-- Кем же я была в твоем сне?

-- Пленницей, которую должны были принести в жертву.

-- Вот как? Печальное обстоятельство. -- Она помолчала. -- И что же, меня убили?

-- Нет. Императорский художник спас вас вместе с отцом и братом.

-- А потом?

-- Я не знаю, меня разбудили.

Снова возникла пауза, но ненадолго:

-- Откуда же я была родом?

-- Из Атлантиды.

-- Очень романтично, но избито.

-- Зато правда.

-- Правда? Во сне? -- Мне нравится ее сарказм. В глазах появляется маленький набор молний, но не среди туч, а прямо среди ясного дня. Красиво.

-- Но уж теперь, встретив вас, я не знаю, правда это или нет.

Она замолчала, и я заметил, что мы вошли во двор. Не люблю я компаний, блуждающих по ночному городу в поисках приключений, как и эту, оказавшуюся у нас на дороге. Стандарт: "Закурить не найдется?" -- и шарящий в поисках добычи взгляд.

Протягиваю левой рукой пачку сигарет, приоткрывая полу куртки, чтобы этот самый взгляд отметил присутствие нежелательного для себя предмета. Две сигареты исчезают со словом: "Мерси!" -- и мы расстаемся.

-- Ничего, вежливые ребята, -- говорю я, когда братва удаляется в странном молчании, и поправляю пистолет за поясом, но так, чтобы не видела моя спутница.

-- Господи, я так испугалась.

-- "Не ходите, дети, в Африку гулять", -- обожаю временами назидания.

-- Ну, в ресторане я была с однокурсниками! Диплом обмывали! Что ж, и шагу ночью не ступить? Дурдом какой-то!

Боже мой, сколько эмоций. Неужели это я вызвал? Приятно.

-- И в какой же области вы теперь профессионал?

-- Историк.

Почему-то мне в голову опять влез сегодняшний сон, и я поинтересовался:

-- Уж не Древняя ли Америка наша специальность?

Она остановилась. Как вкопанная остановилась. Я люблю, когда люди так останавливаются. Бежит человек, бежит, потом -- стоп! Кирпич! Вот и взгляд стал более осмысленным. До сих пор меня можно было не замечать, хоть я и был рядом. Теперь же где-то там, в подсознании, поселился я собственной персоной. И с этим приходилось считаться.

-- Ты следил за мной! -- нашла она простое решение.

-- Следил? Хм. -- Я провел поверхностный психоанализ и заключил: -- В вас говорит гордыня.

-- А это здесь при чем? -- удивилась она.

-- При том, -- занялся я демагогией, -- что на свете не так уж много людей, за которыми следят или которых хотят убить. Но каждый человек в глубине души считает, что он пуп Земли и потому ему угрожает опасность или... слава. Но, как правило, это заблуждение. -- У меня перед глазами встали три черных джипа, и я уже не так уверенно повторил: -- М-да, как правило.

Она снова посмотрела на меня изучающим взглядом, но, не говоря ни слова, пошла вперед. Через несколько секунд спросила:

-- Что еще интересного тебе снилось?

-- Странный город из пирамид.

-- Уж не в Египте ли? -- Она была полностью уверена, что я использую современную экзотику, чтобы заморочить ей голову.

-- Нет, Империя называлась Легенда.

Теперь ее взгляд приобрел характер оценки: вру я или нет. Интересно, что решила?

-- Странное название.

-- Да, а на сензаре оно звучит так, -- и я произношу трудно передаваемые сочетания звуков из шипящих, свистящих и почти без гласных, отчего мой язык без привычки сворачивается в трубочку.

Теперь она действительно смеется.

-- А ты большой выдумщик.

Я почти обижен:

-- Может, у меня не совсем хорошо с произношением, но звучит примерно так.

-- Если это действительно сензар, то тебе можно писать диссертацию. Этот язык неизвестен науке, кроме упоминания о нем несколькими мистиками вроде Блаватской.

-- Я подумаю об этом.

В этот момент я понимаю, что мы пришли. И еще я понимаю, что если она сейчас попрощается, то я уже не смогу ее удержать, а удержать можно только одним способом, если не применять силу, конечно. И я применяю... первый способ.

-- Вот вы сейчас уйдете, и мы больше никогда не увидимся. А ведь и у вас, и у меня останутся вопросы, на которые только мы можем ответить друг другу.

Она внимательно смотрит на меня, обдумывая мои слова, и все же произносит:

-- Например?

-- Например, мой сон.

-- Но ведь это твой сон.

Я не знаю, что ей сказать. Она мысленно удаляется, а я не нахожу слов. Белая ночь заканчивается быстро, и в голубых радужках глаз стоящей передо мной девушки я вижу синие стрелки, подсвеченные чистым утренним небом. Будто сомнамбула, монотонно вспоминаю слова художника: "Огромные голубые глаза с синими стрелками в радужке, пшеничный стог на голове, взбитый как львиная грива, рост... едва ли Ветер был на пять сантиметров выше -- все это в отдельности было любопытным и необычным для его мест, где черные волосы, невысокая фигура и темные глаза служили генетической основой. Поражало другое -- пропорции. Мера была во всем: овал лица компенсировал величину глаз, носа и рта. Брови стремились к еле заметным под волосами ушам. Нос и губы уравновешивали друг друга, как горы и озеро".

Она молчала. Трудно, ох, как трудно, вот так сразу, пустить к себе в жизнь еще полчаса назад незнакомого тебе человека. Я ждал ее выбора, и она его сделала.

-- Как вас зовут? -- Любопытно, что обычно люди переходят от "вы" к "ты", тут же все было наоборот. Я понадеялся, что она решила начать наши отношения с белого листа.

-- Алексей.

-- А я думала Ветер, -- она улыбнулась.

-- Ветер -- это тот самый Императорский художник, а полное его имя Ветер Небес.

-- Поэтично, хотя для индейцев в порядке вещей.

-- Да, наверно. Никогда не был индейцем, -- сострил я и полез с дальнейшими расспросами: -- А как зовут вас?

Она стушевалась. И я подумал, что зовут ее, что-нибудь вроде Фроси. Оказалось еще интересней.

-- У меня странное имя для девушки. Вася.

Я мог бы посмеяться, но меня ведь учили не только хорошим манерам. Поэтому я ответил:

-- Почему-то в жизни все парадоксально. Красивое ходит об руку с уродливым, смешное -- с возвышенным. Ведь Василиса -- удивительное имя, но оно же и Вася. Поэтому вы вмещаете в себя два полюса этого мира, а значит, саму жизнь.

Она снова рассмеялась.

-- Боже, какая сложная философия. Но вы первый, кто так быстро сообразил. Мое имя -- своеобразный тест на глупость. Вы получили пять из пяти. Поздравляю!