- Как зовут твоего друга и где он живет? - бесстрастно наблюдая за её судорожными телодвижениями, повторил свой вопрос Ломов.
- Я скажу, я все, что хочешь скажу, только поклянись, что вы меня не убьете, - совсем тихо попросила Лена.
- Я не могу тебе ничего обещать, - так же невозмутимо ответил Ломов. Но я могу сделать так, что ты все равно скажешь. Не тяни время, у нас его нет.
- Но ты мне поможешь? - не теряла надежды Лена. - Хоть чуть-чуть поможешь? А я продам квартиру, все тебе...
- Помогу, - пообещал Ломов.
- Коля Буздырь. Николай Александрович Буздырь, - постоянно всхлипывая, заторопилась Лена. - Он работает администратором в ресторане "Буревестник". Это рядом с Киевским вокзалом. Я ему все рассказала и попросила помочь найти Антона. У него такие связи...
- Больше никто? - сразу же встав со стула, спросил Ломов.
- Никто, клянусь, - приподнявшись на локте ответила Лена, и вспомнив о подруге, добавила: - Таньке я ничего не сказала. Я просто заняла у нее. Если бы она узнала, не дала бы.
- Заняла? - удивился Ломов. Он достал из кармана конверт, в котором Татьяна отдала Лене деньги и спросил: - Вот эти?
- Да, - кивнула Лена.
- Я думал, ты свои забрала, - внимательно разглядывая пленницу, проговорил Ломов.
- Свои... мои.., - снова всхлипнула Лена. - Это были наши общие деньги. С Сергеем. С моим мужем. Я опоздала почти на час, и он успел вперед меня.
- Значит, он все-таки там бы-ыл, - с растяжкой, удовлетворенно произнес Ломов. Он направился к двери, но у порога задержался и неожиданно спросил: - А ты знаешь, что в дипломате?
- Деньги, - жалобно прошептала Лена, а затем ещё тише добавила: Миллион баксов.
- Понятно, - задумчиво проговорил Ломов.
Он запер дверь каморки на засов и по вертикальной металлической лестнице поднялся на первый этаж, который был разделен фанерной перегородкой на две комнаты: поменьше - кухня, побольше - гостиная. В этой самой гостиной Мокроусов, вальяжно развалившись в кресле, потягивал водку с апельсиновым соком, а Синеев со стаканом такого же коктейля копался в хозяйской видеотеке.
- Через пятнадцать минут уезжаем, - появившись в дверях, сообщил Ломов. Он достал из кармана сотовый телефон, набрал номер и долго отдавал кому-то распоряжения. Со следующим собеседником Ломов говорил предельно вежливо. Он лишь упомянул ресторан "Буревестник", а затем понес какую-то тарабарщину, из которой Синеев с Мокроусовым поняли лишь одно - работа только началась и её будет много.
Лена в это время лежала на узком жестком топчане и бессмысленным взглядом смотрела на стену. Она положила голову на прикованную к трубе руку, подтянула колени к животу и машинально царапала коготком клеенчатую обивку тюремного ложа. Лена лежала в неудобной позе, у неё затекла нога, но тело болело так сильно, что она не решалась лечь как-нибудь иначе. Мысли Лены, если эти бессвязные обрывки можно было назвать мыслями, вяло менялись без всякого её участия и больше напоминали сон наяву. В этих грезах перед её внутреннем взором проплывали без начала и конца эпизоды из её бывшей, когда-то благополучной жизни, лица знакомых и родственников, фантастические картинки нереализовавшейся мечты и многое другое, что когда-то составляло её простое и безмятежное существование.
Неожиданно Лена услышала, как снаружи лязгнул засов и нервно встрепенулась, словно действительно спала. Она ещё не увидела, кто к ней пожаловал, но напряглась до предела, сжалась в комок, желая лишь одного, чтобы ей дали отдохнуть, набраться сил для следующего разговора, который, как она подозревала, будет не таким коротким и спокойным, как с Ломовым. За какое-то мгновение Лена успела подумать, что никто не собирается сдавать её в милицию, что её специально привезли в загородный дом, а это означает только одно - с ней будут разбираться по неписанным законам. Одни и те же пьяные, похотливые бугаи по-очереди предстанут перед ней в роли тюремщиков, насильников, затем судей и палачей. В этот момент Лена словно обрела чудесный дар ясновидения. Она вдруг очень живо представила, как эти сорвавшиеся с цепи псы будут рвать её на части, нисколько не жалея её и не задумываясь о последствиях. Лена поняла, что она уже кем-то списана и больше не числится в живых, а стало быть, с ней можно все.
В каморку по-хозяйски ввалился один из охранников - тот, кого она ударила ногой в живот.. По его расползающимся, пьяным глазам и блуждающей улыбке Лена поняла, что он пришел не для разговора. Мокроусов на ходу расстегивал ремень, странно хмыкал и откашливался, как-будто собирался петь.
- Давай, раздвигай, - наконец приказал он, упершись коленом в край топчана. - Давай-давай, скорее, времени нет.
Лена не то, что не поменяла позы, она даже не шелохнулась и лишь из-под руки со страхом и мукой смотрела на этого здорового мужика и, едва шевеля губами, шептала:
- Господи... Господи... Господи...
Не дождавшись помощи от пленницы, Мокроусов подтянул Лену за ноги поближе к себе, сунул руки между колен и, как створки саквояжа, с силой раздвинул их.
Лена даже не пыталась сопротивляться. Стиснув от боли зубы, она запрокинула голову назад и с силой зажмурилась. Перед глазами у неё поплыли радужные круги, когда Мокроусов повалился на нее. Раздвигая ноги, он едва не вывернул ей суставы, и Лена машинально попыталась отодвинуться, но тяжелый охранник так припечатал её к кушетке, что у неё перехватило дыхание.
Конец этому положил Ломов. Переговорив по телефону, он увидел, что Мокроусов куда-то исчез и немедленно спустился в подвал. Не говоря ни слова, Ломов бесцеремонно ухватил пьяного насильника за шиворот и легко стащил его с Лены.
- Все, кончай, - не глядя на пленницу, проговорил Ломов. А Мокроусов с какой-то многообещающей ненавистью посмотрел на него, подтянул брюки и вдруг глумливо ответил:
- Так я и хотел кончить. И вообще, Лом, чего ты из себя генерала корчишь?
- Работа у меня такая, - тихо ответил Ломов. Он звучно хлопнул Мокроусова по спине, выпроводил его из каморки и прикрыл за ним дверь.
Застегнувшись на ходу, Мокроусов начал карабкаться вверх по лестнице, но не успел одолеть и пяти ступенек, как внизу раздался характерный хлопок. От неожиданности Мокроусов вздрогнул и едва не скатился вниз.
