К их удивлению, пока они были в лавке, небо на юго-западе посерело, а воздух стал еще более жарким и душным. Через улицу торопливо перебегал мужчина, а женщина, которая несла узел белья и тащила за руку хнычущего ребенка, очень торопилась и бросала на небо опасливые взгляды. Где-то, пока еще вдалеке, раздался раскат грома, собирался дождь. Элен и Дивота переглянулись. Им уже успели сообщить, что летом проливной дождь во второй половине дня здесь, в Новом Орлеане, – явление обычное. Они ускорили шаг, впереди виднелось двухэтажное здание с выступающим над улицей балконом, который мог бы укрыть их от дождя.
Еще один громовой раскат прогремел ближе, но как-то приглушенно, будто воздух стал настолько густым и плотным, что не мог про пускать более сильные и громкие звуки. Круиная теплая капля начинающего дождя упала на лицо Элен. Затем несколько других. Элен бросилась бежать. Дивота не отставала от нее, а в корзине мелодично перезванивались заткнутые пробками бутылки и флаконы.
Вдруг грязно-темное небо как будто раскололось и полил сильный дождь. Последние несколько метров до укрытия они бежали сквозь сплошные потоки воды.
Наконец Элен и Дивота оказались под балконом, они смеялись, вытирая воду с лица руками. Неожиданно их обдало водой, стекающей с балкона, и они отступили к стенке, спрятавшись в дверном проеме шляпного магазина.
Маленькая девочка, наблюдавшая за дождем изнутри магазина, бросилась от дверей к своей няне, двум старшим сестрам и матери, которая направилась к хозяйке. Когда ребенок обхватил колени матери ручонками, та ласково посмотрела на девочку.
– Ну, Зоэ, нельзя быть такой пугливой, – сказала она мягко и слегка подтолкнула ее к няне.
Элен улыбнулась ребенку и пошла в магазин, с интересом разглядывая мать девочки. Это была цветущая женщина средних лет, уверенная в себе, что было заметно по ее отношению к модистке. Дама была одета в бледно-голубое полотняное платье с кружевной косынкой из тончайшего муслина, отделанного старинными, очевидно доставшимися по наследству, кружевами. Покрой и безупречный пошив ее платья не вызывали сомнений, что оно из Парижа.
Модистка подала ей шляпу из итальянской соломки, окрашенную в такой же бледно-голубой цвет, что и платье клиентки. Затем взяла из корзинки с искусственными цветами букетик ромашек с белыми шелковыми лепестками и желтыми вельветовыми сердечками.
– Может быть, эти ромашки, мадам Луссат? – спросила она, прикладывая букетик к тулье шляпы. – Они так освежают!
– Думаю, что нет, – ответила жена префекта колонии, склоняя голову набок. – У меня нет желания обезьянничать и подражать несчастной Марии Антуанетте[26] превращаясь в молочницу, увитую венками из ромашек.
– Такой соломенный головной убор требует простоты стиля. – Модистка, казалось, начинала раздражаться и от обиды за свои ромашки, и от неспособности или нежелания клиентки прислушаться к ее советам. Она отложила ромашки и дрожащими пальцами стала разглаживать соломку шляпы.
– Простота да, это мне нравится, – очень дипломатично проговорила мадам Луссат. – А... может, душистый горошек? Или веночек из листьев вокруг тульи? – Она повернулась к Элен. – А как вы думаете, мадемуазель?
– Эта шляпа – для неофициальных случаев, на каждый день? – спросила Элен, подходя ближе к покупательнице.
– Для выездов с мужем в открытом экипаже. Он у меня страстный любитель изучать окрестности, а мне кажется, что следует иметь нечто более существенное, чем капор, чтобы защититься от нещадного солнца Луизианы.
– В таком случае, если ваша косынка белого цвета, то вполне хватило бы отделки белой лентой. Мне кажется, нет ничего лучшего в жару, чем белое, а к тому же можно выпустить длинные концы лент, чтобы они красиво развевались во время езды.
– Уже не говоря о практичности, ведь ими можно и подвязать шляпу. Очень удобно и роскошно! Я в долгу перед вами за такой совет, мадемуазель...
Когда эта женщина сделала выжидательную паузу, то Элен назвала свое имя. И тут модистка бросила на нее злобный взгляд, недовольная, что она вмешалась.
– Ах да, мадемуазель Ларпен! – Мадам Луссат представилась сама, добавив с широким жестом в сторону детей: – А это мои дочери: Зоэ, Софи и Камилла. Ваши реверансы, девочки?
Элен обменялась с ними почтительными поклонами, прежде чем их мать заговорила снова:
– Я уже слышала об испытаниях, которые выпали на вашу долю на Сан-Доминго, мадемуазель. Пожалуйста, примите мои соболезнования по случаю смерти вашего отца.
– Благодарю вас, – ответила Элен, – за ваше участие, но, позвольте, я не понимаю, откуда...
– Откуда я могу знать об отце? От месье Байяра, разумеется. А какие здесь мужчины! Такие галантные в обхождении и мужественные в деле, не правда ли?
– Пожалуй, я согласна, – ответила Элен суховато.
– Восстание большое несчастье. В эти дни Сан-Доминго стал ужасным местом. Мы с мужем останавливались там в феврале на пару дней по пути сюда. Положение было крайне неустойчивым, так что мы ни разу не сошли на берег.
– Да, это было не очень хорошее время, – согласилась Элен.
– В самом деле, я понимаю ваше горе, но, наверное, гораздо проще выразить соболезнование... Но когда такой человек, как месье Байяр, рассказывает историю печальных испытаний женщины и ее доблестного спасения...
У Элен не было возможности ответить, даже если бы она и нашла что сказать, так как в этот момент заговорила модистка.
– Этих беженцев с Сан-Доминго набралась в Новом Орлеане слишком много, – сообщила она со скукой и пренебрежением в голосе. – И ни одного из них нельзя даже назвать доблестным, насколько мне известно. Только и знают, что азартные игры. А женщины и того хуже! Щеголяют наперекор моде в разноцветных, вызывающих платьях, а уж декольте у них просто неприличные. Они настолько зависели от своих рабов, которые их теперь убивают, что ничему не научились и не могут себя даже обслужить.
Элен смерила модистку уничтожающим взглядом.
– Уверена, что женщины на острове такие же, как и везде, – ни лучше, ни хуже, – постаралась как можно спокойнее ответить она.
– Да уж, конечно... особенно те, которые привезли с собой рабов и рабынь, повязывающих свои головы платками-тиньонами. Эти гордые создания шокируют нашу прислугу своими обрядами вуду и преклонением перед ужасными божествами вроде бога-змеи...
– И в них тоже нет ничего необычного. Вы только посмотрите на мою горничную Дивоту, которая стоит рядом!
Хозяйка шляпного магазина торопливо отошла и замолчала, рассчитываясь с женой префекта колонии.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, но не принес никакой свежести. Снова появилось яркое солнце, и стало жарко.
Элен и Дивота распрощались с мадам Луссат и ее дочерьми. По дороге к дому Райана Элен задумалась о своем невольном порыве встать на защиту беженцев с Сан-Доминго, она защищала не столько их, сколько сам остров и весь образ жизни, к которому они так привыкли.
Чтобы начать работу над приготовлением духов, предстояло еще где-то раздобыть недостающие вещества, которых не нашлось у аптекаря. Пришлось обращаться за советом к Бенедикту, что Дивота и сделала. Затем, взяв с собой корзинку, она ушла, направившись в сторону причалов на реке, где стояло больше сотни судов, а их мачты образовывали на фоне неба крестообразный узор.
Больше недели потребовалось на то, чтобы собрать все эссенции, недостающие для изготовления духов. Все это время Элен провела за шитьем вечернего платья, утренних нарядов, ансамблей для прогулок и прочих вещей, важных для пополнения ее гардероба. Вместе с Дивотой они сшили кое-что и для нее. И, несмотря на это, у них еще оставалось время для того, чтобы прибраться в комнате внизу, которую они присмотрели для приготовления духов. Они собрали и прикупили необходимые для работы приспособления, утварь и посуду – большую стеклянную бутыль для смешивания различных масел и порошков, фарфоровые емкости для определения объемов и взвешивания составных частей, несколько десятков маленьких бутылочек из темно-синего стекла для расфасовки готовых духов, крошечную воронку и притертые пробки. За работой они переговаривались друг с другом, пытаясь найти подходящее название для первой партии духов, но почти каждое они отвергали либо как слишком откровенное и интимное, либо как слишком простое и нейтральное, так и не остановившись ни на одном.
