- Знаю.
- Тогда давай договоримся, когда?
- А когда хочешь? В двенадцать, ладно?
- У меня часов нет. Я раньше приду.
- Ладно, - повторила Януте и убежала.
- Я гномов тебе покажу! - крикнул вдогонку Гедрюс, но ответа не услышал.
По пути домой мальчик спустился к озеру, где, как он знал, можно найти хорошую вязкую глину. Подсвечивая фонариком, он отковырнул кусок величиной с гусиное яйцо и всю дорогу до хутора мял глину в руках. Осторожно подошел к улью. Присел и, не услышав ни звука, поскреб ногтем о стенку.
- Ага! - тут же откликнулся Мудрик.
- Уже, - сказал Гедрюс, приставив губы к летку улья. - Все сделано...
- Вот и хорошо, - ответили ему оттуда. - Спасибо. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, - ответил Гедрюс и, сжав коленями мигающий фонарик, засунул в леток припасенную деревяшку, проворно залепил щели глиной, заровнял и прислушался снова. Тишина. Чего доброго, гном в улье даже не заметил!
"Вот и попался!" - подумал Гедрюс и вытер запачканные руки о росистую траву.
ВРУН - ВРУНИШКА - ЗАВИРУШКА
Третье утро подряд Микас с Джимом, едва продрав, глаза, узнают сенсационные новости.
Позавчера: "НОЧЬЮ У КЛЕТКИ С ЛИСЯТАМИ ЗАДУШЕН УТЕНОК! ПОДОЗРЕВАЕМЫЕ: ЛИСА ИЛИ ХОРЕК".
Вчера: "ЖЕСТОКО УБИТ ВТОРОЙ УТЕНОК! НА МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЗАСТИГНУТ КОТ ЧЕРНЫШ. ТРУП УТЕНКА ОТДАН ЛИСЯТАМ".
И наконец сегодня: "НЕИЗВЕСТНЫЙ ЗЛОУМЫШЛЕННИК НОЧЬЮ ПРОНИК НА СЕНОВАЛ, ОТКРЫЛ КЛЕТКУ И ВЫПУСТИЛ ЛИСЯТ! СРЕДИ ПТИЦ ЖЕРТВ НЕТ".
Встав и торопливо позавтракав, Джим попросил посторонних уйти с сеновала и, призвав на помощь Микаса-Разбойника, принялся искать следы злоумышленника.
Все события, как нам уже известно, происходили в сарае, где по одну сторону прохода было свалено сено, а по другую находилась глухая стена хлева, за которой весело хрюкал поросенок, во всех злодеяниях, разумеется, участия не принимавший. В проходе были сложены дрова, между ними втиснута клетка с лисятами, там же стоял и ящик, где провели ночь утята.
Глиняный пол был загажен птицами, засорен сеном. Джим потребовал обшарить весь этот мусор, поскольку злоумышленник ночью мог потерять какую-нибудь "улику".
Микас-Разбойник, поморщившись, взялся за дело. И "улика" нашлась! Это была пуговица. Коричневая, далеко не новая, с четырьмя забитыми грязью дырочками.
Но эта находка и сбила с толку исследователей. Пуговица-то была от старой папиной сермяги, которую иногда надевает и мама! И когда именно она была утеряна, установить не удалось... Родители подозревали детей, а Джим с Микасом думали, что лисят все-таки выпустил кто-нибудь из взрослых.
Януте не участвовала во всем этом розыске. Сразу после завтрака она ушла по грибы. Вернулась через час с пустой корзинкой, без особого интереса осмотрела пуговицу, спросила, который час, и снова куда-то исчезла.
Не обнаружив других улик, мальчики закрылись в сарае и принялись искать кота. Суровый, но справедливый приговор остался в силе: Черныша поймать, сунуть в мешок и утопить! А кот словно чуял это и целые сутки не попадался никому на глаза.
Закупоренный улей согревало добродушное утреннее солнце, и глина, которой был залеплен леток, побелела, стала походить на штукатурку. Из улья не доносилось ни звука, - никто не гремел, не скребся и не звал на помощь. В тусклое окошко Гедрюс разглядел только залитые воском рамы и спящую ночную бабочку.
"Неужто ОНИ сумели удрать?!" - встревожился Гедрюс и, протерев очки, снял крышку улья.
Вместе с пылью взлетела испуганная моль, донесся слабый запах меда, и в уголке улья Гедрюс увидел сидящего на раме Мудрика. Ученый, по-видимому, нарочно углубился в чтение и не хотел даже смотреть на Гедрюса,
- Эй! - негромко окликнул тот. - Ты тут один?
- Нет, - ответил Мудрик. - Еще мышь есть. Любопытно, почему ты замуровал леток? Ночью нам было душновато.
- Ничего, сейчас проветрится! - ответил Гедрюс, поискав взглядом мышь.
Ах, вот она где! С одной стороны рамы высовывался длинный хвост, а с другой поблескивал крохотный, с каплю дегтя, глаз да испуганно дрожал ус.
- Мне хотелось вас Януте показать, - стал оправдываться Гедрюс. - Она хорошая девочка...
- Вот как, тебе хотелось... - горько усмехнулся Мудрик. - А если мне не хочется?
- С тобой же ничего не случится... Я тебе три ореха принес и меду на листке... Если чего хочешь - скажи, мигом сбегаю.
- Хочу, чтоб ты сейчас же открыл леток и выпустил нас!
Гедрюс все-таки положил на раму все принесенное с собой и еще раз попытался оправдаться:
- Я у Дилидона просил, объяснял ему, что хочу вас показать двоюродной сестре Микаса... Дилидон, можно сказать, пообещал...
- Знаешь, что... - захлопнув книгу, сказал Мудрик, - было бы лучше, если ты вообще нас не видел и про нас не знал. Я сам в этом виноват и за это теперь посижу... Всем нам будет наука...
- А мне-то что с того?! - воскликнул Гедрюс. - Я вижу, а другие мне не верят, вруном обзывают!
- Всем нам будет наука... - еще раз пробормотал Мудрик и снова углубился в книгу.
Гедрюс почувствовал себя неуютно, закрыл улей и посмотрел на солнце. Поскорей бы пробило двенадцать!
Двенадцать пробило раньше, чем Гедрюс управился с делами. Ему еще оставалось подать завтрак соне Расяле, а чего она не съест отнести курам и Кудлатику. Надо было нарвать свекольной ботвы и подбросить в корыто свиньям, привязать на другом месте выгона корову, начистить на обед картошки и снять с веревки белье, - но только если начнет моросить.
Небо заволакивали тучи, и Гедрюс, долго не ожидая, стащил с веревки белье, упросил Расяле начистить картошки, а сам помчался к волшебному колодцу.
Когда-то здесь была усадьба. Судя по каменному фундаменту, посреди сада стоял просторный дом, в шесть комнат, с террасой. В саду росли не только фруктовые деревья, но и серебристые ели, туи, высоченные тополи. Но в войну людей не стало, избу снесли, яблони перемерзли, и остался только глубокий колодец, несколько вишен, которые каждый год обрывали дети со всей деревни; туи, обломанные для кладбищенских венков, прибывшие издалека серебристые ели и красавцы тополи, пустившие побеги у самой земли.
Януте он увидел еще издали - она умостилась на верхушке тощей вишенки, стараясь достать последние, изъеденные осами, ягодки.
