Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В учении об аффект-эпилепсии мы должны еще учесть и то обстоятельство, что формы этих заболеваний могут варьировать как и все клинические формы, то с преобладанием истерического компонента, то с преобладанием эпилептической симптоматики, и, в зависимости от этого преобладания, легче поддаемся соблазну упрощенной диагностики.

В случае Толстого и Достоевского мы имеем 2 таких варианта: нет ничего проще поставить диагноз Достоевскому: эпилепсия. Толстому истерия. И именно потому, что у Достоевского компонент эпилептический (в картине аффект эпилепсии) доминирует, истерический выражен слабее. У Толстого наоборот: часто доминирует истерический; компонент, эпилептический не так резко выражен, как у Достоевского. Отсюда и вытекает разница клинической картины аффект - эпилепсии у того и другого, также разница психической структуры и творчества.

Клинически общим симптомами у того и у другого мы имеем наличие судорожных припадков, при чем эти припадки в большинстве случаев психогенны и появляются, когда имеется какое-нибудь тяжелое переживание. Но в силу вышеупомянутого преобладания компонентов, у Достоевского, по-видимому, психогенность утрачивается и припадки приближаются к чисто эпилептическому типу. У Толстого же, по-видимому, психогенность не утрачивается, по крайней мере у нас нет данных, где бы мы могли видеть, что были у него припадки вне психогенного момента. Кроме того, у Толстого припадки были реже, что зависело, конечно, от хороших условий жизни Толстого (обеспеченность, покой, жизнь в деревне и проч. ), и плохих условий жизни и тяжелых переживаний у Достоевского, что, как известно, является ухудшающим фактором болезни при аффект-эпилепсии. Все другие клинические симптомы, как то: сумеречные состояния, обмороки, petit mal ("остановка жизни") головокружение и все психические эквиваленты -- все было присуще и Толстому. Однако, при сравнении с Достоевским все эти симптомы у Толстого получают несколько другую окраску в сравнении с Достоевским. Ему присуще более черты истеричности, например, припадки слезливости, сопровождающиеся Globus Hystericus'ом

В личности того и другого мы имеем ярко выраженный эпилептический характер психики. Обоим свойственны аффективность, раздражительность, агрессивность и в то же самое время та своеобразная сенситивность и чувствительность, доходящая до слезливости (у Толстого). Эгоцентрическая проблема своего "Я", проблема сексуальности, доходящая до извращения резко выражено у Достоевского, у Толстого она выражено менее, склонность к самобичеванию, к раскаянию, к самоунижению больше у Толстого; мазохистский компонент сильнее выражен у Толстого, садистический -- у Достоевского. Необычайное тщеславие и в то же самое время скромность, доходящая до крайних пределов, присущи им обоим. Вообще, полярность психических реакций столь характерная для аффект-эпилептиков и эпилептоидных у того и другого резко бьет в глаза. Так же альтернативность и извращение полярных реакций мы имеем у обоих, несмотря на резкую разницу; ибо обоим свойственна одна и та же клиническая сущность.

Теперь относительно характера творчества того и другого. Творчество Толстого и Достоевского -- это суть эпилептоидные автобиографии в художественных образах. Проблема полярных переживаний и диалектика личных переживаний -- вот основная проблема их творчества. Эпилептический разлад между телом и душою есть побудительный мотив, чтоб заниматься проблемой "плоти" и проблемой "духа", при чем у Толстого проблема "тела", может быть, занимает не меньше и "духа". У Достоевского, у которого этот разрыв, вероятно, сильнее переживался (в виду того, что сильней выражен эпилептический компонент) проблема "духа" более остро привлекала его внимание.

Отдельные комплексы переживаний, антагонизирующие между собой у Толстого и Достоевского, воплощаются диалектически в отдельных героях у того и другого. Таким образом, личная борьба комплексов воплощается в личной борьбе героев. Диалектика "души" автора есть диалектика борьбы героев (Дмитрий и Алеша Карамазовы, князь Мышкин, с одной стороны; отец и другие сыновья Карамазовы, с другой стороны. )

То же у Толстого, с той только разницей, что эту диалектику "души" переживает в разное время один и тот же герой в разных лицах (Нехлюдов, Пьер Безухов, Левин, Позднышев и другие). С формальной стороны характерен для них обоих реализм или, вернее, "эпилептоидный реализм". Этот реализм касается проблем психологизма и "физиологичности" человека И у Толстого, и у Достоевского нет пейзажа, нет природы, нет типов, нет сатиры и юмора, но есть эпилептоидная напряженность переживаний душевных конфликтов. Обоим им свойственна в стиле тенденция к обстоятельности описаний мельчайших деталей, фактов "приставаний" к читателю, черточкам второстепенного значения придается огромное значение. Обоим свойствен поучающий тон проповедников, моралистов-наставников. Оба хотят "переделать", или, "спасти" мир от "зла" и оба хотят быть "пророками" нового "откровения". Оба чувствуют потребность "мессианства". Оба впадают в мистику и метафизику, не смотря на страстное желание быть реальным во что бы то ни стало, до утрировки. Оба резко критикуют современный им строй и в тоже время оба остаются консерваторами и противниками революционного движения. К сожалению, мы не можем останавливаться здесь на более подробном сравнении этих 2-х гигантов русской литературы с нашей точки зрения, ибо это потребовало бы отдельной работы.

ЛИТЕРАТУРА:

1. Г. В. Сегалин. -- К патографии Л. Толстого. Кл. Арх. Ген. и Одар. Вып. 1, т. I.

2. Г. В. Сегалин. -- Эвропатология гениальных эпилептиков. Форма и характер эпилепсии у великих людей. Кл. Арх. Ген. и Одар., вып. 3-й, т. III.

3. Г. В. Сегалин. -- Частная эвропатология аффект-эпилептического типа гениальности. Кл. Арх. Ген. и Од., вып. 1-й, т. III.

4. Г. В. Сегалин. -- Симптоматология творческих приступов у гениальных эпилептиков. Кл. Арх. Ген. и Одар., вып. 2-й, т. III.

Г. В. Сегалин. -- Общая симптоматология творческих приступов. Кл. Арх. Ген. и Одар., вып. 1-й, т. II.

Г. В. Сегалин. -- "Записки сумасшедшего", Л. Толстого, как патографический документ. -- Кл. Арх. Ген. и Одар., вып. 1-й, том V.

59
{"b":"38536","o":1}