"Добрые молодцы" молчали. Дилидон думал: "Любить и уважать ее, может, и не за что, но жить и она имеет право".
- Эх вы, несмышленыши! - неожиданно подняла голову змея. К удивлению всех, она прекрасно говорила на языке гномов. А еще больше удивились гномы тому, что из ее крохотных глазок текут такие огромные слезы... - Из моего яда, - всхлипнула змея, - из моего яда делают дорогие, очень важные лекарства! Чего стоите? - зло прошипела она. - Неужто не видите?.. Давайте сюда свою посудину!
Мудрик с уважением снял шапку, поставил перед Пятнашкой ведерко и велел всем отойти. Опустив головы, словно виноватые, гномы тихо удалились за малинник.
Вдруг они услышали в воздухе странный звук. Ух-ух-ух! - взмахивая крыльями, над чахлыми березками низко летел аист. Пока гномы, не понимая опасности, разглядывали красиво изогнутую длинную шею и красные ноги, аист увидел змею. Немного снизился, цапнул гадюку и унес. На пне осталось почти полное ведерко слез...
МЕСТЬ
Расяле знала, где осиное гнездо. Ловко спрятанное в запущенной живой изгороди, под густой крышей веточек и листвы, оно походило на большое яйцо из серой бумаги: тупой конец его был прилеплен к ветвям, а в остром чернел крохотный леток.
О том, как осы шили и клеили свой домик, можно было бы рассказать длинную историю. Расяле с Гедрюсом видели, что осы, ползая по деревянным изгородям и стенам, собирают крохотные ворсинки. Но сколько таких ворсинок пришлось прилепить одну к другой, чтоб вышел домик, об этом они не подумали. Брат и сестра размышляли о другом: как напустить ос на Микаса-Разбойника. Отыскав мешок из синего пластика, о котором говорил Живилек, они с нетерпением стали ждать сумерек.
Осы с раннего утра ловили мух, искали сладостей - и сами ели и кашу для личинок готовили. Вечером, когда село солнце, они вернулись с охоты и, уставши за день, вскоре заснули. Гедрюс с Расяле обмотали головы полотенцами, надели перчатки и подкрались к гнезду. Убедившись, что осы уже спят, они надели на гнездо мешок, закрутили и завязали лентой Расяле.
На ветках живой изгороди остались лишь серые клочьи и прутик, на котором раньше висели круглые соты с личинками, кашкой и яйцами. Несколько ос все-таки улизнуло, и одна из них пребольно ужалила Расяле в бровь. Но дети так радовались, завладев столь интересным оружием, что даже Расяле больше смеялась, чем плакала.
Настало воскресенье. Утром детей разбудил петух. Он во всю глотку загорланил:
- Гости приехали! Гости приехали!
- Эй! Эй! Эй! - залаял Кудлатик. Он не собирался нападать, просто хотел, чтоб и его увидели.
Из легковой машины, которая когда-то привозила дедушку, выкатилась толстая-претолстая тетушка Алдуте - вот уж, правда, всем теткам тетка, и два ее сына: Криступас и Йонас. Едва она ступила на зеленую травку, как вокруг, словно грибы, стали вырастать корзины и сумки с городскими пирогами, пирожными и прочими лакомствами. Тетя Алдуте оделила ими папу, маму, заспанную Расяле и Гедрюса. Всех тетушка расцеловала, растормошила, а когда поскользнулась, то так звонко расхохоталась, что с неба мгновенно убежали все серые тучи. Стало светло, весело, и запахло ванилью.
Ну как в такой счастливый день думать о мести! Криступас тут же начал ладить удилище, а Йонас прикидывал, где бы разбить палатку. Гости собирались погостить целую неделю, или, как сказала тетушка, "пока не выгоните".
Но день был длинный, рыба не клевала, палатку поставили быстро, и дети, наевшись до отвала пирогов, начали понемножку скучать. Тогда Расяле, у которой все еще ныла бровь, вспомнила про ос, про Микаса и свою клятву отомстить за лапу Кудлатика.
Перебивая один другого, Гедрюс и Расяле принялись рассказывать гостям всю историю вражды с Микасом. Криступас с Йонасом осмотрели пиджак Гедрюса, с которого так и не удалось вывести пятна, пощупали ноющую коленку (ведь если б не Микас, у Гедрюса были бы очки, он бы не упал) и убедились, что бедняга Кудлатик и впрямь прихрамывает. Только Йонасу казалось, что на правую, а Криступасу - что на левую лапу. Мальчики чуть было не подрались, но Расяле мудро рассудила:
- Кто его знает, может, этот злодей ему и вторую подбил?
Гостям снова захотелось осмотреть пса. Кудлатик, щурясь от наслаждения, грыз вкусные косточки (тетя не забыла даже о нем!), и у него не было ни малейшего желания показываться экспертам. А когда те снова полезли щупать его лапы, пес зарычал и цапнул Криступаса за большой палец. Тот сунул палец в рот и побежал было к тетушке, но Гедрюс успокоил его:
- Не стоит... Подержи во рту, а потом приложим подорожник - как рукой снимет.
И Криступас, сося палец, отправился вместе со всеми на сеновал посмотреть на ос. Бедняжки жалобно жужжали в неволе, а некоторые уже прокусили в пластике крохотные дырочки. Мешок с осами гости назвали "бомбой". Осталось только придумать, кто и как подсунет ее Микасу-Разбойнику. Тот, конечно, в такой прекрасный день тоже не сидит дома.
- Или рыбу удит, - предположила Расяле, - или пошел на вырубку по землянику.
- А мы сейчас проверим! - сказал Гедрюс, неожиданно почувствовав себя командиром отряда.
Они взяли ос, сели в лодку и погребли к тому месту, где обычно ловил рыбу Разбойник. На сей раз мостки пустовали. Тогда они повернули немного назад и свернули в заводь, за которой начиналась вырубка, поросшая молодыми сосенками, березками и малиной.
Еще не сойдя на берег, они услышали голос Микаса. Разбойник собирал ягоды не один и кричал кому-то:
- Эй! Идите сюда! Полным-полно!.. Красным-красно!
- Ешьте, ешьте, наедайтесь, - воинственно выпрямившись в лодке, сказал Гедрюс. - Мы эту земляничную поляну скоро захватим!
Коротко посовещавшись, заговорщики решили послать с осами Расяле. Пусть она положит мешок на тропинке или на пне и, встретив Микаса, скажет: "Потеряла гостинцы, что мне тетя из Вильнюса привезла. Помоги найти". А как только Расяле увидит, что Микас уже подбирается к "бомбе", пускай бежит домой.
- Знаю, знаю, знаю! - нетерпеливо твердила Расяле. - Отгребайте поскорей!
Мальчики уплыли, а она, спрятав мешочек за спину, зашагала туда, где только что кричал Микас.
- А-у! - крикнула она, увидев три склоненных спины. - Много земляники нашли?
