Пророчество Ильзенге.

Когда у ласковой реки

кусты, покрытые шипами,

все выпростают лепестки

и увенчаются венцами,

открыто спустится с холма

надежда силы чрезвычайной.

И роза алая сама

заронит нежность в сердце чайной.

Взволнует розовый цветник

благоуханье над поляной,

когда бордовая на миг

коснется чашечки охряной.

И в неуемной похвальбе,

у края пропасти горелой,

сплетется черная в борьбе

с увечной серебристо-белой.

И, жизни сумрачной отток

тоскливым провожая стоном,

поникнет пепельный цветок

над нежно-розовым бутоном.

А та, которая одна

цветет, осыпаться готовясь,

спокойна роза и нежна,

но несговорчива как совесть.

Ценней породистых собак

и драгоценней самоцвета,

она пронизывает мрак

как пуповина сна и света.

Садовник выбросит свой нож,

ее, единственную, срезав,

за то, что сладострастна дрожь

ее сгубившего железа.

И будут запахи густы,

как на пороге амнезии,

когда раскроются цветы

к приходу нового мессии.

Эпилог

Парочка, увлеченная повествованием, очнулась после слов о скрывшемся за поворотом автомобиле. Струи фонтана звучали уже гораздо глуше, на площади не осталось ни души, и только одинокий хранитель общественного спокойствия мерно расхаживал перед подъездом какого-то государственного учреждения. Гюль встрепенулась и кинула обеспокоенный взгляд на часы.

- Впоследствии я так и не разобрался толком, что случилось после моего ухода, - закончил старик охрипшим, усталым голосом. - Алекс уверяет, что Голем убил мейстера, завладев всем огнем жизни, который пылал в Эрнё. Официальная версия обвиняет Петрония. Мишель же, делясь впечатлениями, называл нашу историю детективом-перевертышем, где действующие лица заранее предупреждены об убийстве жертвы, но даже в финале не в состоянии правильно вычислить преступника.

- Вы сожалели о том, что ушли? - жадно спросил Атанас.

- Сожалел? Нет. В конце концов, такова была воля мейстера... как я полагаю. Но мне до смерти обидно: он ни словом, ни знаком не дал мне тогда понять, что мы расстаемся окончательно и бесповоротно.

Гюль с подозрением посмотрела на седбородого смертного.

- А вы не преувеличили свою роль в интриге?

Старик обиженно хмыкнул.

- Если думаете, что я приврал для красоты сюжета, то вы не правы. Я постарался изложить вам все так, как воспринимал это, будучи молодым. И все-таки прекрасно сознаю, что не интересен ничем, кроме своих юношеских переживаний, - он горько вздохнул. - Поверьте, это неприятно.

- Вы поженились с Кларой Хоффмайер? - поинтересовалась Гюль, болтая ногами.

- Нет. Клару в первую очередь занимали вампиры, она была сродни древним весталками, для которых непорочность - служение богам. Мы остались друзьями.

- А Голем, что с ним сталось? - снова перебил Атанас.

Отон задумчиво покачал головой.

- Странная вещь, мне показывали портрет с изображением прародителя всех Вардьяшей, у него были зеленые глаза и светлые волосы. И Голем, выйдя из заточения после гибели своего творца, сделался копией этого вампира.

- Короче, природа взяла свое, - жизнерадостно заключила Гюльшаян. - Одного не понимаю: почему никто из наших наставников ни словом не обмолвился о мейстере?

- А почему они должны верить в мечту? Скажу вам еще одну вещь напоследок, - Бендик понизил голос, и парочка сблизила головы, внимая его жаркому шепоту, - у меня своя версия относительно убийства. Сдается мне, что Джас, бесследно пропавший после той ночи, и есть главный виновник. Именно поэтому я хожу и рассказываю людям о мейстере - мне больше нечем искупить грех моего отца.

Старый апостол, кряхтя, поднялся с парапета, отряхнул поношенное пальто и, уже прощаясь с Атанасом за руку, мечтательно заметил:

- Иногда я вспоминаю слова покойного канцлера Мелиодиса и всерьез думаю: а вдруг наша явь с появлением вампиров стала такой же иллюзией, как человеческие сны? Или же сны просто заменили собой явь. Конечно, Эрнё Вардьяш мог бы оказаться фантомом, призраком, кочующим из грезы в грезу, но лично я уверен, что в этом нет ничего ужасного; наоборот - иначе и быть не может...

Весна-лето 2001 года.