Понятно, что подобные инъекции мою внешность искажали существенно. Часто под их массой моей душе внутри головы просто не оставалось места чувствовать себя не то что свободно, а просто нормально. Невероятными усилиями внимания я расчищал себе мало-мальское место в своей голове и продолжая по-прежнему жить, по прежнему ждал прихода лучших времен. "Это я все понимаю и осознаю, - думал я, ужасаясь открывающейся мне во всей красе картиной жизни души психически больных и картине душ здоровых. -Есть ли у первых хоть малейший шанс выкарабкаться наверх из под всего этого хлама умников, которых больные знают, как свои пять пальцев".
Обрыв отношений с Павитриным принес мне облегчение. Я стал дышать свободно. Исчез даже комплекс неполноценности. После каждой фразы я перестал оценивать сказанное не по дурацки ли оно выглядит.
Непеработанная информация выглядит смятым, похожим на коррозированный, полевым субстратом в виде бляшки. Помещенная во время мышления в голову бывшего больного такая бляшка сначала вызывает у него заикание и стушевывание, что, как правило, сразу усугубляет отношение к нему, и общение заканчивается развитием комплексов неполноценности больного до апогея.
Человек интеллекта знает о бездне человеческого "я" поэтому очень тщательно следит за тем, чтобы собеседник, задающий ему вопросы, его не обманул, зная уже эту информацию. Но если человек, живущий душой, задавая вопросы часто не задумывается над тем, какой объем информации можно "снять" в прямом ответе на вопрос, привыкнув знать точно и не пользуясь мерцанием в себе интуитивного ответа, то человек интеллекта, как правило воспринимает такие вопросы в штыки, ради исключения сознательного обмана себя.
В начале марта я стал обнаруживать, что все это время жил чужими чувствами, то есть по сути чужой жизнью, разве что только идя по своему пути. Моя индивидуальность, видимая мной двойной искрящейся полоской и прикрепленная к Славиному и пастора церкви "Новое поколение" филиалам стала смещаться на мою кору больших полушарий.
Однажды, рассказывая одному парню про причины своего попадания в больницу, я увидел что на мое сознание наложена выработанная полость филиала Вадима. Создавалось ощущение, что моя голова окружена черной сферой и находится в ее глубине, что так и было на деле. Полное понимание видения было сразу. Переживания были лишь по поводу того что может что-нибудь случиться на физиологическом уровне.
Матушка собралась ехать на Сахалин, но почему-то откладывала отъезд. В этом я начал чувствовать недоверие ко мне. Она будто не знала что от меня можно ожидать и словно ждала, что вот вот я себя должен буду как-то проявить.
Хотя я ее и понимал, тем не менее это недоверие не могло меня не задевать по-человечески. Тем более, что несмотря на свой характер я не давал не только ей, а вообще кому-бы то ни было думать о себе так, как думали обо мне многие. И однажды меня словно прорвало. Я начал кричать на нее, отправляя ее в поездку. У меня словно произошел какой-то срыв, словно что-то случилось. Одновременно, крича, я чувствовал некую силу над левым полушарием, по зову которой я делал это.
Вечером раздался телефонный звонок с Сахалина. Звонила сестра. Она сказала, что Борис попал в автокатастрофу и сейчас лежит в реанимации. Танин филиал, проходя за моим сердцем, заканчивался над головой над левым полушарием. У меня было такое чувство, что то, что сейчас находится над ее головой в виде ее мыслей о случившемся, по закону параллельности находится и над моей головой в том же виде.
По мере восхождения сознания я пересекал слои психики, в которых хранилась самая разнообразная информация.В том числе и такая, которая не несла радости. Например, я прочитал чувством, что зримо было в виде застывшего непонятного видения, про то, два близких мне человека буквально убивают друг друга, не находя путей к сердцу своего родственника. Расстояние при этом, понятно, не имело значения.
Дальше я наткнулся на унижение Павитриным меня в 89-м году:
Однажды раздался телефонный звонок.
-Здравствуйте.
-Здравствуйте.
-Это Михаил Викторович?
-Он самый.
-Это Вадим Трифонович звонит.Твоя мама дома?
Слово "мама" он сказал так, будто он был моим папой. Он не спросил ни о моих делах, ни о чем другом, как будто последний раз мы встречались вчера, а не полгода назад.
Поговорив с ней, он пришел. Оказалось, его родители уезжают в Танзанию по контракту и им нужна справка по состоянию их здоровья. Матушка тогда работала в областной поликлинике доверенным врачом и могла дать такую справку, в то время как официальный путь требовал много времени, чтобы получить такую справку.
Когда Вадим пришел к нам, он со мной почти не разговаривал, будучи занят очень важным делом. И смотрел на меня тоже снисходительно. Я был унижен так, как только можно было быть униженным. На уровне этого унижения у себя в голове и сейчас я колебался долгое время вместе с ростом сознания, пока воспоминания о том приходе Павитрина не перестали приносить мне боль.
После этого моего прихода к Ольге Ивановне Козловой -врачу-психологу под одно прекрасное утро мне приснился мрачный сон, в котором Ольга Ивановна в страхе убегала от меня. Этот сон я пережил всей душой, так как не хотел такого исхода отношений с Ольгой Ивановной. Помимо личной приязни, отношения с Ольгой Ивановной давали мне надежду на то, что я не буду оттолкнут врачами от помощи им. Очередной мой приход к Ольге Ивановне подтвердил слова Матери -Мирры Ришар- о том, что сны - это транскрипция дневной и вообще объективной реальности. Правда, этот сон имел право мне присниться. Я принес Ольге Ивановне рукописный листок с описанием моего супраментального опыта. Отдавая ей его, я с какой-то не своей, выглядевшей как моей, злостью сказал:
-Ее (моей матушки) ответ меня взволновал не потому что я - дурак, а потому что он подтверждал мои мысли.
Говоря слово "дурак", я покрутил пальцем у своего виска со всей силой вложенных в него эмоций. Просто я не мог от себя отдифференцировать энергию известной личности, наложенную мне на правое полушарие.
-Михаил, так ведь об этом никто и не говорит, -залепетала Ольга Ивановна, в страхе отпрянув.
Но чувство юмора у меня оставалось здоровым, как и смех, который из меня вырвался, когда я взглянул на Ольгу Ивановну. Последний оставался настолько здоровым, что она, глядя на меня, тоже начала смеяться.
Мое мышление - я не мог легко оперировать фактами. Я просто собой увязал в них. Голова становилась чугунной, и мне ничего не оставалось делать, как признать сейчас свою несостоятельность найти решение проблемы. Иногда вслух и просто откладывая решение на потом. Я не переживал, так как все приходит от святого духа. Впоследствие я стал замечать, что когда человек предлагал мне что-либо, закрываясь, именно сам его процесс закрытия от меня вызывал у меня тяжесть в голове -то есть договориться с неискренним человеком я не мог автоматически, также как понять во время всего общения все, что он мне объясняет. Понимание шло полосами -схватывание в течение нескольких мгновений объясняемого сменялось минутой или несколькими мгновениями моей позой мужа, думающего о благе государства. Или проблемой немного полегче. Только спустя несколько лет я стал понимать, что далеко не всегда давашие мне тогда от меня "закрывались" этим.
Утром вы с новым настроением спешите на учебу. Но перед уходом вдруг ругаетесь с матушкой. Ее филиал, а он находится над вами, перестает проводить ваши желания. Выйдя из дома, вы начинаете замечать, что желание идти в институт у вас какое-то разорванное, а то есть от этого и пропадает вообще. Причина - тело желаний вашей матушки помогало вам сохранить душевный гомеостаз и ваше настроение, а, порвав его, вы остались один на один с вашим врагом, заглядывающим к вам в душу через пробоины вашего тела желаний. Вы опаздываете на мероприятие, скажем, на лекцию. Вы можете и не ходить на нее вообще. Вы и не хотите на нее идти из-за своего опоздания. Но ваша противоположная вам половина, очень самоуверенная в себе, вдруг при обдумывании что делать выдает вам, что вам нужно зайти в класс. Собственно ваша половина стесняется, проявляя то есть духовную слабость, а та, вроде как говорит, что лучше зайти. Что делать? Слабость неприятна. Но ведь ее победить и зайти -значит проявить силу. За вами не числится частых опозданий. К тому же студенты сейчас -народ эмансипированный и потихоньку прокрасться на свое место, заранее приготовив ручку с тетрадью вроде как можно. Или проявить другую силу и уйти совсем? А не будет ли эта сила слабостью? Не хочется делать ничего. Не хочется остаться дураком ни в своих собственных глазах, ни практически.
