Как раз к этим октябрьским дням относится и создание первой массовой открытой рабочей организации - Совета рабочих депутатов. Принято думать, что советы рабочих депутатов созданы большевиками - советский и большевистский сейчас ведь одно и то же. А между тем происхождение советов рабочих депутатов совсем иное.

Мысль о создании рабочей массовой организации на почве рабочего самоуправления возникла в петербургской социал-демократической группе, т. е. в меньшевистской организации. Во взбудораженную рабочую массу была брошена мысль о создании путем явочных самочинных выборов как бы рабочего самоуправления. Массовая забастовка в Петербурге началась 11-12 октября.

Социал-демократическая меньшевистская группа выпустила призыв к рабочим выбрать по фабрикам своих представителей. Уже на второй день забастовки, т. е. 13 октября, в Петербурге, в Технологическом Институте, собрались представители от 40 фабрик и заводов. В следующие дни от имени этого собрания, которое было названо Советом Рабочих Депутатов, было выпущено воззвание ко всем петербургским рабочим. На третьем заседании присутствовало уже 226 депутатов от 96 предприятий и от 5 профессиональных союзов.

17-го октября вышел первый номер "Известий Совета Рабочих Депутатов" периодического листка, печатавшегося полулегальным или захватным путем. Эта форма организации была создана меньшевиками социал-демократами, стремившимися открыто и по возможности легально - хотя и явочным, т. е. захватным порядком охватить рабочие массы и действовавшими в противовес большевикам, настаивавшим на создании строго партийных боевых революционных организаций не столько в целях мирного самоуправления, сколько ради захвата революционной инициативы и власти.

Необходимо подчеркнуть, что большевистская партийная пресса тогда яростно нападала на советы рабочих депутатов, находя их не соответствующими революционным задачам момента и боясь того, что советы рабочих депутатов явятся в дальнейшем конкурентами партийным организациям и могут даже вступить с ними в конфликт.

По мысли меньшевиков, советы рабочих депутатов должны были быть беспартийными рабочими организациями - такими они в это время и были: в них действовали тогда главным образом меньшевики, социалисты-революционеры и рабочие вне партий; что же касается большевиков, то хотя они тоже входили в советы рабочих депутатов, но лишь с целью привлечь рабочих к партийной большевистской работе.

В октябрьские дни совет рабочих депутатов был, в сущности говоря, массовым стачечным комитетом. Это он руководил всем стачечным движением и благодаря ему была одержана победа, приведшая правительство к необходимости издать 17-го октября манифест.

После убийства Плеве и назначения на его место князя Святополка-Мирского, провозгласившего политику "доверия" или, как тогда говорили, "весны", в России началась эпоха петиций, депутаций и резолюций. Петиции с массовыми подписями в огромном количестве посылались в Петербург из разных углов России.

Исходили они от ученых и просветительных обществ, от земских собраний, от служащих в правительственных и общественных учреждениях, от крестьянских обществ - были даже петиции от чинов полиции! И хотя правительство никак на них не отвечало, а просто клало под сукно, они большею частью оглашались в печати и вносили свою долю в общее возбуждение страны. Либеральное общество петициями, рабочие забастовками, крестьяне аграрными беспорядками - каждый по-своему расшатывал основы существовавшего политического строя.

Самым характерным во всем этом было то, что правительство не считало возможным или было бессильно всему этому препятствовать, оно было бессильно даже скрывать эти проявления общественного возбуждения. Не всегда можно было понять, что было дозволено и что было запрещено, местные власти часто терялись и не знали, что можно было разрешить и что надо было запретить - случаи превышения были и в том и в другом направлении. Свобод еще не было, но во многих отношениях полусвобода уже была.

При таком положении наступление на правительство, штурм власти продолжались. Эпоху петиций сменила эпоха митингов. В таких крупных городах, как Петербург, Москва, Нижний Новгород, Киев, Казань, Варшава и в некоторых других, несмотря на объявленную едва ли не повсеместно усиленную охрану, митинги проходили без вмешательства властей, а потому и совершенно спокойно; в других же городах митинги либо не допускались, либо разгонялись при содействии казаков и полиции - при этом происходили избиения и аресты.

Но даже это не помешало митингам - летом и особенно осенью 1905-го года стать общим для России явлением. В Киеве, в начале октября, на митинги собиралось до 10.000 человек, несколько позже - до 20.000, в Одессе - до 15.000, в Тифлисе до 30.000, в Риге до 50.000...

В течение октября и ноября во всех крупных центрах и небольших городах России митинги стали почти ежедневным явлением и в конце этого периода в большинстве случаев заканчивались столкновениями с войсками и полицией. Так было в Москве, Минске, Саратове, Харькове, Полтаве, Новочеркасске и других городах, причем в Харькове, где вместе с войсками и полицией впервые начали действовать организовавшиеся там черносотенцы, столкновения продолжались беспрерывно в течение 10, 11 и 12 октября.

У нас, в партии социалистов-революционеров, было много прекрасных ораторов. В Москве таким партийным оратором для митингов был Илья Фондаминский, выступавший под фамилией Бунакова.

Он был молод и красив, легко владел словом, говорил с большим увлечением и темпераментом и увлекал аудиторию. Его любимой темой был аграрный вопрос, в котором он сделался настоящим специалистом. Он выступал со своими докладами в течение всего лета. Выступал в Москве на заводах - у Гужона, Листа, на Прохоровской мануфактуре, где на его выступления нередко собиралось по несколько тысяч человек.

Делал он доклады на частных квартирах, которые тогда либеральные хозяева охотно давали революционным организациям, ездил по провинции. Нередко ему приходилось на этих собраниях полемизировать с социал-демократами меньшевиками и большевиками, и он на них всегда выходил победителем. Поэтому ему дали кличку Непобедимый. У него была еще и другая кличка: Лассаль и, действительно, своим пламенным красноречием и даже отчасти своей внешностью он чем-то напоминал знаменитого трибуна. Говорил он всегда горячо и даже страстно, и мы, его близкие друзья, степень его успеха определяли по тому, насколько после выступления был смят и смочен потом его крахмальный воротничок (все тогда ходили в крахмальных сорочках). Если он приходил с собрания взлохмаченный, мокрый и потный, с раскисшим воротником - мы знали: он выступал с успехом.

Он был вместе с Амалией арестован в Москве в сентябре не столько за выступления на собраниях и митингах, сколько по делу своей жены; Амалия дружила с Зинаидой Коноплянниковой (позднее убившей генерала Мина), которая тогда устраивала в Сокольниках под Москвой динамитную мастерскую. Амалия даже в чем-то ей помогала, кажется, не раз отвозила Коноплянникову на принадлежавшей ее матери лошади, когда надо было спасаться от преследования сыщиков. Известие об аресте Фондаминских я получил еще в Женеве.

Амалия принадлежала к очень богатой московской семье Гавронских: ее дед был хорошо известный в еврейских кругах Вульф Высоцкий, основатель знаменитой чайной фирмы "В. Высоцкий и Ко". Продолжателями этого дела были его сын и три зятя (мужья трех его дочерей) - Давид Высоцкий, Осип Цетлин (его сын, Михаил, он же поэт "Амари", был моим другом), Рафаил Гоц (отец Михаила Рафаиловича и Абрама) и Ошер (или Иосиф) Гавронский. Его дочерью и была Амалия.

Это была целая династия - и весьма многочисленная со всеми своими семьями - миллионеров. Была Амалия, конечно, очень избалована с детства и я с трудом представлял себе ее в тюремной обстановке. Мне потом много об этом рассказывали. Несмотря на всю свою избалованность, держала она себя в тюрьме замечательно - с администрацией была очень горда, с товарищами - мила, и поэтому все в тюрьме ее уважали и любили. Мать - мы все, со слов Амалии, ее тоже называли "мамаша", - обожавшая ее больше всех своих других многочисленных детей, узнав об ее аресте, едва не сошла с ума от горя.