Валера то и дело бросал тоскливые взгляды на раскуроченную дверцу сейфа, словно надеялся, что все это затянувшийся сон, и сейчас он проснется и увидит свой любимый сейф в целости и сохранности. Но сон был явью мерзкой, отвратительной, кошмарной.

- Бабки, хер с ними! Там ведь все мои записи по наркоте были, расстроено пробормотал он, так и не дождавшись, когда проснется. - Не дай Бог, в руки мусорам попадут. Все на свет вытащат! Тогда не откупишься. Столько платить придется, никаких бабок не хватит!

- Говорил я тебе, Валер, на кой ты все записываешь, - назидательно заметил Чекунь. - Башли текут в руки и ладно. Чего их считать?

Валера посмотрел на него хмуро, так что Чекунь вжал голову в плечи.

- Так только урки думают! Им все равно, откуда у них башли. А любой порядочный бизнесмен должен знать свои статьи дохода и расхода. Пойми, дубина, мы с тобой такие же бизнесмены, как и все прочие. Только у каждого свой бизнес! У нас такой. Они памперсами торгуют, мы наркотой. Суть неважно.

- Это точно, - хмыкнул Чекунь. - Один хрен, чем торговать. Хоть гробами, хоть покойниками. Они нам бабки, мы им труп.

Валера тяжко вздохнул.

- Другое погано. Если это все к кому-нибудь из наших авторитетов долбанных попадет. Бурому или Мирону. А там компра на них. Такой вой поднимут! Отстреливаться придется.

- Вот и разбирайся теперь, к кому твои бумажки попали, - отвернувшись, заметил Чекунь.

Валера схватил его за отворот кожаной куртки, притянул к себе, дыхнул в лицо.

- Вот ты и разберись, к кому!

А разбираться было поздно. К этому времени несколько человек под руководством техэксперта Коли Балашова уже обнюхали крышу, чердак и даже подвал. Один молоденький сержант, не пожалев своей чистенькой шинельки, заглянул внутрь компрессора вентиляционной системы и выудил оттуда спрятанную Карасем сумку. Расстегнув молнию, он увидел немало интересного для себя, и ещё более интересного для следствия.

Через час папки с документами и целая пачка распечатанных с дискет данных уже лежали на столе полковника Самохина. Ему хватило беглого взгляда, чтобы понять неоценимую важность этих бумажек в черных кожаных папках. Материала вполне хватало на то, чтобы завести дела как на самого Груздя, которого давно и безрезультатно пасли, так и на других городских авторитетов. Самохин листал бумажки с цифрами и закодированными фамилиями и видел за ними недавние преступления, зачисленные в безнадежные висяки. Теперь картина вырисовывалась вполне конкретная: кто и сколько платил, кто кого когда убрал, кто какую территорию контролировал. Он никак не мог понять, что толкнуло незадачливых воришек на такое рискованное дело. Ведь залезли они не к народному артисту, а в квартиру человека, который мог сам без помощи органов спокойно арестовать, судить и привести приговор в исполнение. Одного из них Самохин знал лично с тех незапамятных времен, когда всех криминалов в городе можно было пересчитать по пальцам. Именно он посадил Карася, и после отсидки тот вроде бы не работал по профессии. Значит, решил сходить напоследок. Все говорило за то, что в исчезнувшем "опеле" сидел солидный заказчик, пожелавший даже самолично присутствовать на деле.

- Неужели старый опытный домушник не знал, к кому он лезет? - задал Самохин вопрос самому себе и сидящему у окна капитану Суркову.

Тот стряхнул пепел с сигареты и пожал плечами.

- На этот вопрос может ответить только он сам.

Самохин с ним полностью согласился, вызвал конвойного, и через несколько минут старый вор Карась уже сидел на стуле посреди кабинета, а полковник листал его личное дело, принесенное из пыльного архива. Сурков внимательно разглядывал этого человека, о котором когда-то слышал много интересного.

- Да, богатая у тебя биография, Карасев, - протянул Самохин. - Три судимости. Теперь четвертая будет. Не надоело сидеть-то?

- Ничего, я привыкший, - пробубнил себе под нос Карась. - Там проще, чем здесь.

- Это чем же проще? - заинтересовался полковник.

- А там все равны. Нет ни богатых, ни бедных. Кто больше отсидел, того и уважают. А здесь стариков ни в грош не ставят.

- Интересная философия, - хмыкнул Самохин. - У вас там, значит, сплошное братство, а здесь полное неравенство?

- Конечно! - кивнул Карась. - Народ довели до нищеты, а у самих морды жирные, в телевизор не помещаются. - И добавил с пафосом: - Так всю страну разворовали, что порядочному человеку уже и украсть нечего.

- Это вы все разворовали! - грозно проговорил Самохин. - Такие, как ты! Расплодилось ворья. Если бы вас не было, народ бы давно богато жил.

- Ты прав, начальник. Еще как расплодилось. Только такие, как я, погоды не делают. Все настоящие воры, воры в законе, там. - Карась показал пальцем в потолок. - Воры правят страной. А мы только подворовываем.

- Они воруют, вы подворовываете, а вместе делаете общее дело.

- Так мы же с тобой живем в обществе нищих и воров, начальник. Либо ты нищий, либо вор. Только есть разные категории нищих и разные категории воров. Бомж, рабочий и директор - это просто разновидности нищих. А домушник, мэр и депутат - это разновидности воров. Если директор не хочет быть нищим - он становится вором и делает своих рабочих ещё более нищими. Так было всегда. При любом строе. Ты работаешь, работаешь, а начальник придет, хвать себе половину. Нахватает у всех, и ходит довольный. А ты наишачишься у станка - глядь, опять без порток.

- Это когда ты у станка ишачил? - удивился Самохин, перелистывая страницы дела. - Тут такого не записано.

- Да было дело по молодости, - махнул рукой старый вор. - Потом плюнул, ушел с завода, решил, лучше воровать буду, как начальники. Чем я хуже?

- Может, и не хуже, - согласился Самохин. - Вот и скажи нам, кто у вас ночью на деле начальником был?

- На каком ещё деле? - удивленно вздернул брови Карась, словно его притащили сюда не из дома с обворованной квартирой, а вынули из постели, не дав досмотреть до конца кошмарный сон. Нет, возникший вдруг перед ним полковник Самохин явно не из сна, а из самой достоверной, безжалостной, неотвратимой реальности.

- Хватит отпираться, Карасев, - устало отмахнулся Самохин. - Нашли мы на баллонах брошенных твои отпечатки. Старые, засохшие, но твои, несомненно. Так что перчаточки тебе не помогли. А уж на чердаке возле компрессора, куда ты сумку заныкал, столько твои ботинки по пыли натопали, что и без лупы было видно.