Александр жил в пригороде города Лангр. Местечко называлось "Бизон". Его подруга, я не помню, как её звали, оказалась миловидной француженкой лет 20. Муж её погиб во время войны. Она же жила в собственном доме из 4-5 комнат, с большим приусадебным участком. Выращивала овощи и фрукты, которые продавала в городе. На огороде работал нанятый работник, Саша звал этого работника "мсье Треке". Сам Саша работал в городе Лангр, на небольшом американском заводе. Завод был военным, там ремонтировали автомобильные двигатели. Саша работал кочегаром в отопительной котельной, прогревающей американские казармы. А так как температура на улице была за +20 градусов, то котельная практически не работала. Но Саша регулярно ходил на работу и каждую неделю получал зарплату. Устроился он на работу через поляка американского происхождения, который, в офицерском звании, служил на этом заводе. Александр уже подал прошение в мэрию города для получения вида на жительство во Франции.
После ужина мы с ним, оставшись за столом, проговорили всю ночь. С вечера с нами сидела его новая "супруга", но она совсем не понимала по-русски, хотя Саша и учил её русскому языку. Ей стало скучно, и она ушла спать. А мы всё говорили и говорили, так мы соскучились по русской речи.
Саша предлагал пожить некоторое время у них и, через этого знакомого поляка, устроиться на работу на завод. Его "половина" не возражала. Я согласился. Саша сказал, что надо поставить поляку коньяк. На другой день Саша пригласил поляка на обед. Выпили, посидели, поговорили. В разговоре офицер обещал содействовать в устройстве меня на работу. Остаток воскресенья мы с Сашей провели в разговорах и воспоминаниях. Я обещал Саше, что через неделю буду у него. В понедельник утром позавтракали, я попрощался с хозяйкой, Саша, по пути на свой завод, проводил меня, и я уехал.
К обеду я благополучно добрался до своей деревни - до фермы Поля. Отдал ему велосипед и карту дорог. На его вопрос, как живёт Александр? Ответил, что нормально, работает. Сказал, так же, Полю, что война закончилась и нам с Александром пора ехать домой, на Родину. Полю это не понравилось, и он возразил, что нечего, мол, торопиться. Война не окончена. Франция оккупирована американцами. Надо гнать американцев из Франции и нам, бывшим партизанам, в этом деле должна быть отведена не последняя роль. Хорошенькие перспективы открывал передо мной мой бывший командир, "капитан Макс".
Я проработал до конца недели и опять говорил с Полем. Объяснял, что мне надо ехать к Александру и вместе с ним отправляться домой в Советский Союз. На это я получил ответ: "Никуда я тебя не отпущу. Ехать ещё рано. Работай". Видно, у него были свои соображения на мой счёт. Мои же соображения он во внимание не принимал.
Да, не понял наш партизанский командир, с кем он имеет дело. Не почувствовал он, что значит для нас сладкое слово "СВОБОДА". Как в русской сказке получилось, в сказке о колобке: "и от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл, а от тебя, внучка, и подавно, уйду!" Так и мы, русские ребята: от немцев и то ушли, а от тебя, помещик-эксплуататор, и подавно, уйдём!
10. Путь на Родину
В субботу, когда Поль ушёл спать, и все в доме улеглись, я взял свою крохотную брезентовую сумочку - это были все мои вещи - аккуратно закрыл за собой дверь, и отправился, в ночь, пешком к Саше.
Дорога мне уже была известна, к тому же, у меня была отличная зрительная память. Я мог через несколько лет приехать в город, где был всего один раз, и, не консультируясь с местными жителями, найти нужный адрес. В воскресенье, в обед я уже был у Саши. В понедельник он повёл меня на тот завод, где работал.
На заводе трудились как американские солдаты, так и вольнонаёмные. Платили хорошо. Завод восстанавливал автомобильные двигатели военных автомашин одной марки. В американской армии существовало правило: после наработки определённого числа часов, двигатель автомашины должен быть заменён новым или восстановленным. Из воинских частей двигатели, большими шаландами, привозили на склад завода, а со склада забирали восстановленные. Подлежащие восстановлению двигатели со склада по конвейеру поступали в цех. Первая операция это мойка в специальных камерах горячим раствором. Из камер двигатели выходили чистыми, горячими и сухими, и поступали на конвейер. По ходу конвейера, происходила разборка и замена определённых, отслуживших свой срок деталей, независимо от их реального состояния, новыми. Затем сборка и обкатка на стенде, упаковка и отправление на склад. При заводе был цех с металлообрабатывающими станками. Все станки были новые, американского производства, окрашенные яркими эмалями, очень красивые. Я, до этого, таких не видел.
Рабочий день был 8 часов. Через каждые 50 минут десятиминутный перерыв. Курить на рабочем месте запрещалось. Обед 30 минут. Солдаты обедали в своей столовой. Вольнонаёмные обедали из своих узелков, в специально отведённой для этого комнате, со столами, умывальниками и посудомойкой. Солдат кормили очень хорошо. Их обед состоял из нескольких блюд. Раз в десять дней им выдавали сигареты блоками, шоколад, вино. Вольнонаёмным зарплату выдавали каждую неделю на проходной. Выдавали в конверте с листком-расчётом зарплаты.
При моём устройстве на работу, встал вопрос о получении вида на жительство. По крайней мере, надо было иметь бумагу-свидетельство о том, что документы, для получения вида на жительство, сданы. Эти документы должны были состоять из заявления, с просьбой предоставить вид на жительство во Франции, соответствующей анкеты и рекомендации-поручительства какого-либо гражданина Франции. Саше, по-видимому, выдала поручительство "жена". А насчёт меня, мы решили, что поручительство должен дать наш бывший командир, "капитан Макс". Полагали, что мне, бывшему партизану, он не сможет отказать. С помощью сашиной подруги, написали мы заявление и заполнили анкету. Взял я эти бумаги и, с кем-то, не помню с кем, возможно, с этим поляком-американцем, на машине поехал на ферму к Полю-"капитану Максу".
Но, "капитан Макс" встретил меня холодно и даже враждебно. Сказал, что, раз ушёл без его согласия, он рекомендации не даст. Этого я не ожидал. Помолчал, подумал и... ни с чем вернулся к Саше. Но там, без бумаг, меня на работу не приняли. Кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы Поль дал мне рекомендацию.
Оставаться во Франции "насовсем" я не хотел. Первая мысль была о том, как сложится судьба моих родителей. Я в семье один. Кто их, на старости лет, будет кормить, кто им будет помогать? Я не верил, что, по возвращении, меня могут посадить, репрессировать. Вины за мной не было. Второе, у меня нет никакой специальности, нет технического образования. Получить образование во Франции, не владея в совершенстве языком, я считал невозможным. Следовательно, всю жизнь мне придётся работать разнорабочим. Сейчас я, конечно, знаю, что это совсем не так. И язык можно выучить и специальность получить. Было бы желание и стремление. Но тогда во мне зрело единственное желание: скорее вернуться на Родину. Отказ "капитана Макса" только ускорил мой отъезд и тем самым послужил мне. Если бы я не выехал в Советский Союз с основным потоком, а приехал бы позже, возможно, контрразведка СМЕРШ по-другому бы посмотрела на меня. В жизни многое зависит от "господина случая".
Но, может быть, это был и не "случай"... Может быть, чья-то Воля провела меня: и через ситуацию с "опозданием" в радиомастерскую, разбомблённую вместе с железнодорожной станции (опоздали всего минут на пять-шесть), и через расстрел в окопе-могиле под деревней Дюки (из 444-х нас осталось 7), и через акт пленения немцами (могли и просто пристрелить как раненого, контуженного, или как присвоившего немецкое имущество), и через немецкий плен (хоронили же умерших пленных по полсотни в день), и через удачный побег (ведь, когда выпрыгнули из вагона, даже тревоги не было), и через удачную встречу с партизанами (могли и на французских полицаев наткнуться), и через опасность расстрела партизанами (требовали же, по словам "капитана Макса", некоторые из них немедленно покончить с нами, как с возможными лазутчиками немцев), и через бои в партизанском отряде (были же и бои), и теперь (через того же "капитана Макса") не позволила мне бросить якорь во Франции. Что-то очень много "случаев". Суворов в подобной ситуации говаривал, кажется, так: "случай", "случай", а когда же "талант"? Совсем не собираюсь заявлять о чьём-то там "таланте". Но чью-то направленную добрую Волю ощущаю и не могу отрицать.
