-- Вид такой, -- заметил Невилл, -- будто переезд так и не закончился.
-- Ладно, -- сказал шериф, -- пора за работу. Давайте поищем хоть какую-нибудь путеводную ниточку: бумаги, квитанции, телефонный справочник -- да что угодно! Должны же мы знать, кого уведомить о смерти Стефана.
На обыск всего дома много времени не потребовалось -- все остальные комнаты выглядели такими же запущенными, как салон. Только необходимая мебель, и все. Ни бумажки, ни пуговки -- ровным счетом ничего.
-- Невероятно, -- пожал плечами шериф, когда мы вышли на улицу.
-- И что теперь? -- полюбопытствовал я.
-- Узнаю в окружной регистрационной палате имя владельца.
Домой мы вернулись только к полудню. Я хотел жарить яичницу с беконом и уже выложил бекон на сковородку, когда Невилл остановил меня:
-- Не суетись. Поедим чуть позже. Мне надо тебе кое-что показать.
Голос его подрагивал от напряжения, и это меня встревожило: за все время нашей дружбы такое случилось впервые.
-- Невилл, в чем проблема?
-- Вот в этом, -- он сунул руку в карман пиджака, извлек полупрозрачный кубик дюймов четырех высотой и положил его на кухонный стол. -- Погляди-ка внимательно, и скажи, что ты об этом думаешь.
Я поднял кубик и озадаченно взвесил на ладони: он оказался тяжелее, чем я ожидал.
-- Осмотри его, -- подсказал Невилл, -- загляни внутрь. Поднеси к глазам и загляни, иначе ничего не увидишь.
Вначале я и в самом деле ничего не увидел, но когда поднес кубик к самым глазам, то разглядел в нем что-то вроде сцены древней битвы. Фигурки были совсем крохотные, но выглядели совсем как живые, и даже цветом ничуть не отличались от настоящих. Кубик оказался произведением искуства, и тот, кто его изготовил, был истинным мастером своего дела.
Да притом там заключались не только фигурки воинов, но и пейзаж -- битва разыгрывается на плоской равнине, вдали виднеется водная гладь, а чуть правее -- холмы.
-- Великолепно, -- восхитился я. -- Где взял?
-- Великолепно?! И больше тебе сказать нечего?
-- Впечатляет, если так тебе более по душе. Но ты не ответил. Где ты это достал?
-- Кубик лежал рядом с телом Стефана. Скорее всего, был у него в кармане пиджака, а медведь разодрал карман.
Я протянул кубик Невиллу.
-- Непонятно, зачем носить такую вещь при себе.
-- Вот именно! Точно так же подумал и я. И выглядит кубик странно -- на пластик не похоже, и стекло тут ни при чем. Ты обратил внимание?
-- Да. А если вдуматься, то и наощупь он какой-то не такой. Вроде твердый, но ощущения твердой поверхности под пальцами нет. Как у того большого куба в Вигваме.
-- Подумать только, -- сказал Невилл, -- в тот самый момент, когда я столкнулся с человеческой гибелью, когда перед моим потрясенным взором лежал еще не остывший труп, меня вдруг заинтересовал валявшийся рядом кубик. Все-таки какой неожиданной может оказаться реакция на шок! Должно быть, в таких случаях человек бессознательно переключает внимание на какой-нибудь посторонний предмет, не имеющий прямого отношения к причине шока, но и не совсем далекий от нее. Наверное, таким образом подсознание стремится ослабить воздействие нахлынувших разом чересчур сильных потрясений, способных нарушить рассудок. А если осознание происходит мало-помалу, то человек удерживается в норме. Ну, не знаю, я недостаточно хорошо разбираюсь в психологии, чтобы судить об этом, то есть, совсем в ней не разбираюсь. Словом, тут кубик, там Стефан, я гляжу на кубик и мне вопреки логике кажется, что кубик гораздо важнее. Впрочем, это можно понять, ведь Стефан все эти годы оставался для меня скорее объектом, нежели субъектом. Он не успел обзавестись в моих глазах личностью -- просто некто, способный махнуть рукой издали, не проронивший за всю свою жизнь почти ни слова. Мы даже носом к носу ни разу не столкнулись.
Энди, может это покажется тебе странным, да я и сам чуточку удивлен, потому что до сих пор не разобрался в чувствах, овладевших мною при виде бездыханного тела. Ну, словом, взял я этот кубик -- а делать этого все-таки не следовало -- и начал вертеть в руках, пытаясь понять, что это за штуковина, и тут заметил, как внутри мелькнуло что-то яркое, поднес к глазам -- и увидел то же, что и ты. И с того самого момента для меня не могло быть и речи о возврате кубика на место. Впервые в жизни пережил я такое потрясение. Меня бросило в холодный пот, я затрясся, как осиновый лист...
-- Но чего это ради, Невилл? Ну да, это работа мастера, удивительное произведение искусства, но...
-- Ты что, не узнаешь?
-- Что, картинку в кубике? А с какой это стати я должен ее узнать?
-- А с такой, что это фото Марафонской битвы!
Я невольно охнул:
-- Фото из Марафона?! Да с чего ты взял? Невилл, ты просто рехнулся.
-- Все очень просто -- я узнал Марафонскую равнину. Ты разве забыл, что два года назад я провел там три недели на полевых изысканиях? Я там жил, бродил взад-вперед по полю боя, стараясь проникнуться ощущением события, и добился этого. Я пешком прошел всю линию фронта, прошел по пятам удирающих персов. Я пережил эту чертову битву, Энди! Порой, замерев в молчании, я даже различал вопли сражающихся воинов.
-- Но ты назвал эту штуку фотографией! Никакая это не фотография. Еще не сделан такой фотоаппарат, чтобы...
-- Разумеется, но взгляни-ка сюда, -- он снова вложил кубик мне в руки. -- Посмотри еще раз.
Я так и сделал.
-- Там что-то не так, как надо. Никакой воды, хотя раньше вдали виднелось какое-то озеро.
-- Это не озеро, а Марафонская бухта. А теперь ты видишь или холмы, или дальний лиман. А битва на месте.
-- Один холм, -- уточнил я, -- и притом не очень высокий. Черт побери, что это за штучки?
-- А теперь переверни и посмотри еще раз.
-- На этот раз вдали болото, что-то вроде заболоченной низинки. И сухое речное русло.
-- Это река Харадра, точнее два ручья. Летом они пересохли, и в сентябре, во время битвы, их русла были сухими. Ты смотришь в ту сторону, куда удирали персы. Посмотри направо -- там сосны.
-- Похоже.
-- Они растут на песчаной полосе между морем и лиманом. Персы вытащили свои корабли на берег, но отсюда их не видно.
Я положил кубик на стол.
-- Ну, и в чем тут юмор? -- меня начала одолевать злость. -- Что ты пытаешься доказать?
-- Да говорю же, Энди, -- едва ли не с мольбой воскликнул Невилл, -- ничего я не пытаюсь доказать! В этом кубике -фотография Марафонской битвы, состоявшейся почти двадцать пять веков назад. Не знаю кто и как ее сделал, но абсолютно уверен, что это фото. Ты же знаешь, я не люблю поспешных суждений и пока не добьюсь полной уверенности -- не говорю. Я изучил фото гораздо пристальнее, чем ты. Когда ты уехал на Торговый Пост, я решил не садиться за руль и пройтись до моста пешком -- тут всего с полмили пути. Утро было чудное, не грех и прогуляться. Ну вот, а наткнувшись на Стефана, вынужден был вернуться за машиной. И вот тут, повинюсь, решил чуточку подзадержаться. Понимал, что должен ехать на Торговый Пост, но этот кубик раздразнил мое любопытство. Я догадывался, что это такое, хотя и был не настолько уверен, как теперь. И потом -- получасом раньше, получасом позже -- для Стефана роли уже не играло. Так что у меня было достаточно времени для изучения фотографии при помощи увеличительного стекла. Погоди-ка, -- он порылся в кармане и извлек оттуда лупу, -- на, посмотри сам. При увеличении картинка становится яснее, и эти фигурки -- не подделка и не ловкая имитация. Это люди из плоти и крови. Посмотри на выражения их лиц. Обрати внимание, какое обилие деталей.
Он не соврал -- при увеличении детали проступили гораздо отчетливее. Лица воинов оказались вполне человеческими, их бороды не были ни наклеены, ни нарисованы. У одного из греческих гоплитов, разинувшего в крике рот, не хватало переднего зуба, а из ссадины на скуле сбегала струйка крови.
-- Наверняка где-то существует проектор, -- сказал Невилл, -- не знаю, как называется этот аппарат на самом деле... Ставишь кубик в него, и сцена воспроизводиться в мельчайших подробностях -- будто вдруг оказался в пылу сражения. Битва в самом разгаре, остановленная в тот навеки застывший миг, когда сделан снимок...