Ни Александру, ни старый Гынж не спали. Первый отправлялся с дедом Елисеем и был неспокоен, точно молодой конь по весне. Второй оставался при государе.

Младыш поцеловал Никоарэ, глаза его блестели от отсветов костра, лицо было радостно; затем, обхватив за шею деда Петрю, снисходительно принял его поцелуй и объятия. Одни в молчанье отправились в путь, другие остались. У коновязей с хрустом жевали овес лошади. Чей-то одинокий голос пел у догорающего костра:

Для тебя, моя Иляна,

Расцвели весной поляны...

Вскоре до слуха Никоарэ глухо донесся конский топот, удалявшийся по направлению к белым скалам на высоком берегу. Пустая, покинутая сорокская крепость осталась в стороне. В городке поднялась было тревога, однако глашатаи его светлости Никоарэ вечером принесли туда мирные вести.

На следующий день утром главная часть конницы Подковы двинулась вперед, оставив позади зоркую стражу. На пути к стольному городу предстояло немало остановок: нужно было во-время оповещать села и узнавать вести от капитана Козмуцэ Негри, шедшего по шляху из Липши к Сучаве, и от гетмана Шаха, который поднимался из Нижней Молдовы к Фэлчиу, Текучу и месту слияния Тротуша с Серетом.

Шестнадцатого ноября гонцы Шаха сообщили, что крепость Бендеры на Днестре оставлена немногочисленным турецким отрядом, охранявшим ее. Не надеясь на свои силы, турки предпочли убраться подальше; нагромоздили свой скарб на возы и перешли в пределы Буджака под покровительство хана Демира. С этой стороны беспокойства не будет: Демир Гирей слово свое не нарушит. Сотни Оплетина быстро движутся по дорогам Галаца и Браилы и к валашским переходам, перерезая тропы Кашина. Везде уже пронеслась весть о прибытии Иона Никоарэ Водэ. Жители, видя, что не терпят они никакого урона, мирно сидят у своих очагов. По списку, составленному Козмуцэ, начали задерживать кое-кого из бояр Нижней Молдовы, теперь переправляют их к Шаху, следующему с основной частью своего войска.

Около Потырникен, древнего рубежа Ясского края, Никоарэ получил весть и от капитана Козмуцэ: по словам рэзешей из северных селений, турки в Хотинской крепости проведали о вступлении войск в молдавские пределы, и, как водится у турок, баш-булук-баш запер тяжелыми засовами железные ворота крепости и ждет. Вдоль всего Липшевского шляха поднимаются молодые селяне и просятся на государеву службу.

Всюду пронеслась весть о призыве государя Никоарэ изловить и передать в руки новой власти вероломных бояр, продавших Иона Водэ. А те, кто не виновен в грабежах и притеснениях, на кого народ не жалуется, пусть ничего не страшатся. И пусть еще селяне ловят и передают в руки государевых ратников турецких сборщиков, разъезжающих по всему краю за данью, всякими поборами и дарами.

Пусть выбирают в селениях старост из людей, побывавших с Ионом Водэ в Нижней Молдове в лето тысяча пятьсот семьдесят четвертое.

Желающие вступить в войско его светлости Никоарэ пусть добудут себе доброго коня, зимнюю одежду да захватят харч на десять дней. Иначе капитан Козмуцэ не примет их. И да будет всем известно, что это не войско грабителей: воспрещено мирных людей обижать, грабить и убивать. Кто желает вступить в войско его светлости Никоарэ, непременно дает клятву, что будет соблюдать эти заветы.

Пришли вести и от есаула Елисея Покотило относительно поимки предателей бояр и успокоения жителей.

Как-то раз Доминте Гырбову по своей воле дерзнул выступить в сельской церкви с разъяснительным словом и робко высказал свое суждение о звезде с огненным опахалом и скудном разуме тех, кто полагает, что начинается светопреставление. Нет, мир как стоял, так и стоять будет. Приходит лишь конец притеснителям; вот только справят в церквах поминальные службы по усопшему Иону Водэ, - в Яссах откроется суд его светлости Никоарэ. Такого же мнения, оказывается, держался и батяня его Некита, великий мудрец.

В тот же воскресный день Елисей Покотило переходил со своими сотнями Серет возле Скеи, спеша к Тазлэу. Алекса Тотырнак с сотней сабель направлялся берегом Серета к Бакэу - запереть ойтузский горный перевал.

Младыш Александру заявил есаулу Елисею, что ему надобно отлучиться на один день, побывать по важному делу в некоем селении у берегов Молдовы.

- А до моего возвращения, есаул, пусть люди отдохнут на привале.

Елисей спокойно и мягко ответил:

- Не можем мы, твоя милость Александру, ослушаться его светлости. Через пять дней должны мы быть в Яссах. Часть людей с лучшими сотниками останется в окрестностях следить за порядком. А мы с двумя сотнями вступим в Яссы, чтобы утвердить новые порядки по воле государя.

Александру возбужденно отвечал:

- Не может того быть, чтоб я не поехал, есаул, куда мне надо.

- Без позволения?

- Я сам отвечу перед государем.

- Раз нам дано повеление, не смей его преступать!

Александру кинул на старика гневный взгляд. Дед Елисей понял, что в этом гневе, как молния в грозовой туче, таится большая опасность. Он промолчал.

- Все равно поеду! - крикнул Александру.

Есаул вздохнул. Он мог бы распорядиться задержать Александру, однако не сделал этого. Как предупреждал его Никоарэ, в горячке желания и запальчивости Младыш себя не помнил.

Александру дал знак двум ближним всадникам и бросил сквозь зубы:

- За мной!

Воины ждали распоряжения есаула.

- Езжайте, - тихо проговорил тот, а глазами добавил, чтобы поскорее вернулись.

Они кивнули в знак того, что поняли, и заспешили вслед за своим капитаном. Но безумец не обращал на них больше внимания. Он уже забыл о них.

Долго скакали они за Александру; когда он придерживал коня, ехали и они шагом, когда снова начиналась бурная скачка, - скакали и они.

Одним из двух всадников был Доминте Гырбову, который оказался таким разговорчивым в церкви селения Скеи. Второй был хмурый и молчаливый человек, некий Митря Богза, бывший чабан.

То погоняя, то придерживая коней, проводили они Младыша до поворота дороги, где справа начинался старый лес. И тут вдруг капитан Александру осадил скакуна, подняв его на дыбы, потом, точно саранча, скакнул через шлях и помчался по лесной тропинке под закатными лучами солнца.

Богза остановился, за ним и Доминте.

- Куда это он мчится? - удивился чабан.

- Чорт его знает, - пробормотал младший Гырбову. Богза ухмыльнулся.

- Ну, уж мы не отважимся следовать за его милостью, а то как бы не попасть в беду. Глядишь, опоздаем и отстанем от сотни.

- Поворотим-ка живо коней, - сказал Доминте, - и доложим есаулу. Не то разгневается батяня Некита и кулаком поучит меня.

34. В СТОЛЬНОМ ГОРОДЕ МОЛДОВЫ

В четверг двадцать второго ноября, находясь вблизи Скулен на Пруте, Подкова получил весть от гетмана Шаха, что Петру Хромого нет в Яссах. Вот уже две недели, как он оставил стольный град и переправился через Дунай возле Исакчеи, намереваясь одарить беев в дунайских крепостях, а затем следовать далее, в Стамбул. Турецкая стража сопровождала его до брода Облучицы, а оттуда не спеша идет обратно. В Яссы она еще не могла поспеть. Хорошо бы незамедлительно захватить город.

В тот же день, двадцать второго ноября, Никоарэ Подкова к вечеру перешел Прут, а в пятницу двадцать третьего ноября его передовой отряд быстро поднялся в гору к Поприканам.

По татарскому шляху через Рэдукэнен спешил и гетман Шах, держа путь к холму Чирик.

Из Поприкан Никоарэ во главе двенадцати сотен, отделившись от Петри Гынжа, пошел в обход мимо Копоуского леса по долине Пэкурара, оставив две сотни в Галате.

Продолжая кружный путь через Мирославу, он вышел в долину Бахлуя, а затем к плотине пруда в Фрумоасе. Захватив все высоты и пути со стороны Бучума, он оставил стражу в монастыре, находившемся около пруда, и обложил господарский двор со стороны долины. Шах шел со стороны Чирика, дед Петря - от горы Копоу. Войсковые телеги закрывали все входы в город.

Когда первая сотня подобралась в пешем строю со стороны пруда к малым воротам господарского двора, около помещений господарских сейманов [стража], со всех сторон поспешили к ней на помощь горожане с лестницами, топорами и кирками. Подбадривая друг друга, они принялись рубить ворота топорами и расширять кирками трещины в стенах.