Здесь, в городе, я случайно встретил своего старого знакомого - писателя Николая Богданова.
- Какими судьбами?
- Наверное, теми же, что и вы, - невесело улыбнулся Богданов. - Вот задержался, чтобы собрать кое-какой материал. А завтра снова на восток.
Богданов был военным корреспондентом одной из газет, но толком не знал, где сейчас находится его редакция.
- На компас, на компас посматривай, - в шутку посоветовал я Богданову. Не ошибешься.
Выйдя на дорогу, по которой двигались беженцы и войска, я увидел остановившуюся легковую машину. Кто-то открыл дверцу и окликнул меня.
- Алексей Александрович? - узнал я секретаря Ленинградского областного комитета партии Кузнецова.
Поздоровались, разговорились. Я пригласил его на аэродром. Время было обеденное, и Кузнецов охотно согласился. Проезжая по улицам военного городка, Кузнецов досадливо обронил:
- Как тут все благоустроено, а придется, наверное, оставлять.
По его распоряжению оприходованные нами продукты питания погрузили в машины и тотчас же отправили в Ленинград. Провожая их по шоссейному тракту, мы увидели растянувшуюся цепочку красноармейцев, двигавшихся в направлении Новгорода.
- Откуда? - спросил Кузнецов, намереваясь с моей помощью остановить этих отступающих красноармейцев. Кто-то недовольно ответил:
- Из Шимска. Уговаривают тут, елки-моталки, а посмотрели бы, сколько немецких танков движется...
Большинство же красноармейцев шли молча, угрюмо опустив головы. Некоторые не имели ни оружия, ни шинельных скаток, ни пилоток. Кое-как нам удалось задержать отступавших и организовать из них оборону аэродрома. Но, увы, ненадолго. Вскоре в штаб дивизии приехал генерал из Москвы и объявил:
- Склады и аэродромные постройки приказано взорвать.
- Как взорвать? - взвился Федоров. - Да вы в уме?
- Понимаю, жаль. И все же надо взорвать. Таков приказ.
Отступая, мы и не представляли в полной мере, какое бедствие обрушилось на нашу страну. Ходили разные слухи. Мы, как могли, опровергали их, убеждали людей, что прорыв немцев носит частный характер, что на других участках фронта наземные войска сдерживают натиск фашистов. И наши люди не теряли надежду, что в самое ближайшее время враг будет остановлен.
Никто в дивизии не знал, что против Северо-Западного фронта действуют немецкая группа "Север", насчитывающая в своем составе около сорока дивизий, и первый воздушный флот, имеющий более тысячи самолетов.
Крылатые "цицероны"
- Сейчас будет взрыв, - сказал командир дивизии, вылезая из машины "ЗИС-101", которая остановилась километрах в двух от аэродрома, в овраге с пологим спуском.
Вместе с Федоровым ехали Богданов и я. Все работники штаба и политотдела дивизии отправились в путь раньше. Наша машина была последней.
Действительно, взрыв раздался тотчас же. Сначала взметнулось пламя, потом послышался раскатистый гул, и по ветвям деревьев зашуршали куски щебня.
Сколько средств, труда было вложено в строительство складов, ангаров, мастерских, и вот все пошло прахом. Люди недосыпали ночей, берегли каждую копейку, многое отрывали от себя, чтобы армия ни в чем не нуждалась, а теперь приходится уничтожать огромные материальные ценности. Конечно же, никто нас не упрекнет за это, потому что люди знают: врагу нельзя оставлять ничего, что могло бы пригодиться ему в борьбе против нас. Но все же было обидно разрушать свое, родное, кровное.
Мы посмотрели на оседающую шапку взрыва и молча сели в машину. Пыльный, избитый тракт, на который мы выехали, петлял среди благоухающих полей, врезался в зелень еловых зарослей, проносился мимо медноствольных сосен, чтобы через какое-то время снова вырваться на широкий простор.
Вечерело. Выехав на проселок, запутавшийся в пшеничном поле, мы увидели незнакомые грузовики, в которых чинно сидели солдаты в касках. За машинами подпрыгивали на ухабах длинноствольные пушки.
- Немцы! - испуганно воскликнул шофер. Он так энергично нажал на тормоза, что колеса взвизгнули и нас по инерции бросило вперед.
-- Тихо! - стиснул его локоть Федоров. - Бери влево!
Свернули. Заросшая травой полевая дорога вскоре уперлась в пахоту. Куда же дальше? Мы остановились, прикинули по карте примерное направление движения, обогнули пахотное поле и снова оказались на проселочной дороге, которая вела на восток. Получился солидный крюк, но другого выхода не оставалось.
- Бензину хватит? - спрашиваю у шофера.
- Должно хватить, - посмотрев на панель приборов, ответил водитель.
В первые дни войны немцы вели себя беспечно. При движении колонн боевого охранения не выставляли, да и вперед редко высылали разводку. Видимо, враг настолько уверовал в свою силу, что меры предосторожности считал излишними.
Спустя некоторое время нас догнала машина с командой, которой поручалось взорвать на аэродроме склады и другие сооружения.
- Приказание выполнено, - глухо доложил командиру дивизии старший команды.
Сказал так, будто сердце из груди вынул. Эти люди привыкли строить, радовались своему труду, а тут самим довелось рушить то, что возводилось годами.
Красноармейцы в машине сидели угрюмые. Все понимали их настроение: ведь настанет же день, когда мы снова вернемся сюда, и тогда придется все строить заново. Чтобы развеять мрачные мысли солдат, я сказал:
- Так надо, товарищи. Взорванные объекты на какое-то время заставят гитлеровцев остановиться. А время - очень важный фактор на войне.
Глухими проселочными дорогами, а часто и прямиком по полю пробирались мы на северо-восток. А справа двигались колонны неприятельских войск. Но вскоре они отстали.
26 июля добрались до места назначения. Не успели стряхнуть с себя дорожную пыль, как над аэродромом и 1-явились фашистские бомбардировщики Ю-88 и Ме-110. Отразить их нападение было нечем. Несколько бомб упало недалеко от штаба дивизии, одна угодила в здание.
Пять дней спустя налет повторился. В дополнение к разрушениям, которые причинили фашисты, они разбросали по всему аэродрому маленькие бомбы, так называемые "лягушки". Стоило наступить на такую бомбу - раздавался взрыв. Пришлось выделять специальную команду, которая собрала, а затем обезвредила сотни "лягушек".
Перелеты с аэродрома на аэродром, вражеские бомбардировки и нерадостные сообщения газет и радио порождали у некоторых уныние, апатию, подрывали веру в свои силы.
Поэтому было очень важно ободрить людей,, разъяснить, что успехи противника - явление временное, что скоро Красная Армия остановит врага и начнет контрнаступление.
Тяжесть этой нелегкой работы ложилась на плечи заместителей командиров полкой по политчасти, секретарей партийных и комсомольских организаций и их актив. Вечером политработники рассказывали личному составу о результатах боевых действий части за день, об особо отличившихся авиаторах, информировали о событиях на фронтах, в тылу страны и за рубежом.
В свободное от боевых вылетов время мы обычно отвозили летчиков в безопасное место на отдых. С ними непременно выезжал и политработник. В задушевной беседе легче было узнать настроение людей, повлиять на них. Техники, механики и другие специалисты жили, как правило, на аэродроме. С ними тоже всегда находился опытный, авторитетный пропагандист. Чаще всего это были инженеры или техники звеньев.
Уже в конце июня - начале июля фронтовая обстановка породила новые формы политической работы. Многолюдные лекции уступили место групповым и индивидуальным беседам, парадные многочасовые собрания - коротким н деловым. Если люди были заняты, активисты ходили по рабочим местам и рассказывали новости дня. Иногда такие обходы делались но нескольку раз.
Много хорошего можно сказать о политработниках-летчиках. Горячим большевистским словом и личным примером они воодушевляли однополчан на подвиги во имя Родины. Особенно трудно было тем, кто летал на бомбардировщиках. Нередко ценой собственной жизни будили они в своих боевых друзьях жгучую ненависть к немецко-фашистским захватчикам.
