6. Сумеречное состояние, сопровождающееся аффектом патологической ревности с тенденцией к импульсивным действиям (убийства пли самоубийства).
7. Сумеречные состояния, сопровождающиеся тяжелыми приступами патологического страха смерти, а также (иногда) галлюцинациями устрашающего характера (эта форма переключается иногда в состояние, указанное в пункте 4).
8. Сумеречное состояние, сопровождающееся спутанностью и бредом
Все эти формы отчасти уже иллюстрировались нами здесь, и отчасти о них будет речь ниже в следующих главах.
Эти формы приступов продолжаются у него по несколько дней или кратковременно, по несколько часов. В тяжелых случаях эти приступы оканчивались судорожными припадками (или эквивалентами).
Остается неизвестным только вопрос о характере эпизодичности этих приступов: носили ли они регулярную форму эпизодичности в смысле Kleist'a (Ерisodische Dammerungs Zustand или нет. Мы склонны думать, что строгой эпизодичности они не имели и зависели, главным образом, от внешних условий жизни. Если Толстой имел какое-нибудь волнение (ссора, неприятность и проч. ), то он мог их иметь чаще. Если он жил в спокойных условиях, он мог их не иметь длительное время.
5. Приступы патологического страха смерти
Приступы страха смерти у него были еще в очень ранней молодости. Вспоминая свои ребяческие "умствования", уничтожившие в нем, как он выразился, "свежесть чувства и ясность рассудка" он уже и тогда переживал эти приступы болезненного страха смерти, вследствие чего он прибегал к покаянию, стегал себя по голой спине веревкою. Причину этих приступов он сам находил в "неестественно развившемся сознании".
По-видимому, эти приступы страха смерти в молодости были не так сильны. Позже эти приступы (как мы увидим ниже) принимали более тяжелый характер и составляли центр внимания Толстого. А именно, в 1869 году появляются наиболее тяжелые приступы патологического страха смерти.
В 1869 году, при поездке в Пензенскую губернию для выгодной покупки нового имения, Лев Толстой останавливается в Арзамасе и там переживает приступ болезненного страха смерти, беспричинной тоски.
Он так описывает это переживание в письме к Софье Андреевне от сентября 69 года:
-- "Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе, и со мной было что то необыкновенное. Было 2 часа ночи; я устал, страшно хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня напала тоска, страх и ужас такие, каких я никогда не испытывал... (Разрядка наша).
Сын его Сергей Львович в своих воспоминаниях ("Голос минувшего" 1919 г., кн. 1--4) также описывает этот приступ:
"В одиночестве, в грязном номере гостиницы, он в первый раз испытал приступ неотразимой, беспричинной тоски, страха смерти; такие минуты затем повторялись, он их называл "Арзамасской тоской".
В Толстовском ежегоднике за 1913 г. С. А. Толстая в ею напечатанном отрывке "Из записок Софьи Андреевны Толстой" под заглавием "Моя жизнь" она замечает: "сколько напрасных тяжелых ожиданий смерти и мрачных мыслей пережил Л. Н. во всей своей долголетней жизни. (Разрядка наша). Трудно перенестись в это чувство вечного страха смерти. "
Из слов Софьи Андреевны мы можем заключить, что эти приступы патологического страха смерти он переживая в течение всей своей долголетней жизни очень много раз и долгое время, по-видимому, эти приступы были самыми тяжелыми симптомами из всех других и они то имели более яркие последствия в перевороте его личности.
Было бы большой наивностью думать, что эти приступы были обычным страхом смерти, свойственным каждому здоровому человеку. Про Толстого можно было бы сказать наоборот, выражаясь языком обывателя, "он был не из робкого десятка". Толстой в свои молодые годы храбро сражался в Севастопольской кампании, добровольно искал опасностей фронта, и смерти, в обычном смысле этого слова, не боялся. Тяжелые приступы патологического страха смерти, которые были у Толстого есть один из тех симптомов, который считается Крепелином характерным симптомом для аффект эпилептиков. Эти приступы могут долгое время предшествовать появлению судорожных припадков.
Автору этой работы приходилось также неоднократно наблюдать такие случаи, когда за много лет до появления аффективной эпилепсии, эти больные страдали такими приступами патологического страха смерти и лечились как психастеники с навязчивым страхом смерти. Сплошь и рядом истинная природа этих приступов долгое время не распознается и определяется как одна из многочисленных разновидностей навязчивых состояний, как фобии страха смерти, фобии быть похороненным в летаргическим состоянии, как это было, например, у Достоевского за долгое время до появления падучей. Эти состояния определяются некоторыми авторами и, по нашему мнению, ошибочно, как психастенические состояния. Это обстоятельство и привело, по-видимому, к тому, что некоторые авторы например, Oppenheim выделили всю картину болезни, как "психастенические" судороги, что клинически в сущности то же самое. Bratz а потом Крепелин назвали эту форму заболеванием аффект-эпилепсией.
Однако, при анализе этих приступов страха смерти (у Толстого) или страха быть живым погребенным в летаргическом сне (у Достоевского), они настолько тяжело переживаются, что вряд ли их можно отождествлять с навязчивыми состояниями обычных психастеников. Приступы страха смерти ими переживались куда тяжелее самих судорожных припадков. Когда у Достоевского после тяжелой травмы (приговор к смертной казни и ссылка в Сибирь) эти эквивалентные приступы страха превратились в судорожные припадки. Достоевский считал себя "спасенным от сумасшествия".
И, вообще, он в период этих приступов патологического страха считал себя душевнобольным, а когда эти приступы исчезли и на место их появились судорожные припадки, он считал себя "вылеченным". Так он пишет, доктору Яновскому в 1872 г.: "Вы любили меня и возились со мной, с больным душевной болезнью (ведь я теперь сознаю это) до моей поездки в Сибирь, где я вылечился (курсив Достоевского).
"Вообще, каторга многое вывела у меня (пишет он брату из Семипалатинска в 1854 г. ) и многое прибавила ко мне... Впрочем, сделай одолжение, не подозревай, что я такой же меланхолик и такой же мнительный, как был в Петербурге в последние годы. Все совершенно прошло, как рукой сняло".
