Она понимала нарочитость этого оживления. Булл явно тянул время, откладывая разговор с дочерью. Она это чувствовала, но, наконец, ей надоела вся эта комедия.

— Что я хотела спросить тебя. Булл, — твердо проговорила она, поймав случайную паузу в разговоре. — Аллен обсуждал с тобой возможность твоего подключения к моей работе над фильмом?

Булл медленно перевел взгляд с Рея на Джулию и откинулся на спинку своего сиденья, положив руки на колени.

— Тебе, похоже, эта идея не по душе.

— А тебе была бы по душе? — резонно возразила Джулия. — Поставь себя на мое место. Я не вижу никакой необходимости в твоей помощи. Какая разница, чья фамилия или, вернее, имя будет написано на афише под строчкой «режиссер»? Билетов все равно больше не продадут.

Отец поджал губы.

— Аллен полагает, что о продаже билетов говорить еще рано. Его главная тревога не об этом.

— Ты хочешь сказать, он думает, что я окажусь не в состоянии закончить картину? Я знаю все свои проблемы и трудности. Они встречаются в работе каждого режиссера. Ничего экстраординарного нет.

— Может быть, но Аллен имеет право быть более уверенным…

Усилием воли поддерживая спокойствие в своем голосе, она прервала отца:

— Я не хочу, чтобы ты вмешивался в мою работу, Булл.

— Как ты со мной разговариваешь? — Он тяжело вздохнул. — Я к тебе с открытой душой…

— А если бы я решила перехватить у тебя должность режиссера?

— Я не собирался перехватывать у тебя эту должность. Просто думал помочь.

Он говорил спокойно, и тем больнее ей было слышать его слова.

— Ты не умеешь помогать, — в отчаянии сказала она. — Вспомни мою презентацию на научной ярмарке. В последнюю минуту, когда уже почти все было готово, я попросила тебя помочь, и что ты сделал? Пригласил своего продюсера, художника, инженера! Все переделал за ночь!

— Но зато какая получилась вещь!

— Да, но это была уже не моя, а твоя презентация! Она не имела ничего общего с моей первоначальной идеей!

— Ага… — пробормотал он.

— Вот именно! Почему вы с Алленом не верите в то, что я знаю свое дело?! Я знаю, как достичь задуманного! Знаю! Почему вы не можете оставить меня наедине с моей работой?!

— Мы опасаемся, наверно…

— Чего вы опасаетесь?! Что я распылю деньги и мне нечего будет показывать? Большое спасибо!

Он покачал головой.

— Мы опасаемся того, что для тебя будет большим ударом возможная неудача. Ты потеряешь возможность на еще одну попытку. Я уж не говорю про критиков. Они могут такое про тебя написать, что у тебя никогда больше не хватит духу приблизиться к съемочной площадке.

— Такое вроде бы здравое уговаривание хуже всяких запретов на профессии для женщин! Но учти: я не слабонервная! Мне не нужно, чтобы кто-то предотвращал мои промахи или делил со мной их последствия.

— Если бы мы работали вместе, промахов вообще бы не было:

— Все-таки ты считаешь, что я сама ничего не могу довести до конца? Боже, кто тебя в этом убедил?!

— Аллен.

Она метнула на него острый взгляд.

— Только не он. Он слова при тебе не может вымолвить.

— Почему ты так думаешь? Я всего лишь один из тех режиссеров, которых он мог выбрать. И он выбрал меня только потому, что решил, что нам с тобой будет легче работать.

— Он ошибся.

— В таком случае все претензии предъявляй ему, а не мне. Ладно, где мы остановимся поесть? Я умираю от голода.

Больше говорить было нечего. Джулия, избегая задумчивого взгляда Рея, вновь отвернулась к окну.

У них были зарезервированы места в «Бреннане» на Ройял-стрит, в самом сердце французского квартала. Лимузины один за другим останавливались перед трехэтажным зданием с оштукатуренным фасадом, который в последних лучах дня мягко отливал розовым цветом. Мерцающий свет газовых ламп отбрасывал на землю тень стального балкона с перилами, обегавшего вокруг старинных стен в виде причудливого ажурного рисунка. Через улицу стоял дом в викторианском стиле — бывшее здание городского муниципалитета, — а перед ним высокие магнолии, темные и молчаливые силуэты которых в сумерках напоминали часовых.

Когда группа поздних визитеров столпилась у солидных двойных дверей парадного крыльца, им навстречу появился метрдотель. Их с почтением поприветствовали, а затем провели к специально отведенному столу — в конец галереи второго этажа, выходившей на обнесенный стеной внутренний двор.

Ночной, мягкий и приятно прохладный ветерок шевелил листву бананов и магнолий, росших внизу, в вымощенном плитами дворе. Колыхались края розовой скатерти на столе. Запах старых роз, левкоя и папоротника, помещенных в центре стола в низкой серебряной вазе, носился в воздухе, смешиваясь с удивительным ароматом свежеиспеченного хлеба, жженного сахара и легчайшим дуновением коньяка. Им попался хороший официант — он был внимателен, информирован, безупречно вежлив, а с дамами ненавязчиво галантен. Когда принесли первую смену напитков и разложили перед каждым меню, серьезно настроенная Джулия почувствовала, как внутреннее напряжение начинает уходить, уступая место приятному расслаблению. Вскоре ей даже стало казаться не такой уж вредной идея Аллена относительно ее отца.

Джулия заказала салат «Джексон» с чудесным оформлением из сыра «Рокфор», черепаший суп, — который, как ей гарантировали, является лучшим во всем городе — и филе «Стенли» с интересным соусом из хрена с бананами. Остальные также сделали свои заказы, налегая на мясные и рыбные блюда. Даже Аллен, после долгих консультаций с официантом, заказал по нескольку бутылок великолепного старого «Бордо» и чудесного эльзасского «Рислинга» на весь стол.

Когда вино было принесено и разлито, Булл подхватил свой бокал и поднялся на ноги.

— Мне бы хотелось предложить тост в честь выдающегося режиссера. Моей дочери! — провозгласил он. — Ее картина «Опасные времена» была отобрана для просмотра на женском кинофестивале! За Джулию, которая знает свое дело лучше многих иных!

Выпив свое вино, он улыбнулся ей через стекло бокала. Джулия не смогла удержаться от ответной улыбки. Она решила, что во время произнесения тоста в нем слышалась отцовская гордость, любовь. Она была очень тронута этим, согрета. И одновременно ее обескуражил намек на лесть, который также слышался в голосе отца и его словах. Все выпили, зааплодировали, наперебой стали передавать ей свои поздравления. Джулия улыбалась и отвечала всем с благодарностью. Вместе с тем она с опаской пыталась представить, какой черствой эгоисткой станут называть ее, когда узнают, что, несмотря на этот великодушный жест ее отца, она отказала ему в работе над своей картиной.

Французский хлеб был решительно разломан, охлажденное масло пошло по кругу… За столом возникло явное оживление. Ясно было, что разговоров о делах не избежать, но в такой неофициальной обстановке они обязательно будут пересыпаны всевозможными дружескими насмешками и уколами. Когда принесли блюдо, подаваемое обычно между рыбой и жарким, за столом во всех его концах уже гремел смех. Тогда-то сидевший справа от Джулии Вэнс через весь стол начал разговор с оператором-постановщиком Энди Расселом и Стэном о разных несчастных случаях и трагедиях, случавшихся с каскадерами на съемках.

— Если взять самое раннее, что мне приходилось слышать, — начал Стэн, — то это был молодой парень, которому нужно было проехать на скорости в коляске, когда снимали еще немую версию «фен-Гура». Коляска вся была расшатана, поэтому упряжка на ходу потеряла колесо. Парня подбросило в воздух футов на тридцать. Для него это оказалось слишком высоко. Он уже не оправился.

Энди Рассел кивнул:

— У меня навсегда остался в памяти случай из «Рисковых похождений Полины» с Пирл Уайт. Фильм снимался в двадцатых. Один из ее дублеров на своей шкуре познал весь риск похождений.

— А Джимми Стюарт из того фильма о выживании в пустыне, как бишь его?.. Его дублер разыгрывал авиакатастрофу, да так убедительно получилось, что парняга на самом деле погиб.