– Вы… Вы не можете поступить так.

– Не могу? А кто меня остановит? Вы спрашивали о моем прозвище. Меня называют – и это не комплимент – Железный Солдат. Потому что я всегда делаю только то, что следует делать. Под моим началом команда, которая расстреливает. Я отдаю приказы – кого наказать, кого заклеймить позором. Мне было приказано привести сегодня женщину, и я ее приведу, чего бы мне это ни стоило, какова бы ни была цена.

– Это хорошо, что вы заговорили о цене, – с горечью проговорила она.

– Не вам придется платить.

– Это как посмотреть. – Он подошел к двери и распахнул ее. – Сеньора! – крякнул он и, стоя в дверях, подбоченился, ожидая спешащую на крик худую испанку с морщинистым лицом. – Сеньора Паредес, молодая леди решила пойти на прием. Помогите ей одеться.

– Мне не нужна помощь, – объявила Элеонора. Но они оставили ее слова без внимания.

– Ее вещи прибыли, но из них мало что можно выбрать, – сказала испанка.

– Но должно же быть что-то еще, кроме того, что на ней, – нетерпеливо сказал полковник.

– Да, есть еще одно.

– Принесите.

Поджав губы, женщина сделала, как ей велели, и вернулась с корзиной из пальмовых волокон, в которой лежали вещи Элеоноры.

– Я бы хотела попросить воды помыться, – сказала Элеонора.

Она обратила внимание, как полковник Фаррелл и испанка внимательно взглянули на нее. На пароходе приходилось мыться только морской водой, в отеле «Аламбра» они с Мейзи доставляли себе удовольствие, отмокая от соли, проникшей во все поры. В доме вдовы подобных удобств не было.

Переглянувшись с худой женщиной, полковник кивнул.

– Но запомните, прием начнется через полтора часа. Генерал не любит, когда его заставляют ждать. И я тоже.

Когда шаги полковника стихли, Элеонора повернулась к пожилой женщине.

– Вам нет необходимости оставаться, – сказала она. – Я вполне справлюсь сама.

Сеньора отвела взгляд.

– Мне наказали.

– Понимаю. Вы хотите сказать, что вас приставили сторожить меня. А вас не волнует, что меня держат здесь против моей воли?

– Я ничего не знаю о причинах и не хочу знать, – отрезала она. – Я не вмешиваюсь в дела полковника.

– Вы его так боитесь?

– Он хорошо обошелся со мной, разрешив остаться в моем доме.

– Разрешив вам быть его служанкой?

– Я экономка. Да. Я делаю это за еду. Но это лучше, чем нищенствовать на улице, что ожидало бы меня и что может произойти, если я не угожу ему.

– Презренный варвар! – вспылила Элеонора, резко повернувшись, и, шурша юбками, пошла к открытому окну на галерее.

– Но он всегда справедлив.

– И вы еще защищаете его!

Пожилая женщина прошла мимо и закрыла стеклянные двери на галерею.

– Это нетрудно. Во-первых, потому что это правда. Во-вторых, я не хотела бы оскорбить полковника, обсуждая его за спиной. Тем более что он может услышать нас из своей спальни. – Взгляд, который женщина бросила через плечо, вызвал у Элеоноры дрожь опасения. Но она расправила плечи – почему ее должно заботить, что он почувствует? Он ведь не побеспокоился скрыть от нее все, что думает.

Лежа в теплой пенистой, пахнущей фиалками воде, Элеонора закрыла глаза. Оловянный бак был невелик, и колени упирались в подбородок. Но как хорошо, что никто не ждет своей очереди, не стоит над душой. Она удивилась – неужели еще что-то способно обрадовать ее, несмотря на то что впереди маячило тяжелое испытание, эта ужасная неясность?

А когда прием закончится, что потом? Необходимость в ней отпадет? Разрешат ли ей уехать с билетом в руке? Причины думать иначе у нее нет, однако ее губы помнили поцелуй Фаррелла, а на руках остались синяки от его пальцев. Она не могла обманывать себя, будто совершенно равнодушна к нему, нет, она явно неравнодушна. В этом и была ее слабость, и, поняв это, Элеонора ощутила, как внутри что-то дрогнуло.

Она стояла перед зеркалом в корсете и в нижней юбке, поправляя волосы, когда полковник вошел в комнату. Повернувшись, она обхватила себя руками, прикрывая грудь под тонкой батистовой рубашкой.

– Я еще не одета! – возмутилась она. Но он и не подумал уйти.

– Да, я вижу, – ответил он. – Поторопитесь.

Его форма была безукоризненна. Алый мундир, украшенный множеством наград, белые замшевые брюки, аккуратно заправленные в сапоги. Увидев на кровати ее платье, он сунул шляпу под мышку и подошел ближе.

Сеньора Паредес отступила в сторону.

– Я отгладила его.

– Хорошо.

Действительно, задача выполнена прекрасно. Платье из бледно-зеленого муслина являло собой ряды оборок, наплывающих один на другой и отделанных нежной вышивкой. Широкий вырез, обнажающий плечи, украшал широкий воротник из тонкого кружева. Кружева ниспадали до локтей и прикрывали руки вместо рукавов.

– Вы довольны? – спросила сеньора. Он неспешно кивнул.

– Я доверяю вашему вкусу.

– Спасибо, – ответила она с серьезной вежливостью и, подхватив свои обвисшие черные юбки, поспешила из комнаты.

Полковник Фаррелл повернулся к Элеоноре, не обращая внимания на искорки гнева в ее глазах.

– Вы всегда носите такую прическу?

– Всегда, – коротко ответила она, забросив длинную толстую косу за спину.

– Мне не нравится.

Резкость уже готова была сорваться с ее губ, но она увидела его ожидающий взгляд.

– А какую бы прическу вы хотели? – спросила она приторно сладким голосом.

– Что-то более мягкое, с локонами.

– Извините. Понятия не имею, как это делается. – Ее глаза смотрели ясно, она безмятежно улыбалась. Швырнув шляпу на кровать, он подошел к ней.

– Начните с того, что расплетите косу.

Элеонора было отшатнулась, но недостаточно проворно. Он схватил ее за локоть, резко повернул и принялся расплетать носу. Ее волосы, освободившись, рассыпались волнами по плечам, ниспадая ниже бедер. Полковник молча стоял за ее спиной, погрузив руки в теплые локоны. Элеонора резко отступила в сторону, желая отойти от него подальше. Но у него была молниеносная реакция. Одной рукой он схватил ее за волосы, а другой – за широкую бретельку сорочки. Раздался треск разрываемой старой материи. Медленно, но безжалостно он притянул ее к себе и, склонившись, прижался своим твердым ртом к мятному изгибу ее шеи.

– Не надо, – сказала она, задержав дыхание.

– Пожалуйста? – спросил он.

– Пожалуйста.

– Грант?

Она замялась, а потом, со слезами боли на глазах, смиренно повторила:

– Пожалуйста, Грант.

И не только из-за того, что он применил силу, она произнесла эти слова, но из-за какой-то особенной искры, которая проскочила между ними.

На пороге возникла сеньора с букетом белоснежных цветов в руке.

– Два цветка – в волосы, один – на корсаж. – Положив перед ними цветы, она стояла, переминаясь с ноги на ногу.

Грант Фаррелл не спеша отпустил Элеонору и, подойдя к кровати, взял шляпу.

– Хорошо. Я буду ждать внизу. Элеонора объяснит вам, что делать с ее волосами.

Самоуверенность, исходившая от всего его облика, заставила Элеонору стиснуть зубы. Не помня себя, она схватила оловянную коробку с иголками, в которой когда-то было миндальное драже, и со свистом запустила ее в Фаррелла, так что иголки посыпались стальным дождем. В цель она не попала, коробочка перелетела через перила галереи и с металлическим стуком ударилась о камни патио. Сеньора Паредес вздрогнула. Ее лицо побледнело и приобрело цвет дикой гардении, которую она держала в руках. Полковник остановился, медленно повернувшись и намеренно сдерживая движения. Глаза его стали холодными и пустыми, но потом в них появилось уже знакомое презрительное выражение.

– В следующий раз, – сказал он тихо, – цельтесь прямо в сердце и выбирайте более смертоносное оружие.

Элеонора ничего не ответила, но и не отвела взгляд. Последнее слово осталось за ним. Но она почувствовала удовлетворение, видя, как дрогнул Железный Солдат.

Когда она вышла и остановилась на верхней площадке лестницы, душистый аромат патио поднялся теплой волной, словно приветствуя ее. Увидев полковника, ожидавшего ее в тени апельсиновых деревьев, она приподняла обруч и стала спускаться с отчетливо сознаваемой грацией и мягким колыханием тонких прозрачных оборок.