- Мать, это телячьи нежности. Меня немного знобит. - Пожалуйся Маринка скажет "маменькин сыночек".
Вера Сергеевна забеспокоилась.
- И нога мне твоя не нравится. Давай врача вызовем.
- Ага. Плюс пожарников, милицейский патруль и сантехническую аварийку на всякий случай.
- Вечно он рисуется. А между прочим, гангрены бывают, - подала голос Марина, затевавшая вареники.
- Саша, это не шутки. Надо температуру померить.
- Мать, давай до завтра подождем. Я хочу сегодня сидеть дома и не суетиться.
А завтра принесло кучу забот.
Вера Сергеевна решила не оставлять без последствий того, что солдат в окружении бросают на произвол судьбы, а спасшихся вышвыривают из армии раздетых, голодных и без копейки денег на дорогу.
Придя на работу, она стала упорно звонить по всем, какие у нее имелись, телефонным номерам Северо-Кавказского военного округа. Никто не желал с ней разговаривать, но она проявляла настойчивость, пока не попала на низкий баритон, который был склонен ее внимательно выслушать.
Наконец-то Вера Сергеевна дала волю своим нервам: не скупясь на красочные эпитеты и эмоции, она, как Мать Солдатская, высказала баритону все, что думает о северокавказском командном составе.
- Одну минуту. Как же вы говорите, что ваш сын добирался на перекладных, когда ему выдали деньги на билет, суточные и сухой паек?!
- Выкинули как паршивую овцу. Извините, а с кем я разговариваю? спросила Вера Сергеевна, переходя на более спокойный тон.
- С генералом...
Вера Сергеевна охнула про себя, но отступать уже было некуда.
- Извините меня, пожалуйста, за эмоции. Но сами видите, разве так можно с людьми обращаться.
- А простите, я не знаю вашего имени-отчества...
- Вера Сергеевна.
- Так вот, Вера Сергеевна, мне надо поговорить с вашим сыном. Это важно. - В трубке помолчали. - Потому что я лично сам подписывал приказ на суточные, выплаты на билеты, пайки.
- Да?! Очень хорошо. Мой сын будет говорить с вами через несколько минут.
Услышав про генерала, Сашка разнервничался: высказаться, ё-к-л-м-н, или как... А когда набирал генеральский номер - чувствовал холодок под ложечкой, и голос сразу предательски охрип. Разговор получился дельный и серьезный.
Под вечер температура у Сани скакнула под сорок. "Неотложка" установила, что это не гангрена, а сильная простуда и надо в больницу. Сашка, кокетничая с молоденькой девушкой-врачом, заявил, что ради нее - хоть на край света, но помереть он хочет в родных пенатах. В конце концов договорились, что уколы ему будет делать старая Маринина подруга, медсестра. И "неотложка" покатила дальше по своим делам.
Марина предложила исповедаться. Сашке казалось, что он совершенно не готов, но сопротивляться не было сил, события неслись помимо его хотения. Он сдался.
Пока ездили за священником, к городу подкрались сумерки и увели его в темноту. Батюшка пробыл у Саши довольно долго. Марина смотрела в знакомый до последнего бугорка двор, на заветную скамейку у подъезда. Думала, что жизнь проходит как вода сквозь пальцы: быстро и незаметно. И мы совсем не думаем о вечности, хотя встреча с ней бывает иногда неожиданной и скорой.
Батюшка успокоил Веру Сергеевну:
- Все обойдется. У вас хороший сын.
Поздней ночью, после молитвы, Марина зашла в комнату брата. Саша спал, дышал тяжело, на лбу выступили маленькие капельки пота, но лицо его было спокойно. За кавказские полгода он, наверное, впервые уснул мирно и крепко.
Июль-август 2000 года
