Я отвернулся и вдруг услышал за спиной нервный смех.
- Петенька, ты в порядке?
- Это я над тобой смеюсь,- сказал он, глядя на меня.- И над Дрелью... Видишь, какая я... мразь!
Все-таки он был сильный человек.
- Ее поймают,- сказал он вяло,- но мне это не поможет. Шефы будут рады дать мне пинка... Или закабалят на всю жизнь. Надо выиграть время, пока никто не узнал...
- Время? Для чего?
- Спасибо тебе,- быстро продолжал он, не слушая,- успокой Дрель, она не виновата, а мне нужно быстро, сейчас же, триста фунтов! Со счета
не снять - догадаются...
- Кто догадается? О чем?
- Ладно, я знаю, кто мне даст.- Он по-прежнему не слушал.
- Только не на Пречистенку! - в ужасе сказал я.- Слышишь?
- Ах, да хватит уже меня воспитывать! - рявкнул он, покраснев.- За-хочу к таким мерзавцам пойду, что ни тебе, ни Глызину во сне не снились!..
Примерно через час на безлюдной набережной мы обнялись и расстались. Мне не хотелось возвращаться в свою комнату. Прислонившись к парапету, я долго смотрел на темную воду, электрический космос другого берега и высотное здание напротив меня. В этом доме не горело ни одно окно, только небольшой прожектор на крыше, и там, в неярком конусе света, на огромной высоте кто-то стоял и следил за нами. Ему, наверное, видна была половина Москвы - тысячи бетонных прямоугольников, тысячи черных и горящих точек, неподвижных и медленно ползущих в ущельях улиц. Кто он, рабочий, сторож?.. О чем бы я спросил его, если бы мог? Когда исчезнут эта темнота и тишина? Но ведь я сам знаю, что завтра утром... Откуда-то долетел бой часов, конечно же, по радио. Кремль был отсюда слишком далеко. А тот, на крыше, все стоял и не шевелился. Мне вдруг стало тоскливо. Я повернулся и пошел в общежитие.
Больше я никогда не видел Петеньку. Я даже не уверен, что хочу его видеть, хотя нам было хорошо вместе. Может быть, потому и не хочу. Мало ли, что еще окажется при новой встрече? Впрочем, стоит ли так уж сомневаться, что он восстановит утраченное и, приумножив его, доберется рано или поздно до своей цели... Я давно переехал на частную квартиру и, переезжая, конечно же, оставил дяде свой новый адрес, чтобы Петенька мог прийти ко мне, или написать, или позвонить. Но пока его нет.
Картина, которую я легко себе представляю, всегда одна и та же: много белого песка, по которому к темной, дрожащей черте воды не спеша идет человек. За ним, переваливаясь, двигаются овальные тени: одна, три, десять, пятнадцать, пятьдесят. Это ползут дети, и, замыкая шествие, подгоняет отстающих морщинистая бессловесная мать - гигантская черепаха бисса...
г. Челябинск