- Все же он был женат?
- Официально у него было три жены. После второго ребенка он каждую оставлял. Всего у него шестеро законных детей.
- Анзор, но у него ни рожи, ни кожи. Занюханный черт второго разряда. Неужели он нравится женщинам?
- Женщинам, милая, нравятся его деньги. Это я тебя содержу в хрустальном замке и потому ты не представляешь, что за его стенами сплошной рынок тел...
- И он этот рынок посещает?
- Зачем? Теперь существует виртуальная система торговли. "Магазин на диване". Достаточно выразить желание и тебе на дом доставят что угодно. Газеты полны объявлений "Досуг".
- Я видела.
- Не думаешь ли ты, что организаторы отдыха приглашают людей на конные или байдарочные прогулки? Нет, родная, это рекламируется досуг для нижнего этажа натуры. Звонок и тебя обслужат, как пишется в объявлениях, "с выездом", "дешево" и "быстро".
- Неужели он пользуется этим? Ведь сегодня кругом только и слышишь: "СПИД", "сифилис"...
- Ему хватает светской тусовки. Все эти актрисы, киношные и телевизионные дивы - патентованные шлюхи.
- Фу, Анзор! Ты все же говоришь о женщинах, - Тина брезгливо фыркнула, но супруг обнял её и положил руку на грудь.
- Эти женщины не скрывают своих интересов, дорогая. Они их рекламируют. А он - рыбак. Ему нравится забрасывать удочку в чужих угодьях. Жена или дочь министра, госпожа депутатка...
- Фу, какая гадость! Ты говоришь так, будто им восхищаешься.
- Тина, цветок уши моей, - Анзор растрогался, - какая же ты наивная. Ты не представляешь, сколько людей ему откровенно завидует. Он талантливый шулер. Наглец, нахал, приспособленец, но при этом крупный хищник. Из всего, с чем соприкасается, делает деньги.
- Оставь! Судя по тому, что ты рассказал, он не волк. Скорее бактерия...
- Тина, - голос у Анзора мягкий, ласкающий. Когда он так говорил, Тина ощущала приливы тепла и у неё возникали сладостные желания. - Милая, не стоит так говорить. Завтра в любое время он может нагрянуть к нам в гости.
- Ты его пригласил?! - вопрос прозвучал так эмоционально, что Анзор не понял чего в нем больше - возмущения, любопытства или удивления.
- Нет, княгиня, он пригласил сам себя. И отказать ему я не мог. Так что придется тебе распорядиться. Все по высшему разряду. И к шестнадцати часам... нет, к семнадцати, отпусти прислугу. Нам никто не будет нужен. А теперь в постель...
Тина отнеслась к предложению с нескрываемым удовольствием. Но её быстро постигло разочарование. Когда она вернулась из ванной в тонком шелковом пеньюаре, супруг уже лежал в постели. Она легла рядом. Однако в Анзоре отсутствовала обычная пылкость. Правда, он положил ей руку на колена и оттуда провел ладонью к животу, коснулся курчавых мягких волос, на миг задержал на них пальцы, словно раздумывал, что делать дальше. Тина вздохнула. Она знала значение этого жеста. Если бы рука мужа скользнула сверху вниз...
Она не ошиблась.
- Ты знаешь, дорогая, - Анзор громко зевнул. - Давай спать. Я умотался вдрызг. Смерть как хочу спать...
Тина уже давно заметила, что супруг, с головой погрязший в делах, суть которых Тина не всегда могла понять, а он их объяснить даже не пытался, заметно охладел к ней. Это можно было объяснить двумя причинами: либо его выматывали заботы, либо у него на стороне появилась пассия. Тина давно предполагала, что супруг никогда не пропускал возможность поволочиться за новой юбкой, но её предположения не имели серьезных доказательств. Бывало муж возвращался домой, пропахший чужими стойкими духами, иногда она обнаруживала на его пиджаке чужие волосы, но ни то ни другое вещественными доказательствами назвать было нельзя.
- Больше ты ничего не хочешь? - В голосе Тины зазвенела холодная ярость, но в то же время полные губы подрагивали от обиды - вот-вот расплачется.
Анзор пружинисто сел на постели, хлопнул ладонями по голым ляжкам. Хлопок получился звонкий и прозвучал как пощечина.
- Ты...ты... - выкрикнул он, вскочил и отбежал к окну. - Нимфоманка! У тебя от безделья бешенство матки. А у меня...
Тина смотрела на его кривые ноги, на брюшко, переливавшееся через резинку трусов, на волосатую впалую грудь и в ней закипел отвращение, смешанное с презрением. Боже! Она, благородное создание княжеских кровей, отдалась этому торговцу с привокзальной тбилисской площади, пыльной и гамной, подарила ему свою девственность, радовала его огнем своей страстности, возбуждала своими фантазиями, а он... Плебей! Хам! Неотесанный телавский крестьянин!
- Что у тебя?! - выкрикнула Тина и в голосе её уже не было ноток обиды, в нем оставался только напор обвинения. - Что у тебя?! Новая курва, с которой ты успел расплескать остатки своей потенции? Тогда собирай манатки, прясь свою немочь в штаны и вон из этого дома! Вон!
- Тина! - Анзор заорал так выразительно, что она поняла: в таком запале этот плебей может её и убить. Она ударила его больно, ударила в самое чувствительное для грузина место, которым он гордится с юности, как кинжалом отца, и даже в восемьдесят лет объявляет нимало не затупившимся.
Она замолчала и легла на спину, натянув одеяло до подбородка.
- Что? - спросила она устало. - Что ты хочешь сказать?
- Я мертвец, Тина...
* * *
Весь следующий день Анзор провел под домашним арестом. Вокруг коттеджа, купленного им у муниципальных московских властей, нисколько не маскируясь, прохаживались ребята в черных кожанках. Они периодически менялись: одни уезжали на дорогих иномарках, другие занимали их место. Чтобы не ставить себя в дурацкое положение, Анзор даже не пытался уйти из дома. Телефон, обычно услужливый, не работал.
Ближе к вечеру к дому подкатили два серебристо-голубых "Кадиллака". В сопровождении двух амбалов из одного вышел Бадришвили. Пригибая голову, будто спасаясь от обстрела, он быстрым шагом прошел в дом. В просторном холле, чуть скособочившись, шаркая ногами по дорогому ковру, подошел к хозяйке. Посмотрел снизу вверх. Протянул маленькую холодную и сырую ладошку.
Первым, что пришло в голову Тине - в гости к ним пожаловал садовый гномик. В Германии, где они с мужем купили дом и однажды прожили в нем целый месяц, таких карликовых уродцев бюргеры ставят во дворах на цветочных клумбах. Подозрительно бегающие глаза, нос, загнутый крючком к верхней губе, лысина от лба до макушки...
