- Э, дело не в цветке.
- А в чем?
- А вот прочти...
- Тут по-итальянски, я не умею.
- И никто теперь не сумеет, название фирмы нужно с конца читать. Это слово тебе знакомо?
- Вроде синтетика... если с конца.
- В том-то и дело. А так все в порядке. Нужно бы им спасибо сказать.
- Кому - им?
- Ну, тем кто в камере...
- А-а... Что это они удумали?
- Сегодня на пляже двое о том же говорили. О камере хранения. Два парня у волнореза, я к ним прикурить подходил, один в очках, на аспиранта похож, так вот он сказал: "Это не камера хранения, а пункт обмена старых вещей на новые". А второй парень ему ответил: "Ну и даешь ты, Вадим, кому это надо: старье брать, а новое отдавать?" А тот, первый, Вадим, ему говорит: "Мало ли кому. Ты вот сидишь здесь и думаешь небось, что ты венец творения, думаешь ведь?.. А того не понимаешь, что если бы так оно и было, то и в камере хранения такой ничего удивительного не было. Но то-то и оно, что не венец ты творения, Боря, а предмет изучения. Статью космонавта Поповича о разумной жизни на спутниках Сатурна и Юпитера читал?.. На Европе, что обращается вокруг Юпитера, обнаружили целый океан воды. Так вот, допустим, что жизнь где-то есть. Те, другие, поступают так же, как мы. Мы ищем каменные ножи, амфоры, берестяные грамоты, глиняные таблички, древние книги и кольчуги, все, что создано руками человека. Те, с других планет, тоже..."
И тут я перебил их. Прикурил. Отошел, усмехнулся про себя, а через некоторое время задумался об инопланетном разуме, представляешь?
- Это несерьезно, - возразила Женя. - Я на твоем месте, даже и представить себе не смогла бы, как это камера хранения попала в руки инопланетян.
...Как-то я заглянул в окошко; рядом никого не было, и я вдруг увидел, что камера хранения намного просторнее, чем я думал. А вместо пола, казалось, была морская гладь, и, только присмотревшись, я понял: это голубой ковер... Передо мной возникла та самая женщина.
- Скажите, - спросил я самым естественным тоном, - вы, конечно, слышали о Венере Милосской, олицетворяющей женскую красоту?
- Да, - ответила она и как будто задумалась, загляделась на свое кольцо с восхитительным зеленым гранатом. Такой гранат, я знал, как будто бы помогал угадывать будущее.
Но речь шла о далеком прошлом. И это далекое прошлое было моей специальностью: совсем еще молодым человеком я защитил диссертацию о культуре Средиземноморья такого давнего периода, что на защите не нашлось ни одного серьезного оппонента.
В ее гранате вспыхнула и пропала изумрудная искра, несомненно, игра света... Я сказал:
- Весной тысяча восемьсот двадцатого года крестьянин с острова Милое по имени Юргос копнул землю лопатой и натолкнулся на изумительную скульптуру. Потому и названа она Милосской. Но Венера была без рук.
- Нет, - возразила она односложно, и я постарался скрыть удивление.
- Да, говорят, что французский мореплаватель Жюль Себастьян Сезар Дюмон-Дюрвиль описал ее в своем дневнике совсем другой. В левой руке она держала яблоко, а правой придерживала ниспадавшее одеяние.
В гранате ее - белый огонь. Вспыхнул и погас... Я внимательно рассматривал ее кольцо. Давно уже гранат перестал быть редкостью, из него делают электронные приборы, совсем несложные. Пластинки граната с какими-то примесями могут задерживать ультразвуковые колебания, служить элементами памяти. Это, если угодно, подобие объяснения его свойств, связанных с будущим, с предсказаниями всякого рода. Если, конечно, молчаливо предполагать, что будущее уже содержится в прошлом... но парадокс этот более чем сомнителен. Ее гранат тоже был синтетическим, и я подумал, что во времена Куприна никто об этом и не догадался бы.
- Да. Ее видел Дюмон-Дюрвиль, - сказала она с расстановкой, и я опять скрыл изумление, вызванное и словами ее и тоном, не терпящим возражения. И еще она добавила: - А почему вы спрашиваете меня об этом?
- Да потому, - я сделал паузу... - потому только, что вы копия Венеры Милосской, какой ее видел Дюмон-Дюрвиль.
- Неправда.
Я молчал и смотрел на нее. И в эту минуту она не могла опустить глаза и глянуть на гранат. А там мерцал зеленый змеиный глаз.
- Правда, - сказал я, глядя ей в глаза. - А теперь скажите, пожалуйста, что это за работу вы нашли себе?
- Это временно, - бесцветный огонь встрепенулся в камне.
Тут подошли сразу несколько человек, накидали саквояжей и сумок. Незнакомка отдалилась от окошка, и все эти нелегкие вещи каким-то непостижимым образом оказались на движущейся ленте. Она оставалась в тени. Я уж было хотел снова подойти и продолжить разговор, но меня оттерли три отпускницы, за ними приблизились мужчины, и я понял, что пришел автобус из Адлера и нужно подождать часок-другой. Но когда наконец пятачок близ окошка опустел, ее уже не было. А был не располагающий к беседе тип в очках, которого я приметил в первый день.
Пора было к Жене. Все эти дни стояла изумительная погода, дышалось легко, я перепрыгивал через три ступеньки, не уставая. В воздухе - легкий пряный запах отмирающих листьев и последних цветов. В бассейне шевелили хвостами беззаботные рыбы; мальчишки кидали им хлебные крохи, иногда, впрочем, наживляя их на крючок, привязанный к мизинцу.
Да, я думал о незнакомке... Удивительно это. Откуда она знает о Дюмон-Дюрвиле? А кольцо с гранатом!..
Но поздним вечером, когда мы бродили с Женей по изогнутым, как серпантин, аллеям и под ноги попадались какие-то большие коричневые стручки, настроение переменилось. Что, собственно, тут загадочного? Гранат обыкновенный, даже синтетический, а светился он по странной ее прихоти, потому что положение ее руки во время разговора менялось. Что загадочного в ее платье, туфлях, односложных ответах? Да, красива, ну и что? Туфли... ну, положим, в Сухуми или Тбилиси можно достать и получше.
Женя заметила, что я рассеян, и угадала, кажется, по какой именно причине я молчу. Но говорить с ней о своих подозрениях я не мог (Не мог! Она бы рассмеялась мне в лицо - при самом благоприятном исходе). Как мне не хватало того парня, не то аспиранта, не то студента, который успевает читать статьи о космосе!
Небо было глубоким, сапфировым, с каким-то странным светом, с отблесками на летучем облаке, с россыпью бирюзовых звезд. Мы остановились у бассейна, и небесные огни отражались в темной воде, мигали, завораживали. Но это была реальность!
Взгляд не может не путешествовать во времени. Ведь вместе с ночным атмосферным свечением, опаздывавшим всего на тысячные доли секунды, приходят и вести из давнего прошлого. Первая станция на пути в прошлое альфа Центавра. Четыре года разделяет нас. И этот отрезок непреодолим нельзя пробить пока сказочный туннель к звездному раскаленному шару, чтобы сблизить два разных времени. Но что такое четыре года по сравнению с сотнями, тысячами веков!
Звезды из столетней окрестности - это наши современницы, так их, пожалуй, можно назвать; они почти наверняка таковы, какими кажутся, видятся. Но стоит удалиться за эти пределы, обозначаемые не человеческим воображением, а стеклами или антеннами астрономических приборов - и зарождается сомнение: не погасла ли дальняя звезда? Не исчезла ли туманность - целый мир, отнесенный от нас на многие и многие поколения пути?
Я рассказывал Жене о звездах, а сам думал о другом: почему же я не спросил незнакомку обо всем напрямик?
Нужно исправить ошибку. А захочет ли она беседовать о том, что меня интересует?.. Вряд ли. Хорошо, что сегодня она не догадалась, куда я клонил. Впрочем, я опять фантазировал: нет, не стояли за ней зеленые человечки с другой планеты, ведь ясно же!
Женя - биолог, заканчивает аспирантуру; об инопланетянах слышать не может: морщится и хохочет. Молодец.
НИ СЛОВА О ГУМАНОИДАХ!
Женя чуть выше меня, и, когда мы идем с дикого пляжа, рука ее покоится на моем плече.
Есть такой возраст, когда одинаково небрежно, покровительственно обращаешься и с теми, кто моложе, и с теми, кто старше. Потому-то и смешно мне стало, когда на глаза нам попался старичок из очереди в камеру хранения и довольно-таки косо посмотрел на нас.
