- Богом клянусь! - развеселилась Натка. - У нас дома точно такая же висит на зеркале. Иди, Аленушка, посмотри!

Мы с Аленкой подошли.

- Это я покрасила мальчику щеки, - призналась я. - Тетя Груша недавно купила мне цветные карандаши...

Но что было дальше, я не успела рассказать, потому что мне показалось, что одним глазом Аленка глядит на открытку, а другим - на выключенное радио на стене. Мне стало весело, что у нее так разъехались глаза. Я захохотала.

- Напакостила и рада, - мрачно сказал дядя Кирша.

Тетя Груша торопливо привстала с дивана, чтобы заступиться за меня, но дядя Кирша снова сделал благородное лицо и смущенно обратился к Натке:

- И все же это фотография, Натали. Мой гувернер как-то сфо-тографировал меня и отослал снимок в один модный журнал. Там с него напечатали открытку, а к рождественской елке пририсовали эту смешную фигурку.

- Сомнительно, - пожала плечами Натка.

- Слово дворянина, - небрежно усмехнулся дядя Кирша и захлоп-нул альбом. - C'est tout!

- А я могу по-английски, - сказала я.

- Врешь, - засмеялась Натка.

- Врешь, - подхватил дядя Кирша.

И даже тетя Груша удивленно на меня посмотрела.

- Эге-гей! - сказала я. - Так по-английски будет Аленка. - (Аленка подняла голову, и оба ее глаза съехались к переносице.) - Гуо! - засмеялась я. - Так по-английски будут глаза.

- Откуда ты знаешь? - спросила притихшая Натка.

- А меня мама учит, - ответила я. - Она прошлой зимой приезжала из Ленинграда и говорила со мной по-английски... Энгел, - сказала я. - Так по-английски будет ангел. Два этих слова похожи.

Потом я назвала по-английски все предметы в комнате, деревья за окном и широкую одежду на Натке - юбку с кофтой и сапоги.

Натка с Аленкой вышли в прихожую - собираться.

Дядя Кирша учтиво подал ей плащ, и этот черный шелестящий плащ я тоже безжалостно назвала по-английски.

- А мой плащ как называется? - спросила Аленка, застегивая свой маленький плащик.

- Так и называется, - ответила я. - Плащ-чик!

Потом я смотрела в окно, как они уходят.

- Вон Лелька-то как тебя, дуру, обскакала, - услышала я. - А ей только четыре года! - и Натка широкой рукой отвесила Аленке подзатыльник. Аленка заплакала. Потом они свернули за угол, и их стало не видно. Паша-Арбуз выбежал на край тротуара и плюнул им на дорогу. Натка закричала проклятия. Аленка громко рыдала.

ГЛАВА 2 - ТЕЛЕГА С ЛОМОВОЙ ЛОШАДЬЮ У ЗООПАРКА

Мы с тетей Грушей собрались в магазин. Тетя Груша вынесла из кухни сумку из синего кожзаменителя, положила в нее плетеную сетку, два прозрачных полиэтиленовых мешочка и белый с красными буквами пакетик из-под молока.

- Мы прочитали "Питера Пена", - напомнила я.

- Ах да! - сказала тетя Груша и подошла к столу.

Каждый вечер мы садились с ней за овальный стол, включали настольную лампу, и тетя Груша читала мне книжки, принесенные из библиотеки. Когда она читала мне книжку про золотой ключик, то, подражая дяде Кирше, говорила Буратиноi и картаво произносила букву "р". Дядя Кирша молча лежал на диване и слушал.

Я любила перелистывать страницы и притворяться, что читаю сама; единственное - мне не нравились квадратные фиолетовые штампы, безжалостно проставленные в каждой книге. Перед настольной лампой лежали "Лев, колдунья и платяной шкаф", "Малахитовая шка-тулка" и "Голубой цветок".

На обложке "Голубого цветка" были нарисованы два брата, и оба они протягивали руки к какому-то простому хлипкому васильку. И я знала, что один из них умер из-за этого василька, и умоляла тетю Грушу поскорее мне про них прочитать.

- Но ведь мы еще не закончили "Питера Пена", - удивлялась она.

- Быстрее, быстрее, - подгоняла я ее каждый вечер. - Сколько там осталось до конца?

- Тебе неинтересно, Леля? - спрашивала тетя Груша.

- Интересно, - томилась я. - Ну читай же, читай!

И дядя Кирша нетерпеливо ворочался на диване.

Тети-Грушина сумка проглотила "Питера Пена", дядя Кирша зашну-ровал ботинки, и мы наконец-то вышли на улицу. Под деревьями подростки играли в "ножички". Один из них сбросил школьный пид-жак, расстегнул рубашку и концы завязал узлом на животе. У него была тонкая длинная шея с глубокой ямочкой под кадыком, и на шее, на цепочке, висела бритва с тупыми краями. Дядя Кирша сделал благородное лицо и остановился.

- Пойдем, - подтолкнула его тетя Груша.

Но он даже не пошевелился.

- Не ходи к ним! - приказала тетя Груша.

Он дернул плечом, что сам знает, и мы пошли без него. Тетя Груша шепотом ругалась на дядю Киршу и не оглядывалась. Я хотела повернуться, но она шлепнула меня по плечу, чтобы я так же гордо шла. Паша-Арбуз заметил нас и подбежал к краю тротуара, чтобы плюнуть нам на дорогу. Он очень смешно бежал - быстро-быстро пере-бирал толстенькими ножками, как катился. Добежав до края тротуара, он нагнулся, чтобы плюнуть, но не плюнул, а весело и взволнованно посмотрел на нас. Я думала: он помнит про булочку и поэтому не смеется над тетей Грушей. Но оказалось, что в это время к подросткам подошел дядя Кирша. Они обступили его плотным кольцом и не обращали внимания на Арбуза.

- Здравствуйте, господа, - сказал дядя Кирша и поклонился. Подростки захохотали. И тут тетя Груша снова шлепнула меня по пле-чу, чтобы я не оглядывалась. - Именно господа... - продолжил дядя Кирша, но дальше я не расслышала.

- Хочешь, я еще поговорю по-английски? - спросила я.

Но тетя Груша не ответила. Она шла и смотрела На носки своих войлочных сапожек. Я дернула ее за руку.

- Что? - спросила она.

- Я знаю, как по-английски будет "грустить", - сказала я.

- Как?

Я назвала. Тетя Груша удивилась.

Я шла и все называла по-английски. Тетя Груша смотрела на меня с удивлением.

Мы прошли мимо дома с широким распахнутым окном. Кусты палисадника дотянулись до окна и выложили ветки с листьями на подоконник.

Я назвала по-английски окно и кусты и вдруг над входом заметила большие синие буквы.

- Пере... - сразу же прочитала я.

Но дальше слово неожиданно обрывалось, как будто бы вдруг разорвало само себя на две части и первую, нелюбимую часть откинуло прочь. После "Пере" шел широкий просвет, и только потом лениво и неохотно появлялась буква "л".

- "Лэ" да "е" будет "ле", - громко читала я, пока наконец все буквы не выстроились в слова и значение вывески стало понятным. - "Перелетные работы"! - прочитала я и подтолкнула тетю Грушу. - Интересно, чем они тут занимаются....

Комната через окно просматривалась насквозь, и на дне комнаты я разглядела старика с пачкой журналов. Он был совершенно лысый, и только над ушами и на висках у него росли волосы. Они были черными, как вакса, которой тетя Груша натирала ботинки дяди Кирши по вечерам, они были черными, как грязь под ногами! Два черных блестящих кустика. Но он был старик, старик! На его тоненьком жидком личике лежали глубокие решетки морщин. Такие глубокие мор-щины были слишком тяжелы для его лица, поэтому он ходил по комнате, опустив голову и согнув спину, и выглядел очень усталым.

- Как будут по-английски "Перелетные работы"? - спросила тетя Груша.

Я промолчала.

- Ты не знаешь?

- Знаю.

- Тогда как?

Я молчала. Я шла и думала, что же делают в "Перелетных ра-ботах". Наверное, крылья на заказ. Вот у этого старика четко вырисовываются лопатки под пиджаком, а ведь однажды пиджак не выдержит. Да что там пиджак! - кожа на его спине не выдержит и лопнет, и из прорезей покажутся два белых перьевых росточка.

- Здравствуйте, - кивнула тетя Груша в раскрытое окно.

- Здравствуйте, Грушенька, - улыбнулся крылатый старик, и во рту у него блеснули железные зубы. Он смотрел на нас, пока мы не прошли, и поглаживал листочки, разложенные на подоконнике.

- Почему тебя зовут Груша? - спросила я.

- Потому что так ласково, - ответила тетя Груша. - А по-нас-тоящему - я Аграфена.