Советским истребителям пришлось немало потрудиться, чтобы сорвать эти попытки, и они действительно были сорваны.

В нашей дивизии наиболее эффективно действовал 32-й гвардейский полк. Он больше всех уничтожил вражеских самолетов. Четверка Ла-5, возглавляемая Героем Советского Союза старшим лейтенантом А. И. Марковым, однажды встретила у линии фронта восемнадцать ФВ-190, намеревавшихся штурмовать наземные войска. При таком подавляющем превосходстве противника успех могла принести лишь внезапная дерзкая атака. И Марков блестяще использовал эту единственную возможность. Имея преимущество в высоте, он зашел с тыла и обрушился всей своей немногочисленной группой на замыкающие "фокке-вульфы". С первой же атаки два из них были сбиты. Остальные, бесприцельно побросав бомбы, развернулись против марковской четверки. Однако она уже ушла по вертикали вверх, готовясь к новой атаке. Тут же подоспела еще одна группа наших истребителей, и фашисты уклонились от боя.

В начале июля при выполнении боевого задания погиб любимец 32-го полка Герой Советского Союза старший лейтенант М. А. Гарам. На его счету было сто восемьдесят пять боевых вылетов и тринадцать сбитых немецких самолетов.

Я хорошо знал Михаила, так же как и его брата Николая Гарама. Вместе мы воевали еще под Сталинградом. Николай погиб в сентябре 1942 года. А теперь вот не стало и второго из братьев.

Не обошлось без потерь и в других полках. Теряли мы людей, теряли самолеты. И такова уж, видно, логика войны, что трагическое здесь причудливо переплетается порой с комическим.

В 63-м гвардейском полку случилось такое. Четверка Ла-5, возглавляемая капитаном В. М. Шкуренко, завязала бой с семью "фокке-вульфами". Наши сбили два немецких истребителя. Один из них пришелся на долю молодого летчика младшего лейтенанта Терехина. Но при этом пострадал и терехинский самолет - у него была отбита почти половина плоскости. С большим трудом младший лейтенант дотянул до своего аэродрома. Садиться ему, конечно, запретили, приказали выпрыгнуть с парашютом. Терехин каким-то образом ухитрился снять кабинные часы и только после этого покинул аварийную машину. Командир полка Е. М. Горбатюк вполне резонно спросил летчика, зачем он из-за каких-то часов рисковал жизнью. На это последовал простодушный ответ:

- Очень уж жалко было бросать самолет. Хоть часы спас...

Высокие темпы наступления советских войск вызвали ряд трудностей, связанных с частым перебазированием дивизии. За нами не были закреплены определенные батальоны аэродромного обеспечения. Нас обслуживали различные тыловые части, вернее - передовые их комендатуры. Нередко командованию дивизии и полков самим приходилось принимать энергичные меры для своевременного поступления боеприпасов, горючего, продовольствия, идя даже на отрыв технического состава от выполнения его основных обязанностей.

Этот же период запечатлелся в моей памяти многочисленными встречами с очень интересными людьми. В течение нескольких дней один наш полк базировался вместе с французским истребительным авиационным полком "Нормандия". Наши летчики сразу сблизились с боевыми друзьями из Франции. Мы отдавали должное их смелости и мужеству. Недаром многие из них удостоились высоких советских наград, а некоторые стали даже Героями Советского Союза.

У французских летчиков был своеобразный способ взлета. Они еще на земле выстраивались парами, с небольшими дистанциями и интервалами, и в готовом уже плотном боевом порядке взмывали в небо. Очень впечатляющая картина организованности и сплоченности!

Потом мы взаимодействовали с торпедоносной авиацией Краснознаменного Балтийского флота, наносившей удары по вражеским кораблям в Рижском заливе. Торпедирование с воздуха требовало от морских летчиков исключительного мужества и мастерства. Они должны были на малой высоте приблизиться к вражескому кораблю на несколько сот метров, сбросить торпеду, а затем "перескочить" через противника. Потери при таком способе действий, конечно, неизбежны.

Даже бывалые наши истребители, повидавшие всяческие виды, иной раз содрогались, наблюдая за боевой работой торпедоносцев. Представьте себе хотя бы следующий эпизод. В Рижском заливе появляется немецкий военный корабль. Звено "бостонов", выстроившись в кильватерную колонну, идет на него в атаку. Вражеский корабль открывает по ним мощный огонь. Первый, а затем второй торпедоносцы сбиты. Лишь третьему удается нанести верный удар и потопить противника.

Вспоминая об этом, невольно думаешь: какой беспредельной любовью к Родине должен был обладать советский человек, чтобы драться за нее с таким вот упорством.

По-своему запомнилась и совместная боевая работа с 335-й штурмовой авиационной дивизией, которой командовал полковник С. С. Александров. Сопровождение штурмовиков - дело не из веселых. Ил-2 ходили на небольшой высоте, скорость у них значительно уступала скорости истребителей. В такой ситуации огонь вражеских зенитных установок был достаточно эффективен. И если штурмовик располагал против него надежной броневой защитой, то о тогдашнем истребителе этого не скажешь. Последний уходил от поражения лишь за счет искусства летчика, особенно в тактике.

Мы неоднократно толковали об этом с полковником С. С. Александровым и даже разработали нечто вроде инструкции по взаимодействию, которую затем несколько исправил и утвердил Н. П. Дагаев. В ней последовательно, шаг за шагом, определялся порядок прикрытия штурмовиков на всем пути их следования до объекта удара и обратно. При вылете на боевое задание истребители в составе пар располагались сверху, впереди и по бокам, от Ил-2. При нанесении удара по цели истребители сопровождения должны были пикировать вместе со штурмовиками, предупреждая внезапные атаки немецких истребителей на высотах 150 - 200 метров. На обратном пути основное внимание уделялось прикрытию замыкающей группы штурмовиков. Эта заранее обусловленная метода вполне оправдала себя на практике. Дивизия полковника С. С. Александрова успешно выполняла свои боевые задачи и почти не имела потерь. Не жаловались на потери и мы.

Динамичность боевых действий в Белоруссии, а затем и в Прибалтике не всегда позволяла противнику заблаговременно приводить в негодность оставляемые им авиационные базы. Помню, как мы радовались, захватив однажды превосходный стационарный аэродром с бетонированной взлетно-посадочной полосой. Но именно здесь я попал в переплет, едва не ставший последним в моей жизни.

Мне пришлось вылететь туда в числе первых, чтобы организовать прием всей дивизии, определить размещение полков, стоянки самолетов, наладить связь. В середине дня над аэродромом появился совершенно истерзанный Ла-5. Он с трудом произвел посадку, но в конце пробега развернулся и упал на правое крыло. Вдвоем с шофером я помчался к нему на виллисе. Когда подъехали, летчик уже выбрался из кабины - это был капитан П. Н. Андреев - и неторопливо стал докладывать, как во время штурмовки немецких войск его самолет подбили вражеские зенитчики.

За разговором мы не заметили появления большой группы "фокке-вульфов". Они с ходу устремились в пикирование. А мы - в центре аэродрома, на бетонированной полосе. До какого-нибудь укрытия не добежать. Пришлось растянуться на голом месте. Вечностью показались нам десять - пятнадцать минут, наполненные оглушительными разрывами бомб. Только счастливой случайностью можно объяснить то, что никто из нас не пострадал.

Едва закончился налет, как на окраине аэродрома, примыкавшей к леску, началась перестрелка. Там, оказывается, напоролось на наших механиков и мотористов какое-то наземное подразделение противника, выходившее из окружения. Пришлось высылать подмогу. В завязавшемся бою около тридцати гитлеровцев было уничтожено. Остальных взяли в плен. Сами мы потеряли двоих.

* * *

После освобождения Шауляя войска 1-го Прибалтийского фронта устремились на север, к морю, намереваясь отрезать от Восточной Пруссии группировку противника, действовавшую в Прибалтике. Сознавая всю опасность этого маневра, немецкое командование перебросило сюда дополнительные силы. В районах Добеле и Шауляя развернулись ожесточенные бои. Причем не только на земле, айв воздухе.