- Она призналась тебе?

- Еще месяц назад, сразу после того, как были сожжены книги, она написала об этом в газету, которая опубликовала очерк Верхотурцева. Но по каким-то соображениям не отправила письмо. А сегодня, едва я завел разговор об исчезнувших лечебниках, передала мне письмо и переплеты, как доказательство содеянного. Письмо маловразумительное: свои действия объясняет антибиблиофильскими настроениями. То же самое говорила мне. И, видимо, это отчасти так.

- Но эти книги бесценны! - не мог успокоиться Валентин. - Она - не безграмотная женщина, должна была соображать!

- Она не очень сильна в юриспруденции и, имея это в виду, можно понять ее опасения. Даже мы - юристы - не сразу разобрались в этой довольно запутанной истории с завещанием. Чего уж от нее - акушерки требовать! Знаешь, Валентин, женщины иногда, я подчеркиваю - иногда, понимают сердцем больше, чем мужчины умом. Анна Семеновна очень любит сестру, племянника, ради них пожертвовала многим: институтом, возможностью создать свою семью. А что по сравнению с этим какие-то старые книги, будь они даже отлиты из золота.

Эпизод драки у ресторана "Сосновый бор" был выделен в отдельное производство. По этому делу, кроме Новицкого, были привлечены Донат Боков и Рубашкин. Им вменялось в вину подстрекательство. Боков все отрицал и, как предвидел Ляшенко, пытался опорочить свидетелей: Ларису Яворскую, Тамару Зимовец, Романа Гулько (уличная кличка Бим) и даже своего сообщника Рубашкина. Но он переборщил: Рубашкин обиделся на него (в судебном заседании Донат нелестно отозвался о его умственных способностях, назвал Сорочкиным) и рассказал о том, как он, по наущению Бокова, спровоцировал Анатолия Зимовца на конфликт. Гулько тоже не стал упорствовать и поведал суду о клеветнических измышлениях о Ларисе, Анатолии и Новицком, которые распространял за обещанное Боковым вознаграждение. На суде всплыла и подоплека подстрекательства. Дело было не только в книгах покойного профессора Яворского - Новицкий уличил Бокова в вымогательстве взяток у больных, пригрозил разоблачением.

На вопрос председательствующего, почему он ограничился предупреждением и не поставил об этом в известность администрацию больницы, руководство кафедры, Новицкий сказал:

- Неловко было: все-таки коллега. Кроме того, он был вхож в дом Яворских, считался женихом моей сводной сестры. Я поговорил с ним, как мне казалось, достаточно серьезно. Думал, он поймет...

Участь Новицкого предрешили медицинские эксперты, приглашенные из соседней области, которые единодушно заявили, что невозможно определить, когда Зимовец получил опасную для жизни травму: во время падения с мотоцикла, или в последующей затем драке на автостоянке. И хотя прокурор, ссылаясь на показания самого Новицкого, утверждал, что у обвиняемого был умысел на нанесение Зимовцу телесного повреждения, судьи не согласились с ним: объективно действия Новицкого не вышли за пределы необходимой обороны. Дело в отношении него было прекращено за отсутствием состава преступления - вынести оправдательный приговор судьи все-таки не решились. Зато Боков и Рубашкин получили предельные сроки. И это было только началом возмездия: велось следствие по делу о попытке ограбления квартиры Яворских, краже личной собственности, мошенничестве, спекуляции в крупных размерах, вымогательстве взяток, соучастии в махинациях со списанием ценных книг по библиотеке Дома ученых.

Суд по второму делу состоялся только в октябре: Донат Боков и Рубашкин получили сполна. Ляшенко не довелось присутствовать на этом суде: его вызвали в Киев, где он был включен в специальную оперативно-следственную бригаду по многоэпизодному делу о квартирных кражах с двумя убийствами и поджогом, что совершались хорошо организованной группой воров-гастролеров. Преступников удалось задержать уже в конце сентября, но хлопоты оперативников на этом не кончились: еще больше месяца ушло на поиски похищенных вещей, ценностей, трупа одного из преступников, которого сообщники убили в пьяной ссоре.

Домой Валентин вернулся накануне ноябрьских праздников. Его ожидал приятный сюрприз: пришел приказ о присвоении ему майорского звания, а начальник Управления внутренних дел объявил ему несколько запоздалую благодарность за изобличение Бокова, Рубашкина, и весьма кстати предоставил недельный отпуск за неиспользованные в командировке выходные дни. Сказать по правде, Валентин порядком намотался за эти месяцы, и отдых был ему необходим.

Но отойти напрочь от служебных забот он не сумел и в первый же день по приезде позвонил Алексею Мандзюку: поинтересовался служебными делами, а заодно спросил о Новицком и Ларисе. Алексей мог сказать только то, что Новицкий перевелся в районную больницу, кажется, в ту самую, в которой он уже работал, а Лариса взяла в институте академический отпуск и тоже куда-то выехала.

Более полную информацию о них Валентин надеялся получить от Инны Антоновны, но не торопился звонить ей по двум причинам. В канун праздников такой звонок поставил бы ее в неловкое положение: она могла подумать, что он - чего доброго - напрашивается в гости, а у нее, верно, были другие планы на эти дни. Вторая причина заключалась в том, что Валентин ожидал из Киева светокопии с текста лечебника ХV века, которые обещали сделать и прислать ребята из научно-технического отдела министерства. Что же до самого лечебника, то его владельцем был известный профессор судебной медицины, с которым Валентину довелось познакомиться во время командировки, и который любезно разрешил снять светокопии со своей инкунабулы.

Бандероль со светокопиями Валентин получил 10 ноября - в День милиции - и сразу позвонил Инне Антоновне на кафедру. Повезло - застал.

Она не удивилась его звонку: и по ее тону - приветливому, веселому Валентин понял, ей приятно, что он позвонил.

- Я знала, что вы позвоните сегодня, - сказала она.

- Телепатия? - улыбнулся он.

- Как все колдуны, я обладаю даром ясновидения.

- Вы колдунья?

- Увы! Поэтому осталась без мужа: я читала его мысли, а это ему не нравилось.

Она весело рассмеялась, поздравила Валентина с праздником милиции, а затем сказала:

- Вы не поздравили меня седьмого, чтобы не показаться навязчивым. Угадала?

- Это не совсем так, - растерялся Валентин.

- Не лгите. Я читаю мысли даже по телефону, так вот, ваша хитрость не удалась: я все-таки приглашаю вас к себе. У вас есть девушка?

- Строго говоря, нет.

- Тогда берите ту, которая вам нравится больше других, и приходите к семи часам. Но непременно с ней.

- Что-то не совсем понимаю.

- Объясняю по элементам. Вы хотите встретиться со мной, не отпирайтесь - я знаю. Я тоже этого хочу. Но чтобы наши желания не зашли слишком далеко, приглашаю вас с девушкой. Теперь понятно?

- Инна Антоновна, можете быть уверены. - Чувствуя, что краснеет, начал было Валентин. Но она перебила его:

- Я не уверена в себе. Такая постановка вопроса не задевает ваше самолюбие? Вот и отлично! Берите свою девушку и приходите. Нам есть о чем поговорить.

Валентин раздумывал недолго - позвонил Галине Юрко. Предстоящий разговор с Инной Антоновной должен был заинтересовать ее. К тому же они не виделись больше двух месяцев, и Валентину хотелось увидеть Галину: порасспросить о суде по делу Бокова-Рубашкина, управленческих новостях, просто так поболтать о пустяках - с ней всегда приятно говорить.

Галина сразу согласилась, но почему-то зарделась, а потом засуетилась:

- Надо что-то понести. Так неудобно. Я сбегаю в гастроном.

Валентин смотрел на нее как бы другими глазами. Может потому, что не видел ее больше двух месяцев, а возможно, потому что за все время их знакомства они, кажется, впервые обсуждали неслужебный вопрос. Но как бы то ни было, он ловил себя на том, что любуется ее порозовевшим от волнения лицом, которое до этого считал кукольным, но которое вовсе не было кукольным, - просто оно было бесхитростным, непосредственным и очень милым.