Прошло, казалось мгновенье, а на станции уже никого не осталось - лишь только окровавленные орудия убийств, да скомканные, истоптанные плакаты валялись тут и там. Алексей вздохнул счастливо и поднялся в город. Действительно была весна, было очень просторно, вольно - дома раскрывались к дальним полям и рекам, словно и не ехал он никуда, словно окраины это было. Он чувствовал, что теперь окончательно победил ненависть, ад. и что теперь ему просто надо идти по улице - неважно сколь долго, но еще до окончания весны он непременно должен встретить ЕЕ.
* * *
Это была улица, по которой он когда-то безмерно давно ходил. Странно, но кажется тогда его угнетало, что по этой улице, да и по всем прилегающим движется много и всякого народа, да и просто средств передвижения. Как же это могло угнетать? Теперь он восторг испытывал! Каждый человек, и все то неясное, что двигалось, что служило для блага каждого человека, сияло подобно ручейкам, лужицам солнечным. Голоса были подобны птичьим трелям все-все было в счастье и любви.
Он шел, он улыбался, он знал что скоро-скоро теперь свершится. И действительно, еще издали он увидел ЕЕ фигурку, он бросился к Ней, и вот уже шел рядом, испытывая спокойное, творческое счастье. Рядом с НЕЙ шел кто-то, кажется ЕЕ друг, и ОНА что-то говорила ему, и держала его за руку. Алексей тоже стал говорить - он не говорил о каких-то делах, так как никаких дел кроме бесконечного света не было - он просто дарил свой свет, и всем было хорошо.
Потом он почувствовал, что пришло время признаться ЕЙ в любви. Это был очень ответственный, очень торжественный момент. Алексей чувствовал, что мгновение этого признания самое сокровенное, самое значимое во всей вечности, и еще он знал, что в мгновение этого признания никого-никого не должно быть поблизости, так как это величайшее таинство - эта любовь, это величайшее вселенское сокровище их, и только их. Быть может потом, когда они уже соединяться, то будут сиять для всех, всех, но сейчас они должны остаться одни - совсем, совсем одни. Ни один взгляд, ни один звук, ни один сторонний образ не должен помешать таинству.
И тогда Алексей сказал:
- Давай останемся одни...
И они подхватили друг друга за руки - и они начали стремительное движение вперед. Они летели через этот любящий, сияющий ликами город, и они радовались всему что их окружало, но все-таки какое-то время не могли найти уединения. Все-таки, в конце концов предстало пред ними довольно большое, кажущееся пустынным здание, но, когда они зашли в него, то поняли, что ошиблись - и в этом здании были люди - и все знакомые, и все хотели поговорить. Нет - они не стали разговаривать, они держа друг друга за руки убежали в какую-то комнатушку. Там их лица стали совсем, совсем близко друг от друга. Их близость была теперь столь велика, что Алексей знал, что ОНА чувствует тоже, что и он. Но он все же должен был произнести эти слова вслух - да - они должны были быть выражены, и тогда родился бы новый, для них созданный мир. И, когда это уже должно было произойти, когда слова уже поднимались из глубин его груди - тогда и Алексей и ОНА, поняли, что они не одни в этом помещении. И действительно, оглянувшись, обнаружили, что стены расходятся в большую залу, в которой много-много народу - и все эти многочисленные люди все заняты какими-то своими делами - все знакомые, виденные когда-то. Вот кто-то подошел к ним, начал говорить что-то...
- Любимая, любимая... - шептал Алексей. - ...Мы должны уйти от всех них... Далеко, далеко... Навсегда... Чтобы уже никогда не возвращаться...
И, когда он говорил эти строки, то и пришло знание, что надо делать. Он взял ЕЕ за руку, и в одно мгновенье они перенеслись из этого города. Это было летнее зеленеющие, синеющее, голубеющее, золотящееся раздолье. Неподалеку протекала широкая, могучая река, а они стояли у основания моста проводящего над ней железную дорогу. И хотя поблизости не было видно ни одного человека, да и поезда не было слышно - они все-таки чувствовали, что они должны идти дальше, что не здесь должно свершится таинство. Они видели сияющий березами островок в середине течения, и вот не говоря ни слова, бросились с моста к нему. Держась за руки, не прилагая каких-либо физических усилий, они плыли, и вот вышли на бережок, пошли среди деревьев и вот увидели куб в который вела небольшая дверка. Пришлось согнуться и довольно долго идти по довольно узкому, извилистому коридору. Конечно, все время пока они шли, то держали друг друга за руки - разве же могли они хоть на мгновение расстаться теперь.
Вот коридор закончился и они оказались в просторном сияющем помещении, от которого отходило бессчетное множество коридоров. На них с тяжелым гулом надвигалось что-то темное - и Алексей понял вот что: это время - будущее, что не имело никакого значения; а так же то, что это надвигающееся на ним темное, бесформенное вызвало бы в нем прежде настороженность, страх, а потом и злобу - да как это чуждое, непонятное смеет приближаться к ним, грозить их счастью. Теперь он, в светлом спокойствии понимал, что ничто, даже и вечность, а тем более такие абстрактные понятия как жизнь и смерть не могут им чем либо помешать, они уже прошли через все это, и Алексей смотрел на это уже заслонившее весь мир со светлым взглядом, он держал ЕЕ за руку, и чувствовал, что скоро они получат то, к чему так долго стремились уединения.
Тьма приняла очертания того чего и должна была принять - кабины космического корабля, и чей-то голос спросил:
- Куда изволите, капитан?
- Пока лети куда хочешь - подальше от Земли, в космос, в пустоту. улыбнулся Алексей, и повернувшись к НЕЙ молвил. - ...Но там не будет пустоты, там будешь ты... Только ты... Мне ничего-ничего кроме тебя не надо, Любимая... Ни времени, ни пространства, ни образов - только твой нежный нескончаемый свет... Только чувство...
- ...Только чувство - в нем мир - лишь мгновенье,
А эпохи, и смерти, миры...
В чувстве бога и всех - вдохновенье,
В сердце мира, хрустальной горы...
И эпохи, и сны давних царствий
Все уходит, и мертв я давно,
Среди образов странных убранствий,
Я иду лишь к тебе так давно...
Так давно, так давно... и не помню,
