Истинно, не без глубочайшего основания, и тысячи других, после Платона, утверждали лечение красотою, как заповедь культуры. "Мы должны помнить, говорит Рерих, что лик красоты и знания излечит народ от распущенности мысли, внушит ему основы достояния личного и общественного, откроет сущность труда и в лучшем понимании укажет народу путь высоких достижений". "Поэзия есть настоящая народная медицина, утверждает и латышский поэт Я.Порукс, - которая лечит народ, сообщая ему новые силы и идеалы". Ведь истинное искусство возвещает народу об идеальном царстве красоты, куда всем нужно устремиться, внушает жажду лучшего - духовного, исцеляет слепоту и глухоту сознания, пока ему не откроется весь необъятный кругозор духа.

Послушаем, что о грядущей, мессианской роли истинного искусства еще заповедывают страницы вышеупомянутого Учения Живой Этики:

"В красоте залог счастья человечества, потому Мы ставим искусство высшим стимулом для возрождения духа. Мы ставим искусство бессмертным и беспредельным... Стихия огня (духа) напрягает искусство и духотворчество. Потом чудесные жемчужины искусства могут истинно, поднять и мгновенно преобразить дух... Истинно, жемчужины искусства дают возношение человечеству и, истинно, огни духотворчества дают человечеству новое понимание красоты".

"Жизненность искусства, которое хранит божественный огонь, дает человечеству насыщение огнем, который возжигает дух и насыщает миры. Потому чудесные факелы красоты творчества так ценны для человечества. Мы видели, как творения искусства преображали человека" (Иерархия. 359, 366).

При таком понимании искусства, сокровенном и благоговейном, когда при соприкасании с красотой искусства человек переживает самое благородное и возвышенное в своей жизни, как бы мгновения откровения и преображения, как-то нелепо и унизительно звучит утверждение многих, что искусство есть лишь эстетическое наслаждение, что оно дается для услаждающего развлечения и отдыха. Напротив, истинное искусство являет кристаллы и алмазы высшего горения, неземных вдохновений и восхищений, оно прокалено страданиями и непрестанной борьбой за совершенствование и за разрешение вопросов бытия. Потому и воспитание художественных образов, идей и созвучий отнюдь не есть наслаждение, ведущее к самодовольству и себялюбию, но та же борьба, борение воспринимающего сердца за новый духовный мир, за более обширные тональности человека; это пламенение и очищение духа, это сотрудничество и сотворчество, постижение и закладывание новых мыслеоснов в храмине человеческой Культуры. Именно, так же как для Канта мораль есть борьба, мы можем дополнить, что так и всякая истинная эволюционная ценность есть борьба, победа и преображение стихийных сил в озаренную стройность достижений.

С другой стороны, прекрасное в искусстве помогает людям понять друг друга, уважать другого в его тяготах и стремлениях, познать человечность и возжаждать ее во всем. Таким образом, искусство становится объединителем людей, делая их духовно родными. Уже Шиллер в своих ""Письмах об эстетическом воспитании человека" верил, что единственно искусство способно возобновить единение между людьми и даже - объединить все человечество. Но в таком случае оно должно быть идеальным искусством, т.е. осененным духом Вечности. "Красота ведь наш истинный создатель, потому слушатель и созерцатель должны выйти из круга искусства, как из рук Творца - чистыми и совершенными".

Но с самым большим убеждением и энтузиазмом великую объединительную миссию красоты и искусства неоднократно утверждает Н.К.Рерих:

"Язык искусства уже много раз в истории человечества являлся наиболее убедительным, привлекательным и объединяющим... Сами предметы искусства много раз являлись лучшими посланниками, внося с собою мир и дружелюбие. Нам уже приходилось отмечать, как обмен художественными ценностями иногда избавлял от недоразумений и опережал словесные договоры. Если мир, по словам Платона, управляется идеями, то благородные зерна искусства всегда будут тем благостным посевом, который дает лучшую, добром поминаемую жатву" (Врата в Будущее. 1936. 6O).

Ведь воистину - "в таинственных, обобщающих путях искусства есть тот международный язык, который свяжет все человечество" (Пути Благословения, 1O). Разве опера и драма, концертный зал, выставки картин - не объединяют людей несравненно больше и крепче, нежели Лига Наций? Так и красивые местности, античные города разве не связывали и не делали братьями самые чуждые души? Ибо в устремлении к красоте люди понимают друг друга, даже если бы они и не понимали языка другого, потому что в этом устремлении "проявляется внутренняя сущность человека. Это и есть то Божественное в человеке, что всех объединяет. В его свете мы все едины" (Тагор).

"Дух знает, где красота".

Листы Сада Мории. 119.

ПОСТИЖЕНИЕ ПРЕКРАСНОГО ДУХОМ

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Но такой мощью красота владеет лишь там, где в душе человека жива божественная искра, где его глаз, и ухо и сердце просветляются, где он, более или менее, начинает сознавать красоту. Ведь до нашего уха может доходить даже музыка сфер, но если наше сознание закрыто и спит, то наше ухо не слышит. Так же "можно стоять в полной тьме перед прекраснейшим произведением искусства", ибо как тьма, так и свет - в нас. Ибо глубочайшая истина вложена в слова Учения Живой Этики: "Неверно сказать - красота спасет мир, правильнее сказать - сознание красоты спасет мир" (Община, $27). Не красота сама по себе спасет, но красота осознания, утвержденная и возвеличенная нашим духом. Потому мы так часто и видим, что, например, деревенский житель, обитающий в прекрасном уголке природы, как будто не видит, не сознает ее, оттого и красота не возвышает его, не заставляет вострепетать в нем сокровенные чувства. Но лишь только человек начинает сознавать объект своего восприятия, как прекрасное, и радоваться, и восхищаться им, такая красота, хотя бы и узко-эстетически воспринятая, обвевает человека духовными веяниями, внушает, хотя бы на мгновение, более чистые устремления. Ибо каждое устремление красотою, хотя бы оно и было узко-формальным, все-таки дает свое зерно духа.

Возвращаясь теперь к прежней мысли - что красота может спасти, мы должны сказать, что узко созерцаемая и познаваемая красота, конечно, неспособна спасти человека в высшем смысле этого слова. И если такое созерцание красоты возвышает и обновляет человека, то лишь на короткое мгновение, но оно не дает человеку вечной, незыблемой опоры и познания жизни. Но все-таки и это мгновенное освобождение, снова и снова озаряя душу человека и порождая в ней наиболее сокровенные чувства, открывает ему путь к красоте духовности, расширяет и утончает его сознание, сокращает путь его эволюции и приближает к предельной цели к космическому сознанию.

Но с другой стороны, бывают также случаи, когда особенно художественные натуры чувствуют мощь красоты не только мгновение, но гораздо дольше, и что красота их освобождает в истинном смысле этого слова. Разве это не сокрушенный страданиями Бетховен создал свою Девятую симфонию, величественный гимн радости? Разве это не была чудесная победа красоты, которая когда-либо существовала? Красота музыка, которая ему казалась "откровением высшим, чем все науки и философии", дала ему гармонию духа и созвучие с Космосом. Это оттого, что он воспринял прекрасное в самом обширном и глубоком его понимании, что он в прекрасном узрел основы Беспредельного.

Разве не таким же Светом Невыразимым осенялась жизнь Баха, Моцарта, Вагнера, Мусорского, Скрябина, в моменты высшего творческого восторга и вдохновения слышавших отзвуки музыки сфер? Разве не являлась вся жизнь Микельанджело благоговейным, освободительным порывом к Миру Огненной Красоты? Ведь он видел в созерцании красоты силу, возносящую к небесам. "Ничто не делает душу столь набожной и чистой, говорит Микельанджело, как стремление создать нечто совершенное. Ибо Бог есть совершенство, и кто устремляется к совершенству, устремляется к Божественному". Такие победы красоты многочисленны, - когда красота является для человека высшим и постоянным благословением его жизни.