- Прибыл лично доложить о том, что вверенные мне части заняли назначенный район.
Шалманов приподнял на уровень груди левую руку и взглянул на часы.
- Где же им быть еще? Вас встретили мои офицеры в Моздоке?
- Так точно, - Мохнач все ещё изучал уверенность.
- Вы получили карты с указанием маршрутов выхода на позиции, зоны ответственности и разгранлинии?
- Так точно, - в ответе чувствовалось недоумение. Зачем спрашивать о том, что указания получены, если он докладывает об их исполнении.
- Вы лично проехали по всему участку? Побывали на позициях?
- В основном.
- Район Годобери на левом фланге тоже посетили?
- Нет. Принял решение сперва доложить вам, потом поеду на левый фланг.
- О чем собирались мне доложить? - Шалманов сдерживал раздражение, но оно так и прорывалось из него наружу. - О том, что у вас там пропало пятеро солдат?
Мохнач ошеломленно посмотрел на командующего. В глазах его туманилась отрешенность, с какой смотрит на мир боксер, схлопотавший нокаутирующий удар.
- Докладывайте, я слушаю. Что там у вас произошло?
- Товарищ командующий, когда я уезжал из штаба к вам, все было в порядке... Поеду сейчас же и во всем разберусь. Лично.
- Спасибо, сделайте одолжение, - Шалманов почтительно склонил голову. - Здесь все вам заранее благодарны.
Понимая, что визит не состоялся, Мохнач с удрученным видом приложил ладонь к фуражке.
- Разрешите ехать?
- Не задерживаю. И в другой раз прошу без приглашения здесь не появляться. Оставайтесь там, где идет война. Когда командующий наберется смелости, он к вам приедет сам. А пока оставьте ему право отсиживаться в тылу...
Офицеры штаба, согнувшись над картами, со вниманием слушали беседу двух генералов и скрывали усмешки. Они то уж знали, что Шалманов не вылезал оттуда, где идут бои и сюда приехал с целью побывать в бане и встретиться с прессой.
- И еще, генерал. Установите контакты с местной властью. Познакомьтесь с ополченцами. Найдите проводников, которые могут подсказать горные проходы и тропы. Карты-картами, а овраги изучайте на местности.
Когда Мохнач вышел из палатки, не глядя ему во след Шалманов негромко сказал:
- Герой Арбатского моста, прости его господи!
Офицеры штаба молчали. Некоторые, работавшие с картами, даже не подняли голов, но было ясно: слышали сказанное все. При живом президенте, который удержался у власти лишь расстреляв парламент, подобного рода высказывание звучало неприкрытым вызовом. Но Шалманов не боялся, что кто-то в Москве скосит на него недоброжелательный глаз: не так уж много в полуразложившихся, пронизанных коррупцией и безответственностью войсках, оставалось генералов, которые способны пожертвовать собой во имя так называемых "интересов державы". Тем более, что в Кремле все прекрасно понимали, что мало-мальски заметные успехи во второй чеченской войне работают на правительство, которое по любому счету должно нести ответственность за бардак в государстве.
* * *
Вертолет мог лететь только утром и Мохнач решил этим воспользоваться. Он прямо из штаба проехал в районный военкомат. Там, в связи с боевой обстановкой, постоянно находился военком и все его сотрудники.
У двухэтажного кирпичного здания стоял ополченец с автоматом.
- Где военком? - спросил Мохнач растерявшегося караульного. Тот никогда так близко не встречался с генералами.
- Он в зале. Беседует со стариками, - сказал ополченец.
Мохнач вошел в помещение, выступая солидным животом вперед. Камуфляжная куртка на груди была расстегнута - жарко - и наружу лезли седеющие завитки тонких волос.
Он решительно прошел через небольшой зал к столу, за которым сидел военком, остановился, оперся рукой о край столешницы, оглядел исподлобья собравшихся. Спросил с бесцеремонностью командира, говорящего с призывниками:
- Ну что, мужики, будете воевать?
Военком посмотрел на генерала снизу вверх и не вставая с места зло чеканя слова сказал:
- Мужики там, у вас в России. Здесь у меня собрались уважаемые аксакалы. Старейшины. Они мои гости. Мы ведем разговор. А вы вошли, ни у кого не спросив разрешения. Вошли и начали говорить...
Мохнач нервно дернул головой, лицо и шея его побагровели.
- Подполковник, как вы смеете...
- Смею, господин генерал. Смею. Это мой дом и в нем я не подполковник, а хозяин. И по закону гор и по конституции ко мне без разрешения не может войти даже милиция...
Собравшиеся насмешливо смотрели на генерала, которого отчитывал подполковник и одобрительно трясли бородами.
Мохнач понял, что сделал глупость и постарался её исправить. Первым делом придал голосу кокетливую игривость:
- Как же законы гостеприимства?
- Законы гостеприимства требуют от гостя, чтобы входя в дом, он сказал "салам". - Подполковник посмотрел на генерала с насмешкой. - Салам - это означает мир. А вы вошли и сразу произнесли слово "воевать"...
Мохнач попытался отшутиться.
- Что поделаешь, мы же люди военные...
- Но это не значит, что увидев мирных людей, надо сразу командовать им: "Руки вверх!"
- Хорошо, - сказал Мохнач. - Признаю свою вину и приношу извинения. Я не знал обычаев гор и допустил ошибку, но не умышленно. Нас всех подгоняет время. Мне срочно нужен переводчик с дагестанского...
- Сколько? - Военком с интересом посмотрел на генерала.
- Что "сколько"? - переспросил тот с недоумением.
- Сколько требуется переводчиков?
- Разве я неясно сказал: требуется один.
- С какого языка на какой?
Мохнач нервничал. Он инстинктивно понял, что над ним посмеиваются, но что стало тому причиной угадать не мог. Ответил, с трудом сдерживаясь, чтобы не выругаться:
- С русского на дагестанский. Неужели не ясно?
- В Дагестане сорок языков, не меньше. Здесь живут горцы, которые говорят на аварском, ботлихском, андийском, годоберинском, лакском, даргинском, лезгинском, табасаранском и ещё и еще. Я спросил, вам с какого на какой?
Мохнач выглядел опупело. Старики прятали язвительные улыбки в седые и черные бороды. Хреновый к ним зашел человек, но все же гость...
- Я, - продолжил военком, - их тоже все не знаю. Мы здесь общаемся на русском.
