Вы, наверное, знаете, что наши эмоции - страх, любовь, растерянность, прозрение, бессилие, смех, горечь есть ничто иное как телесные ощущения? Я, конечно, не могу говорить за всех и, тем более, за вас, но, например, мой страх живет у меня в груди, и он проявляется в виде горячего комка за грудиной, от соседства с которым начинает сильнее биться сердце, по всему телу натягиваются тугие капроновые нити, соединяющие страх с даже самой незаметной мышцей в мизинце, которые начинают от напряжения вибрировать и порождать ужасную трясучку головы, рук и ног, и от которых сводит в судороге все тело, и приходится, для того чтобы снять это очень неприятное, тяжелое ощущение, чтобы не свалиться в эпилептическом припадке или не стать кататоником, немедленно, сейчас же ликвидировать, уничтожить в зародыше, пристрелить, сжечь, съесть, разорвать, разгрызть, взорвать источник страха и беспокойства. Другое дело радость. Она и приятнее сама по себе, и зарождается не в груди, а в области пупка. Знаете, я очень долго не мог отождествить с телом эту эмоцию. Слишком редка она у нас в жизни, а работа практически никогда не дарит нам положительных эмоций, уж поверьте. Говорят, знаете ли, разное - сюда идут работать садисты, сюда идут работать моральные и эмоциональные уроды с полной саркомой совести и человеколюбия. Чушь все это. Человек многофункционален и полифоничен. Он не так прост и примитивен, к видит его церковь, он скорее человек гениев - внешние условия диктуют ему и его поведение, и проявление его талантов. Вспомните, как вы ведете себя, oказавшись в высококультурной, чопорной среде, где Плюют только в урны, пердят в унитазы и говорят "простите", если проходят ближе, чем за два метра от вас. Вы становитесь точно таким же, это на уровне рефлексов - говорите "извините", ходите по дому в смокинге, а не в спортивных драных штанах, вытираете салфеткой рот после каждой ложки супа и каждый день меняете трусы. Но стоит вам очутиться в культурной среде попроще, где все ругаются матом, пытаются первыми залезть в автобус, не обращают внимания на грязь, а на вопрос "Что вы понимаете под полной свободой?" не приходит ничего в голову, кроме желания помочиться и облегчиться прямо на улице, то соответственно начинаете вести оебя и вы - сморкаетесь двумя пальцами, бесплатно ездите в транспорте, огрызаетесь на толчею в автобусе и моетесь один раз в месяц. И это самые простые случаи, сидящие в нас на уровне инстинктов. Поэтому стоит создаться определенным условиям, влажность в воздухе что ли повышается, и нам, да-да, нам, то есть и вам, и мне, нет отбоя в добровольцах, в информаторах, в стукачах. Боже мой, как это коробит некоторых стукачество в их рядах! Это все равно что обижаться на людей, которые во время дождя открывают зонты. Наша жизнь универсальна, мы многофункциональный строительный материал для империй, для диктатур, для демократий, революций, анархий и войн. Свобода воли в наших руках, мы должны не только попробовать, вкусить все - голод, холод, цензуру, стыд, тепло, ампутации, сытость, приступы творчества и самодовольное отупение. Мы также должны создать все и выжить в этом всем. Почему нас не удивляет и не раздражает голубой и розовый периоды творчества художника, почему мы считаем вполне естественным рождение человека беспомощным, кричащим и глупым и его развитие до вполне разумного, трезвого, умного существа, но нас просто разъяряет то, что лучший друг и талантливый музыкант может быть сексотом, а нежный и любящий глава семейства - палачом по особым поручениям? Мы приспосабливаемся, да, возможно, взятая или навязанная роль нам не нравится, нас от нее тошнит, мы ее стыдимся, но это наша работа, и никто кроме нас ее не сделает. Мы приспосабливаемся, но даже палач меняет тот мир, в котором он исполняет приговоры... Да, я, кажется, очень сильно отвлекся, оседлав свой любимый конек. Но так приятно поделиться своей философией с человеком, который может ее понять и оценить в силу схожести наших профессий. Не будешь же ее докладывать начальству или читать лекции тараканам. Скажу по секрету, даже с сослуживцами этим не очень-то поделишься. Многие о таких вопросах и не задумываются, просто честно и добросовестно исполняют свое дело, а тот кто над ними задумываются, сделают это скорее не из склонности ума, а из-за, так сказать, все тех же профессиональных обязанностей. Ну, вы меня понимаете. Так вот, я, кажется, закончил на радости. Радость! Ну что, казалось бы, проще - тепло в пупке, напряжение лицевых мышц, растягивающих губы в ухмылке, и обильное слезоотделение. Что самое интересное, узнав, какая мышца, какая часть тела ответственна за то или иное чувство, очень легко обмануть самого себя. Вам страшно? Крепко сожмите горячий шарик, отделите его от многочисленных нейлоновых нитей и начинайте медленно-медленно стягивать, спускать, передвигать его вниз. Десять, пятнадцать сантиметров отделяют страх от радости! Такая примитивная психотeхника наводит на серьезные размышления, не так ли? Но знаете, в чем загвоздка, и, собственно, ради чего я уехал в такие дебри психологии? Только одно чувство я не смог отождествить с телесным ощущением.

Это может быть феноменом только моего тела, но я думаю, что это общая беда или счастье, да, скорее, счастье человечества. Догадываетесь, о чем я? О подозрительности. От нее не так легко избавиться, как от страха или от радости. Можно даже сказать, что это вечное чувство, незыблемое никакими объективными показаниями, признаниями, доказательствами, пыт-S ками и смертью. Подозрения нельзя опровергнуть, они только получают новые доказательства. Более того, подозрительность двигает человеческий прогресс! Что есть наука, как не извечное подозрение человека, что Господь Бог его здорово облапошил при сотворении мира, подозрение, что его учителя полные ослы, подозрение, что в нем поселилась вся гениальность, вся мудрость, вся прозорливость мира. А на чем построено любое государство, как не на подозрительности к окружающим! Представьте, что было бы, если бы люди стали доверять друг другу? Наука умерла бы - зачем ее изучать, если я вполне верю измышлениям других, какими бы бредовыми они ни были. Государство и экономика развалятся - зачем нужны деньги, законодательство, суды, если любой человек мне друг, брат, сват, которому я безоговорочно верю. Каково? Естественно, не все так радужно в подозрительности, может, даже большая часть ее прямо идет во зло человечеству, но нельзя отрицать и определенного позитива. Черт возьми, да если бы не эта наша подозрительность к самим себе, которая за любой банальностью и серостью видит гений чистой красоты, то не было бы и любви. А как кто-то остроумно заметил - человек есть побочный продукт любви, то бишь - подозрительности. Так вот, отвлекаясь от генеральной линии нашей беседы (но ненадолго), хочу спросить-знаете, в чем основной критерий истины? Вопрос не философский, поверьте, хотя здесь много чего накручено всякими умниками, а сугубо практический, приземленный к нашей розыскной работе. Что считать доказательством виновности человека? Показания свидетелей? Они противоречивы, субъективны, недостоверны и порой лживы. Вещественные доказательства? Чушь. Не было еще такого преступления, кроме как в фантазиях писателей, чтобы улики неопровержимо указывали на конкретного человека. Теорема неполноты применима и в нашей практике. Решение суда присяжных? Нет более необъективных людей, чем присяжные, ничего не смыслящие в тонкостях и технологиях расследования и судопроизводства. Они болванчики в руках прокурора и адвоката. И вот мы в тупике, и каждое судебное решение оставляет в нас червя сомнения - а вдруг мы ошиблись? Поверьте мне на слово, нет более убедительного и точного доказательства, чем собственные подозрения и признания подозреваемого. Да, да, именно так. Вот она - царица доказательства. И как мы либерально ни настроены, как ни уважаем права человека, а никуда нам от этого не деться. Я подозреваю, что ты виновен, ты подтвердишь мои подозрения, и значит все, точка. Конец следствию, начало суда. Подумайте, поразмышляйте, и вы не найдете более точных критериев, констант достоверности. И это работает не только здесь, это можно распространить на другие сферы человеческого бытия. Научная теория - это моя и ваша уверенность в том, что я был прав. Государство - ваша и моя уверенность в том, что это справедливое устрой-во жизни. Малейшие сомнения, и самые хорошие, проверенные и перепроверенные теории, самыe сильные и могучие цивилизации и культуры разлeтаются в пыль и прах. Вот формула человеческого бытия, экзистенции - тонкая грань между верой и подозрительностью. Мне нравится философия, хотя она скучна, противоречива, подозрительна и доверчива. Она дарит мне особый взгляд на обыденность. Вот дело. Оно толсто, сумбурно, доказательно и фальсифицировано. Но что в нем важно? Исключительно моя подозрительность или, говоря мягче, мое сомнение. Я Знаю, что вы приведете миллион и одно доказательство в опровержение моего чувства, и я помогу вам найти еще двадцать два миллиона. Это неважно.