- У Сереги есть зажигалка.
- Ты что, совсем сбрендил? - очень натурально разъярился Ломов и так дернул за ручку, что машина заходила ходуном. - Открой дверь. Мне бардачок нужен.
После недолгого колебания Синеев протянул вперед руку и нажал на кнопку. Ломов открыл машину, сунул голову внутрь, уперся коленом в переднее сиденье и взглянул на своего, теперь уже бывшего, помощника. Тот сидел с окаменевшим, бледным лицом, держал направленный на Ломова пистолет и нервно курил.
- Лом, я хочу живым добраться до своего дома, - тихо, но отчетливо проговорил он. - Я давно все понял: Федор Иванович сюда не приедет, тебе приказано нас убрать, только ты не хочешь портить машину. Тебе же на ней возвращаться.
- Что ты несешь? - так же тихо спросил Ломов. Он завороженно смотрел в черный глазок пистолетного дула и в голове у него вихрем пронеслось: "Опять. Они что, все читают мои мысли? Бардачок. Надо лезть в бардачок".
- Ничего я не несу, Лом, - каким-то мертвым голосом ответил Синеев. Мокроусов давно уже лежит в том самом чулане с дыркой в башке, а у тебя под мышкой "макаров" с глушителем. Если это не правда, позови Серегу. Когда он выйдет на крыльцо, я пойду в дом.
- Саня, ты больной, честное слово, - спокойно произнес Ломов. Умение владеть собой пока что спасало его. Он понял, что плохо подготовился и по легкомысленности налетел на серьезное препятствие. Правда, менее искушенный Синеев допустил роковую оплошность - даже не попытался разоружить его - и чтобы не дать ему опомниться, Ломов попятился из машины.
- Постой, Лом, - вдруг остановил его Синеев. - Сядь.
- Пошел ты на хер! - взорвался Ломов. - Ты сам сказал, чтобы я позвал Серегу.
- Сядь, - твердо повторил Синеев и повел пистолетом из стороны в сторону. - Сядь, я не шучу. Слава богу, ты научил меня нажимать на курок.
Застонав от возмущения, Ломов плюхнулся на водительское кресло спиной к Синееву, поднял обе руки вверх и с издевкой спросил:
- Дальше что?
- Дальше - закрой дверь и брось свою пушку между сиденьями, мне под ноги. Только делай это очень осторожно. Я прошу тебя, Лом, очень осторожно. Жаль будет, если живой Серега там режет колбасу, а ты здесь по глупости помрешь.
- Ты больной, Саня, - повторил Ломов и посмотрел в зеркало на Синеева. - Я только хотел позвать...
- Закрой дверь, брось пушку и позови. Посигналь ему. Если Мокроусов жив, он выйдет, - сказал Синеев.
После этих слов Ломов окончательно понял, что ни хитрость, ни уговоры ему не помогут. Времени на раздумья у него не было, Синеев ждал и с каждой секундой все больше и больше убеждался в своей правоте. В любой момент он мог выстрелить, хотя бы для того, чтобы спасти собственную жизнь.
- Ладно, - наконец проговорил Ломов и с силой захлопнул дверцу. - От тебя забеременить можно. Тебе не надо было соглашаться на эту работу, Саня. В таком возрасте поздно учиться. Ты же сам спортсмен, знаешь. Если не начал в детстве, из тебя получится только физкультурник.
- Ты что, с детства убиваешь? - серьезно спросил Синеев.
- Нет, я про спорт, - ответил Ломов.
- Хватит трепаться, Лом, давай пушку, - снова потребовал Синеев. Считаю до трех, а потом стреляю. Раз...
- Уговорил, - рассмеялся Ломов и полез под куртку. Отмахнуться от здорового, вооруженного Синеева в тесной машине было невозможно. Отдать пистолет - означало лишиться последнего шанса. Пытаться что-то придумать не было времени, и Ломов пошел ва-банк. - Что бы я когда-нибудь ещё согласился с тобой работать! - глядя в зеркало заднего вида, сказал он. - Да пропади ты пропадом! Не знаю, что тебе сегодня заплатят...
- Два, - продолжил счет Синеев.
Демонстрируя расслабленность, Ломов лениво вытащил пистолет, резко мотнул головой влево к дверце и тут же упал вправо на сиденье. Синеев опоздал на какую-то десятую долю секунды. Он нажал на курок, но первая пуля пробила лобовое стекло перед водительским креслом, вторая - бардачок, и за то мгновение, пока рука его описывала в воздухе короткую дугу, Ломов сумел извернуться и выстрелить в него два раза.
Ломов не сразу посмотрел, попал или нет - все было и так ясно. Промахнуться в огромного заместителя начальника охраны банка с расстояния вытянутой руки он не смог бы даже если бы захотел. Сзади ещё раздавался предсмертный хрип и горловой клекот, а Ломов лежал на сиденьях и прислушивался к ударам своего сердца. На душе у него было паршиво, как-будто его публично унизили или напугали.
Он выбрался из "жигулей", убрал пистолет на место в кобуру и через стекло посмотрел на Синеева. Теперь его нужно было вытащить и до вечера спрятать в доме. Ломов не боялся, что кто-то слышал два синеевских выстрела - они прозвучали в закрытом автомобиле и не могли докатиться до дачного поселка. Поэтому он не торопился и даже позволил себе покачаться на скрипучих качелях.
После того, как Ломов волоком оттащил труп на веранду, он достал из мокроусовского пакета бутылку пива и залпом выпил её. Затем он обоих обыскал, забрал только документы и сунул их во внутренний карман. Закончив с мертвецами, Ломов осторожно поднялся на второй этаж и ещё со ступенек осмотрел гостиную. Со времени их отъезда здесь ничего не изменилось, разве что со стола исчезли бутылки и грязные фужеры. Это несколько озадачило Ломова, он не понимал, почему Синееву с Мокроусовым нельзя было появляться наверху. "Неужели пожалел ковер?" - подумал он и, усмехнувшись, проговорил:
- У богатых свои причуды.
Ломов прошелся по мягкому толстому ковру, уселся на диван и позвонил Федору Ивановичу.
- Все в порядке, - сообщил он. - Я здесь ещё поработаю и в Москве буду только ночью.
- Молодец, Женя, - ответил заказчик. - Ты уже на втором этаже?
- Да, - ответил Ломов. Он хотел было легонько съязвить по поводу ковра, но пока искал необидные слова, Федор Иванович продолжил:
- Я хочу сделать тебе небольшой подарок. Видишь, на столе лежит бумажка с печатью? Прочитай её.
Ломов поднялся с дивана, подошел к столу и взглянул на документ. Когда он разглядел, что там было написано, его прошиб холодный пот. Это была дарственная на дом и участок, в которую были занесены его настоящие фамилия, имя, отчество, год и место рождения и даже номер и серия паспорта.
