С раннего утра авиация противника группами по 20 - 25 бомбардировщиков нанесла несколько ударов по боевым порядкам 3-й гвардейской стрелковой бригады (бывшая 75-я бригада) севернее Куземкино и по 164-му полку нашей дивизии. Одновременно немецкая пехота при поддержке артиллерии повела наступление из Куземкино на Холм. В результате подразделения гвардейской бригады были оттеснены к северу. Дорога на Холм оказалась в руках противника.

Борьба за Холм, продолжавшаяся с небольшими перерывами почти пять месяцев, закончилась. Наши войска на этом участке фронта перешли к обороне. Наступило лето. Полки приводили себя в порядок, пополнялись личным составом и техникой...

Однажды ко мне в землянку на командном пункте дивизии зашли два незнакомых офицера. С виду они во многом походили друг на друга: и ростом, и телосложением, и строевой выправкой.

- Майор Лихобабин, командир батальона 54-й стрелковой бригады, представился один.

- Комиссар батальона старший политрук Матвеев, - отчеканил другой.

- Прошу садиться, товарищи, - пригласил я, указывая на скамейку у стола. Рассказывайте, зачем прибыли.

- Батальон наш находится в резерве и расположен недалеко от стыка с вашей дивизией, - сказал комбат. - Нам приказано в порядке взаимодействия ознакомиться с обстановкой у вас и согласовать на местности план совместных действий в случае, если противник попытается перейти в наступление.

Мы разговорились, вспомнили о своей довоенной службе. Иван Семенович Лихобабин был человек примечательный, и, вероятно, потому запомнился мне надолго. Кадровый командир, он окончил в конце двадцатых годов военную школу. Служба его в основном проходила по строевой линии. В 1939 году, за два года до войны, побывал на курсах "Выстрел".

Под стать командиру был и комиссар батальона Максим Тимофеевич Матвеев. Его военная карьера началась в войну. Службой в 3-й ударной армии дорожил и гордился. Будучи человеком смелым и общительным, он пользовался среди личного состава батальона большим авторитетом...

В те летние дни получил звание генерал-майора и уехал от нас Иван Семенович Юдинцев. Его назначали начальником штаба 3-й ударной армии.

Наш прославленный разведчик А. А. Бабанин, ставший майором, командовал теперь учебным батальоном и готовился принять 164-й стрелковый полк. Разведывательную роту Бабанин оставил со спокойной душой, подготовив себе надежную смену. Дивизионные разведчики под началом опытного, расчетливого капитана Аврамова и истребительный отряд бесстрашного капитана Григорьева продолжали непрерывно тревожить фашистов.

Гитлеровцы не проявляли особой активности. И это было понятно. Они тоже приводили себя в порядок, готовясь к новым боям.

Штаб ударной армии

1

В конце сентября 1942 года часто выпадали теплые солнечные дни. Иногда налетал ветер, срывая пожухшую листву. В такое вот яркое ветреное утро командир дивизии получил указание: откомандировать подполковника Семенова для прохождения дальнейшей службы в оперативный отдел 3-й ударной армии.

Грустно было прощаться с товарищами, но что поделаешь! Сложил в повозку свои немудреные пожитки и отправился по назначению.

Штаб армии размещался в деревне Ярмышенки. Приехав туда, я сразу представился генерал-майору Юдинцеву. Было приятно, что Иван Семенович принял меня как старого знакомого, расспросил о делах и людях дивизии. Затем вкратце обрисовал мои обязанности, коснулся характера предстоящей работы. Адъютант Юдинцева проводил меня к начальнику оперативного отдела штаба армии полковнику И. И. Серебрякову.

На следующий день я прошел по деревне с одним из офицеров штаба армии. Познакомился с размещением полевого управления. Посмотрел, где находится узел связи. Все отделы и управления довольно комфортабельно располагались в домах, которые ночью освещались электричеством. В деревне стояла непривычная тишина. Лишь вражеский самолет-разведчик, пролетевший высоко в небе, напомнил о близости фронта.

Как и положено, я представился командованию.

3-й ударной армией в тот период командовал генерал-майор К. Н. Галицкий. Человек опытный, находившийся на фронте с первых дней войны, он отличался незаурядной силой воли, настойчивостью, был хорошим организатором. Под стать командующему был и член Военного совета генерал-майор А. И. Литвинов, много лет отдавший партийно-политической работе, принимавший участив в боях под Москвой.

Войска 3-й ударной армии состояли из шести дивизий и трех бригад. Вместе с немногочисленными частями усиления они оборонялись на рубеже, достигавшем по фронту 150 километров. При этом все соединения находились в первом эшелоне. Штаб армии располагался в 40 километрах от линии соприкосновения с противником. В течение всего лета войска занимались укреплением позиций и разведкой. В полосе обороны армии гитлеровцы имели сравнительно небольшие силы и активных действий не предпринимали.

Это не означало, однако, что на фронте царило полное затишье. На отдельных участках ежедневно происходили какие-нибудь изменения. Все эти изменения необходимо было указывать в докладах оперативного отдела командованию армии и в донесениях, представляемых в штаб Калининского фронта.

Мне было поручено докладывать каждое утро командарму, члену Военного совета и начальнику штаба обстановку перед фронтом армии за прошедшую ночь.

На сбор и изучение сведений уходило очень много времени. Я еще не знал телефонных позывных соединений, фамилий их командиров и начальников штабов, незнакомы для меня были названия многих населенных пунктов. И наконец, я имел лишь смутное представление о вражеской группировке, противостоявшей 3-й ударной. Мне предстояло быстро уяснить и запомнить очень много самых различных данных, цифр и наименований.

В дивизии, как правило, ширина полосы обороны не превышала 20 километров, там можно было следить за обстановкой даже по звуку. На КП дивизии мы слышали пулеметную стрельбу, не говоря уже об артиллерии и минометах. А в штабе армии, чтобы узнать, каково положение на фронте, требовалось вести переговоры с начальниками штабов дивизий и бригад, систематически изучать поступающие от них донесения, сводки, копии приказов.

Я привык к работе конкретной, приносящей ощутимые плоды. А тут были телефонные разговоры да бесконечные бумаги. Но дело не только в этом. На новом месте я лишился самостоятельности, которую имел в дивизии. Там я был начальником, а здесь - лишь одним из работников. Правда, армейский штаб ступень более высокая, но побороть себя было все же трудно. На одном на докладов генералу Юдинцеву я сказал, что работа в штабе армии не приносит мне удовлетворения, и попросил отправить обратно.

- Нет, - ответил генерал, - никуда вы не поедете! Вы просто не освоили еще своих обязанностей. Вникнете, узнаете новое дело - и появится интерес. Рекомендую освободиться от расслабляющих настроений.

Я понял, что из штаба армии мне не уйти, и больше этого вопроса не поднимал, хотя ошибок и неприятностей первое время было достаточно. Однажды мы, например, подготовили в оперативном отделе карту для генерала Галицкого, нанеся на нее положение всех соединений и частей армии. Делали все внимательно и скрупулезно. А Галицкий обнаружил на карте ряд неточностей и указал на них начальнику отдела полковнику Серебрякову. Тот возвратился очень расстроенный, собрал всех офицеров и передал нам вполне справедливые упреки командующего. Оказалось, некоторые офицеры не знали точного положения наших частей потому, что их не знакомили с оперативными сводками, которые, как правило, с опозданием поступали в отдел. Я учел это обстоятельство и решил обязательно знакомить коллег со всеми необходимыми документами.

Вспоминается и такой случай. Вскоре после моего приезда к нам в оперативный отдел пришел начальник штаба инженерных войск армии военный инженер 1 ранга А. А. Федорович. Он предложил мне пойти с ним к генералу Галицкому и доложить план оперативных заграждений в полосе армии, разработанный офицерами инженерного отдела совместно с офицерами-операторами.