– Простите, – сказала Элеонора.

– Ваш отец тоже жалел меня. Он считал, что я даром трачу время, читая юридические книги и пописывая статейки для «Крещент», и был прав. Это почти такая же пустая трата времени, как и обучение богословию из уст моего отца.

Это прекрасно объясняло, почему он запрещает своим людям пьянствовать и развлекаться с женщинами.

– Вы столько им занимались, генерал; эти занятия, конечно, подготовили вас к нынешнему положению.

– Политика?

Элеонора улыбнулась.

– Вождя.

– Вы льстите мне, Элеонора. В последнее время и так было достаточно всего, чтобы удовлетворить тщеславие. Вы случайно не слышали о визите индейцев?

– Нет, не слышала.

– Они приходили недели четыре назад, делегация от индейцев тоакас и кукре из неисследованных районов к северу отсюда. Это примитивные люди, никогда не видевшие города, которые слышали древнюю легенду, по которой в Никарагуа приедет сероглазый человек и освободит их из-под власти испанцев. Они стояли возле дворца целых три дня, наблюдая за мной, а потом попросили аудиенции. Они решили, что я тот самый человек, которому предназначено претворить легенду в жизнь. В знак признательности они поднесли мне фрукты и овощи.

– Это, должно быть, очень…

– Смутило меня? Да, так оно и было.

– Я собиралась сказать – трогательно.

– И это тоже – должен признаться. Редактор «Эль Никарагуэн» написал об этом подробную статью, которая, на мой взгляд, из-за большого объема произвела меньший эффект. Однако то, что случилось, подтвердило мое собственное ощущение: я здесь нужен. Моя судьба, моя миссия – вот право, по которому я в Никарагуа.

Когда генерал закончил свою речь, Элеонора почувствовала, что кто-то стоит рядом, желая привлечь ее внимание. Она повернулась, и улыбка озарила ее лицо.

– Мейзи! Майор Кроуфорд! Как я рада увидеть знакомые лица!

Уильям Уокер ответил на поклон майора, но, похоже, был не слишком доволен оказаться представленным Мейзи. Он легко коснулся ее руки, потом повернулся к Элеоноре.

– Если вы меня извините, я оставлю вас с вашими друзьями, мадемуазель. Американский министр наконец появился, и все выстраиваются для представления.

– Да, конечно.

– Может быть, мы сможем вспомнить Новый Орлеан в другой раз.

Если бы она нашлась что-то ответить, то ответ полетел бы уже вдогонку – так быстро он ушел.

– Я думаю, – насмешливо сказала Мейзи, – дело не в министре Уиллере, а в красавице Нинье Марии, которая потребовала его к себе. Она сверлила твою спину взглядом все последние десять минут, дорогая Элеонора. О чем это вы говорили, что ты так его очаровала?

– Не смеши. Он только проявлял внимание к гостье.

– Ну да, конечно, извини, – игриво сказала Мейзи, – но почему-то меня он не удостоил такой чести.

Хотя Элеонора не осмелилась бы сказать, но подумала, что одной из причин было вульгарное красное платье Мейзи: буфы с накладными яркими розочками, осыпающими шелковое кружево тонкой работы и декольте, отделанное тем же кружевом в стиле, который в Новом Орлеане называли «потрогай здесь». Это был не тот туалет, который мог бы понравиться сыну протестантского священника.

Майор, осмотрев новую прическу Элеоноры, сказал:

– Вы прекрасно дополняете сегодняшнее собрание, Элеонора. Думаю, вам сказали, какой указ издал Уокер для своих офицеров насчет женщин?

– Ну, Невилл! – запротестовала Мейзи, раскрыв шелковый веер и принявшись обмахиваться им. – Это совсем не льстит нам обеим.

– Да, и тем не менее, – сказала Элеонора с некоторой бравадой, – я пришла сюда с полковником Фарреллом.

Мейзи уставилась на нее, ее глаза газели сузились.

– Фаррелл? Почему? Ты же ненавидишь его.

– У меня не было выбора. Жан-Поль…

– Жан-Поль хотел, чтобы его сестра заступилась за него перед генералом. Видите ли, он на гауптвахте, и я попытался убедить Элеонору, что Уокер не станет слушать, но ей хотелось что-то сделать для брата.

Услышав у себя за спиной ровный и тяжелый голос Гранта Фаррелла, Элеонора попыталась совладать с собой, почувствовав легкую панику, охватившую ее. Он вернулся не через ту дверь, через которую вышел. Его пальцы впились в ее руку, легкая угроза в голосе заставляла ее отчаянно стараться сохранить самообладание.

Остаток вечера прошел в неестественной натянутой беседе и скованных движениях под неотступным взглядом полковника Фаррелла. Она помнила, как они медленно двигались в очереди к президенту и мадам Ривас, к американскому министру Джону Уиллеру и его даме. Майор Кроуфорд и Мейзи оставили их ради более подходя-щей компании. Элеонору же беспокоило отношение к ней полковника, которое становилось все более господствующим. Он не упускал возможности коснуться ее, поруководить ею, привлечь к чему-то ее внимание, помочь с ее обширными юбками. Стоя перед столом, изобилующим едой, он взял из ее рук бокал и, повернув его, намеренно отпил именно с той стороны, которой касались ее губы. И делал он это с таким откровенным выражением глаз, что ей очень хотелось ударить его или убежать. Она бы так и сделала, если бы не догадывалась, что поступает он так с единственной целью – позлить ее.

– Вы словно пьяный, – свирепо прошептала Элеонора.

– А может, я и впрямь опьянен?

– Да. Может, и мулы летают, как пегасы, – фыркнула она.

– Вы недооцениваете свою привлекательность.

– А вы – мои умственные способности. Вы презираете меня или женщин, за которых меня принимаете. Так зачем притворяться?

– Зачем? – спросил он, приподняв бровь. – По крайней мере есть еще причина, кроме той, чтобы отвлекать внимание от Дяди Билли и его любовницы.

Элеонора проследила за его насмешливым взглядом – в конце комнаты Уильям Уокер склонился к Нинье Марии.

– Вы оба лицемеры. Оба.

– Объясните, – коротко велел он.

– Вы разве не помните, как требовали от Мейзи Брентвуд покинуть Гранаду? Это по меньшей мере несправедливо, поскольку очевидно, что ни вы, ни генерал не ведете монашеский образ жизни.

Только раздражение могло вынудить ее на столь опасную речь. И зачем она коснулась такой скользкой темы? На это Элеонора и сама бы не сумела ответить, но гордость не позволила отступить.

– Прежде всего, генерал против того, чтобы маркитантки следовали за армией, потому что из-за них она теряет маневренность, они отвлекают мужчин от дела и дают возможность врагу получать сведения о передвижении армии. Он знает, что во временное затишье между боями солдаты ведут обычный образ жизни. И хотя его указание относительно женщин не действует, он смотрит на это сквозь пальцы. Теперь о вашей подруге Мейзи, – продолжал он, кивнув туда, где она, меняя партнеров, вальсировала с полковником Томасом Генри, другим офицером, которого Элеонора вспомнила по Бэнк-Аркаде, хотя он уже снял повязку с руки, которую носил. – Она другого сорта, она здесь ради того, чтобы запродать свои прелести самому высокому лицу, и ей все равно, каким образом определится цена. В фаланге слишком мало хороших офицеров, чтобы потерять хотя бы одного из них на дуэли из-за того, кого выберет стодолларовая шлюха.

– Вы…

– И если вы усматриваете здесь предупреждение, то примите его и на свой счет.

– Мейзи – американская гражданка, вы не имеете права командовать ею.

– Здесь Никарагуа, а не Соединенные Штаты. И военное правление. Я имею право и буду делать все, что необходимо, дабы оградить наших людей от бессмысленного убийства друг друга.

– Железный Солдат, – тихо сказала Элеонора, вскинув голову. – Будьте осторожнее, в этот момент вы больше угрожаете, чем соблазняете меня.

– О, заметен прогресс, – ответил он, улыбаясь без всякого тепла, и, поставив бокал с пуншем на стол, притянул Элеонору к себе. – Прогресс – как раз то, чего я и добиваюсь.

Возможно, глупо было провоцировать его, но она не смогла сдержаться. Элеонора позволила своей руке вяло лежать под его локтем и, не убирая ее, со скучающим видом протянула:

– Опять? Все сначала?