В тот раз, когда дядя Агигульф с ним впервые пошел, пожалуй что и обошлось без серьезной беды. Теодобад был тогда еще молодой, задору было много, а опыта мало. За опытом, считай, и пошли в поход тот.

Прогулялись они по землям герульским. Пощипали герулов. Доблести проявили много, только толку с этого почти не было. В том году у герулов недород случился. У нас тоже недород был, от недорода и на герулов пошли думали, в стороне от нас герулы живут, может, у них что-нибудь уродилось и можно отнять. Герулы же сами были голодны и свирепы.

Дядя Ульф в стычках с герулами несколько раз дядю Агигульфа от верной смерти спасал. Безмолвно обучал его. Эта-то учеба, говорил нам потом дядя Агигульф, сильнее всего в память ему и запала. Хотя у дяди Агигульфа сомнение насчет Ульфа есть. Думает он, Ульф больше потому его спасал, что дедушкиного гнева опасался.

Сам Ульф из того похода невредимым вышел, чего обычно с дядей Ульфом не случается. Видимо, потому, что рядом Агигульф был, от беды его оборонял своей удачей. Так дядя Агигульф считает.

В том походе Агигульф два подвига совершил. Во-первых, он посеял свое семя среди герулок, что особенно отмечал в рассказах. Впервые тогда посеял свое семя Агигульф, потому и запомнилось ему это. После он много семени посеял. Но тот посев с особенным чувством вспоминает. А всходов так и не видел. Может, и не было всходов. Только об этом я дяде Агигульфу никогда не говорю. Та герулка, говорит дядя Агигульф, не рабыня была, а свободная.

Другой подвиг в том заключался, что в походе том завладел Агигульф добычей - мечом узким и длинным. Ульф сказал, что меч этот спатой называется - ромейской работы меч, из-за Данубия. Таким мечом с лошади разить хорошо.

Когда в бург приехали, Агигульф хвалиться спатой стал. Нравилось ему, что другие завидуют. На спор хотел жердину спатой перерубить, но ударил неумело, и сломалась спата.

Все, кто смотрел, как Агигульф хвастает, засмеялись и ушли, одного его бросили со спатой сломанной. А Агигульф, хоть и взрослым уже стал, в походе побывал, семя свое посеял, смерть близко видел - заплакал, точно маленький. Так его Ульф и нашел.

И сказал Ульф, что спата Агигульфу все равно не годилась. Лучше бы сделать из стали этой что-нибудь более подходящее.

Агигульф захотел кинжал большой сделать из обломков спаты. Благо в бурге кузнецов хватает. Ульф же спросил, чем платить он кузнецу будет. Ибо добычи из похода они не принесли, а недород был большой. Не знал Агигульф, чем платить.

Тогда и дал ему Ульф добрый совет. Не к здешним кузнецам идти, а к нашему сельскому кузнецу Визимару. Визимар, мол, не хуже сделает. За работу же трудом с Визимаром расплатиться. Кузнецу все равно в огороде копаться недосуг, зарос у него огород бурьяном в человеческий рост.

И кинжал делать отсоветовал. Спросил у Агигульфа: видел, мол, кое у кого топорики метательные? У герулов сейчас мало кто этими топориками обзаводится. Не в почете они нынче. А напрасно, ибо оружие страшное и полезное. Только владеть им умение надобно. Чем коварнее оружие, тем больше умения оно требует, сказал Ульф.

Агигульф на то фыркнул: не оружие это, а игрушка детская. Ульф же отвечал, что топорик этот легкий, руку не тянет, а бросить его можно на далекое расстояние и неожиданно. На щит такой топорик поймать нетрудно, но бывает и так, что оказывается он весьма полезным. Тут все от обстоятельств зависит и от умения.

И уговорил Агигульфа. Советов Ульфа все слушали. Ульф только себе присоветовать не мог; другим же хорошие советы давал.

И сказал еще Агигульфу Ульф, что покажет ему, как топориком действовать. Терпения много понадобится Агигульфу, чтобы научиться как следует метать его.

Как решили, так и сделали. Отработал Агигульф у Визимара; а как топорик герульский сделать, про то Ульф Визимару рассказал. Ульф еще сызмальства у Визимара в кузнице просиживал, так что знали друг друга хорошо. Тянуло Ульфа к тайнам кузнечным.

Топорик получился на славу. Тут Ульф в новый поход ушел, а Агигульф дома остался, потому что так дедушка велел. С топориком Агигульф не расставался, при себе носил. Холил и лелеял, как мать дитя.

Запала мысль Агигульфу надпись магическую на топорике сделать: "Пью кровь". В нашем селе грамоту знал один только человек - годья Винитар. Храм Бога Единого тогда годья воздвигал. Прежде воином был годья. Когда Агигульф с просьбой своей пришел и от работы его оторвал, рассвирепел годья и крестом деревянным огрел Агигульфа. Чего захотел! Чтобы надпись языческую да греховную на оружии ему вывел! Пока Агигульф ноги уносил, годья вслед ему орал: "Велено было возлюбить ближнего своего!" И крестом угрожающе потрясал. Годья человек кроткий, но не любит, когда Бога Единого обижают.

Стал тогда думать Агигульф, как бы ему в бург выбраться, где тоже люди были, грамоте знающие. Пошел тогда на военную хитрость Агигульф. На охоту он отправился и оленя взял. После же хмурость на лицо напустил и сказал Рагнарису, что сон ему был: оленя Теодобаду отвезти надо. Дедушка спрашивал своих богов, так ли это, и боги подтвердили: да, так. И повез Агигульф оленя в бург.

Пока оленя ели, нашел Агигульф человека, который писать умел и не посчитал, что надпись "Пью кровь" на топорике так уж обижает Бога Единого. Начертал слова эти для Агигульфа; Агигульф в тот же день на рукояти надлежащие знаки вырезал: "DRAGKA BLOTH".

И вернулся из бурга с надписью на рукояти.

Эту надпись дядя Агигульф нам с Гизульфом часто показывал, рассказывал, что вырезывание знаков было великим таинством. Глубокой ночью, в новолуние, горели кругом костры. В круге костров сидел Агигульф один и вырезал знаки, только звезды и волки свидетелями были; дружина же Теодобадова за пределами круга стояла, от ужаса млея. И даже Теодобад стоял и ликом бледен был.

После Теодобад Агигульфу десять пленных герулов и десять гепидов, в рабство обращенных, и десять иных рабов отдал. И убил их Агигульф; кровью же их костры те загасили. Топором "Пью кровь" убил. После того стал топор этот непобедимым и против герулов, и против гепидов, и против иных врагов.

Много раз помогал "Пью-Кровь" Агигульфу, много раз жизнь его спасал. Рассказывал Агигульф, что однажды, устав от опеки Рагнариса, который, как наседка над цыплятами, над ним, Агигульфом, кудахчет, от скуки изнемогая, решил на север прогуляться. На севере же, в двадцати днях пути, два племени живут, на диво злобные и свирепые. Между этими племенами поле есть и на поле том, ни на миг не прекращаясь, и днем, и ночью битва кровавая кипит. Племена же те обширны, и воины могучие там не переводятся.