганата, державы татаро-монголов. А вот вместо этого учусь класть кирпичи, марширую по три часа подряд, «тяну ножку», выворачиваю шею по команде «р-равняйсь!». Да, ведь мог бы вместо этого…
Но постепенно о несбывшемся подзабылось, досада слегка притупилась. После армии грянул переезд, наступила деревенская жизнь; связки книг по истории лежали нераспечатанными вот уже без малого пять лет, и лишь изредка, когда взгляд попадал на какой-нибудь корешок с надписью «История Средних веков. Том 2» или «Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России», в груди что-то сжималось и кололо и мерещился никогда не виденный университет, слышался никогда не слышанный голос профессора… Но только что толку – слов не разобрать, здание университета расплывчато и бесцветно, а сорняки на грядках близки и реальны, и я бежал в огород, зло хмыкая, матеря побередившие душу книжонки.
И вот он – Новосибирск, за стеной вагона…
– Вы куда, молодой человек? – удивилась проводница, преграждая мне путь в тамбур.
– Покурить.
– Хм, проснулись! Через две минуты отправление… Почти час стояли, нет, надо обязательно в последний момент…
– Ясно. – Я пошел обратно.
Тронулись, и мои соседи незамедлительно расстелили на столе газету, достали из портфелей пакетики с беляшами, копчеными окорочками, выставили поллитровку «Земской», четыре бутылки пива «Сибирская корона», пластмассовые стаканчики.
Густобровый набулькал в стаканчики водки, сладостно выдохнул:
– Ну, поехали! Давай, Борис Михалыч!
– Можно? – усмехнулся тот, мягко чокнулся с попутчиком.
Выпили, глотнули вдогон водке пивка, взялись за беляши.
– Так чем же ты мне возражать-то хотел? – пожевав, спросил густобровый. – Чем тебе моя позиция не глянется?
Лысоватый, будто услышав команду, утер платком жирные губы, торопясь, воспламеняясь волнением, начал:
– Вот смотрите, Юрий Сергеич, вы, как я понял, за либерализм этот, за…
– Но – с оговорками! – тут же перебил его густобровый. – С оговорками!
– Угу, с оговорками, но все-таки… А ведь это же сказка – либерализм ваш. Для Швейцарии какой-нибудь он, может, хорош. Швейцарию, ее пальцем закрыл – и нету. А у нас по-серьезному… У нас – только державность! Можно даже сказать – тирания. Ведь мы, Юрий Сергеич, имперское государство!..
Я лежал на полке, глядел то в доступную мне щель окна, на широкие, светлые улицы Новосибирска, то вниз, на разговаривающих мужиков, то на забившуюся в угол челночницу, которая читала самозабвенно книжку Синди Гамильтон «Проблеск надежды»…
Слушать соседей не было никакой охоты, их разговор точь-в-точь походил на споры, что возникали почти каждый раз, когда я ехал в автобусе в город или из города; часто подобные темы поднимал и мой отец; по радио и телевизору об этом рассуждать тоже до сих пор любили… Десять с лишним лет рассуждают, спорят, определяют…
– Вот гляди, Юрий Сергеич! – все возбужденней, приняв еще порцию «Земской», продолжал лысоватый. – Если в историю заглянуть, как получается… – Он хлебнул пива. – Заглянем?
– Хм, чего ж и не заглянуть? Валяйте.
– Так. Вот возьмем Ивана Грозного… Иван Грозный… Он гляди как Российское государство укрепил, расширил. Как врагов истреблял, без жалости, но – по делу. Опричнину ввел. Опричнина-то по идее полезной штукой была, это нам ее так подают, как разбойничье что-то… Да, много он крови пролил, чуть ли не самым кровожадным правителем считается, а на деле… После него этот пришел, Борис Годунов, послабления дал, о благе не целого государства, а отдельных людей стал заботиться. Ну, либерал, хе-хе, ранней формации. А после себя что оставил? Двадцать лет смуты. Лжедмитрии, поляки, Болотников – от них наверняка больше людей погибло, чем от Ивана Грозного… Так я мыслю, нет? – Лысоватый торжественно посмотрел на соседа, налил водки в стаканчики.
Я отвернулся к стене и натянул простыню на голову, и все-таки речь самородного аналитика упорно лезла в уши, а интересных мыслей, чтоб не слушать его, у меня не возникало.
– Или взять Петра Первого. М-м? Так сказать отдельные люди от его реформ криком кричали, население страны на четверть уменьшилось. Никакому Сталину такие цифры не снились! А в итоге Россия настоящую мощь обрела, империей стала. После него, правда, Елизаветы всякие, Петры Третьи чуть все не похерили, но они кто были? Либералы своего века… Екатерина Великая, спасибо, взяла в кулак. Поприжала. По-женски, правда, не особенно, но все ж таки… Из Пугачевых и Радищевых только брызнуло. Зато потом Александр, либеральчик, декабристов наплодил, а они, Юрий Сергеич, поверь, если б побоевитей были, погубили б Россию. В два счета погубили бы!.. Или Александра Второго с Третьим сравнить… Один либерал, другой – вояка, жандарм. Но при этом вояке за двадцать лет ни одной большой войны не случилось и революционеры притихли…
– Давай-ка я тебя перебью, – наконец не выдержал густобровый. – С одной стороны, вроде все ты верно разложил, Борис Михалыч…
Колеса звонко застучали по мосту. Я откинул простыню, посмотрел в окно. Что здесь за река? Да к тому же такая… Шире Енисея раза в три… Хм… Вот тебе и увлечение географией! – забыл. Забыл, потому что не видел ее никогда вблизи, не трогал ее воду. Конечно, знал, на какой реке стоит Новосибирск, но знал из карт, теоретически, а это, оказывается, недолговечно…
– Да, согласен, Иван Грозный сделал много полезного. И Петр, и даже Сталин. Только вот, понимаешь, Борис Михалыч, методы правления их кончались с их смертью. Умирали они – и все псу под хвост летело. Не Годунов, а Грозный смуту спровоцировал, Лжедмитриев, Болотниковых – только он своей тиранией. Методы Петра – засилие иностранцев, авторитет собственный – полувековую неразбериху, эти дворцовые перевороты. Они даже умерли одинаково – ни наследника, ни твердых законов, ничего, кроме их власти. Да и Сталин также… Крякали – и сразу черт знает что, бардак, переоценка ценностей… Понимаешь, Борис Михалыч, какие-то общие, непоколебимые законы быть должны, чтоб не под конкретного правителя были, а навсегда… Как в Англии. Вроде бы премьер у них главный, но над ним еще лорды, королева, традиции, веками проверенные. Традиция, порядок, понимаешь…
– Это не для России, – отверг лысоватый. – Англия теперь тоже превратилась в игрушку, не лучше Швейцарии. Выродилась со своими традициями.
