- А вас не смущает, что ракеты с вашими высококвалифицированными начинками рвутся в так называемых горячих точках по всему миру?

- Пусть это смущает тех, кто продает их кому не следует. Оружие и армии придуманы не вчера. И мы с вами, при всем желании, не упраздним их.

- А у вас есть такое желание?

- Я не фантазерка и свои желания соотношу с реалиями. А реалии таковы, что объединение производило и будет производить необходимую стране продукцию.

Это были не ее слова, точно так же сказал бы Леонид.

- У Правительства на этот счет другое мнение.

- Вам сказал об этом премьер-министр? - усмехнулась Мирослава.

- Я знаю о чем говорю: госзаказ на оборонку объединение уже не получит.

- Леонид Максимович добьется своего.

- Сомневаюсь. Леонид живет представлениями вчерашнего дня.

- Я живу тем же! А вчерашний день или завтрашний не торопитесь судить. Но о том, что вы говорили в конференц-зале, я сообщу читателям газеты без каких-либо комментариев.

- Вам поручили написать такую статью?

- У журналиста одно поручение: писать о том, что интересует читателей. Это будет не статья, но достаточно объемная информация.

- Надеетесь, что в таком виде ваша информация будет напечатана?

- Не надеюсь, знаю. Будет напечатана. В нашей многотиражке и в одной из областных газет.

- Даже в областной?

- Даже!

- Вы уверены?

- Бьюсь об заклад.

Ее самоуверенность стала раздражать Олега.

- Заклад на что?

- На себя! Против вашего извинения.

- В каком смысле на себя? - опешил Олег.

- В нормальном и в соответствующей этому обстановке, - ухмыльнулась она. - Условие устраивает?

- И часто вы заключаете подобные пари? - только и нашел что спросить Олег.

Мирослава сердито посмотрела на него.

- Когда меня заводят до упора такие типы как вы!

Олег понял, что надо срочно менять тему, иначе их разговор на этом окончится. Его неприятно удивили ее резкость, бравада сексуальной раскрепощенностью, уверенность в своей неотразимости. Но счел за лучшее оставить неодобрение при себе.

- Простите, я увлекся и допустил бестактность. Забыл о своем возрасте, а вернее о разнице в наших возрастах.

- Вы - питекантроп! - вырвалось у нее. Но тут же порозовела, отвела взгляд, пробормотала смущенно: - И вы простите меня, я тоже забылась. Хотя питекантроп - не совсем ругательство.

- Я знаю, что не совсем - невесело усмехнулся Олег. - И принимаю ваше извинение, а инцидент предлагаю считать исчерпанным.

Но тут же мысленно дал себе слово впредь быть поосмотрительней с воспитанницей Полины, которая переняла у нее, не только это "не совсем ругательство", но и категоричность суждений.

- Я знала, что вы так ответите, - неожиданно улыбнулась Мирослава. Улыбка была мягкой, доброжелательной. - Чувствуется хорошее воспитание: швейцарский лицеист, сын дипломата, юрист, цивилизованный бизнесмен не мог ответить иначе. Видите, как много знаю о вас. Я вообще считала, что знаю о вас все. Но сегодня усомнилась в этом.

- Разочаровались?

Девушка настороженно посмотрела на него.

- Привыкли, чтобы вами очаровывались?

- Вовсе нет. Просто к слову пришлось.

- Я тоже - к слову. Когда-то, еще девчонкой, хотела убить вас. Высмотрела у Леонида Максимовича пистолет, узнала, где он его хранит, и если бы в восемьдесят втором повстречала вас, наверняка застрелила бы.

- Почему только в восемьдесят втором?

- Я еще не жила у Закалюков, только приходила к Леониду Максимовичу, а на Полину смотрела зверенышем, знала, что она ваша двоюродная сестра и несостоявшаяся невеста.

- Считали меня виновным в гибели отца?

- Считала. Но уже не считаю.

- Да, я читал вашу статью. От кого вы узнали о действительных обстоятельствах гибели капитана Тысячного?

- Это не имеет значения.

- Мне представляется, что я вправе знать.

- Мне сказал об этом подполковник Петренко.

- Следователь по особо важным делам?! - Олег невольно придвинулся к ней.

- Бывший следователь, - с некоторым запозданием отодвинулась от него Мирослава. - Он был уже на пенсии, тяжело болел и умер чуть больше двух месяцев назад. Незадолго до смерти велел сыну разыскать меня, привести к нему. Но разговор наш длился недолго, Петренко было уже очень худо.

- Что он рассказал вам? - нетерпеливо спросил Олег.

- Рассказал, как тогда получилось. Транспорт со спецгрузом должен был сопровождать другой офицер, но в последние минуты что-то произошло - то ли этот офицер заболел, то ли его по какой-то причине отстранили - и сопровождающим назначили отца. Отец впервые участвовал в таком деле и, очевидно, не сориентировался.

- Что еще рассказал Петренко?

- Что в отца стреляли не вы. Но я уже догадывалась об этом. А мама с самого начала была уверена, что вы не могли.

- Увы, Мирослава Игоревна, мог, - после непродолжительной паузы, твердо сказал Олег. Девушка недоуменно посмотрела на него.

- Я просила называть меня Славой.

- После того, что я скажу, вы вряд ли позволите обращаться к вам столь фамильярно.

- Ой, оставьте этот высокий штиль! - недовольно поморщилась она. Вряд ли позволите... Столь фамильярно... Уши вянут! Изъясняйтесь нормальным языком. И говорите что угодно, я не обижусь. Больше чем вы обидели меня однажды, не обидете. А свое полное имя я терпеть не могу слишком претенциозно. Ну, говорите, я слушаю!

- Вы сделали поспешный и потому неправильный вывод об истинном виновнике гибели вашего отца. В том, что произошло тогда, были повинны многие люди. Свою лепту в общую вину внес и я, когда умолчал о том, что стало мне известно уже после гибели капитана Тысячного. Хуже того, я дал подписку не разглашать эти сведения.

- И об этом мне сказал Петренко. Он признался, что принудил вас дать такую подписку.

- Он сказал вам не всю правду. Я принял его условие только после того, как он принял мое. К тому же, Петренко не мог сказать вам то, что скажу я. Роман Семенович лишь предупредил мой выстрел. Промедли он секунду, и в капитана Тысячного выстрелил бы я. Разумеется, не зная, что он офицер госбезопасности.

- Не выдумывайте, - замотала головой девушка. - Вы были ранены и не могли стрелять.

- Так сказал Петренко?

- Об этом я знала без Петренко! А вы снова пытаетесь прикрыть собой родственничка-забулдыгу. По-моему, у вас это переросло в комплекс самопожертвования, как у камикадзе.

Олег расстегнул куртку и ворот рубашки, оттянул их, обнажив изуродованное шрамом плечо.

- Вот, можете убедиться. Я был ранен в левое плечо, а пистолет держал в правой руке.

Мирослава встала, наклонилась к нему, осторожно кончиками пальцев коснулась неровных рубцов шрама. В какой-то миг Олегу показалось, что она ласкает его плечо. Но затем девушка бесцеремонно расстегнула еще две пуговицы его рубашки, ткнула пальцем в шрамы на груди.

- А это кто вас?

- Моджахеды под Кандагаром.

- Значит, первую пулю получили от своего, а эти от врагов?

- Я давно не считаю моджахедов врагами. Они защищали свое право решать свои проблемы самостоятельно.

Мирослава выпрямилась, посмотрела на него в упор.

- А мой отец выполнял свой долг!

- Когда человек убежден, что исполняет долг, он не теряет самообладания, - выдерживая неприязнь ее взгляда, возразил Олег. Простите, что говорю об этом, но вы не только дочь капитана Тысячного, вы еще и журналист. Стало быть, должны знать всю, а не только приемлемую для вас часть правды. Трагедия на Городокском шоссе - не следствие чьих-то ошибок, недоразумений, хотя ошибки, недоразумения имели место. Но все было гораздо сложнее и бесчестнее, чем это вам представляется.

Мирослава потупилась, но затем вскинула голову, передернула плечами.

- Это мне уже объяснили: виноваты были коммуняки, Брежнев, Андропов и иже с ними.

Олег неодобрительно покачал головой, хотел этим ограничиться, но не сдержался.