Волнение становилось приглушенней, тупее. Маячила белая майка того, кто шел под именем Левицкого.
"Русские способны на чудеса, но человек с половиной легкого никогда не станет стайером".
Дрю чувствовал мышцы ног. Они работали в привычном ритме. И в такт ритму дыхание наконец установилось, стало спокойнее и глубже. Один вдох на семь сокращений мышцы, один выдох - на пять.
Кислорода достаточно, запасы гликогена в печени благодаря стимуляторам очень велики. "Ты побежишь с таким же зарядом в печени, как гепард, - говорил Лунквист. - Ты - мое ружье, мальчик, и ты не должен промазать. Чем больше гликогена сгорит, тем больше электричества получат мышцы". Дрю улыбается... А воля к победе? Лунквист утверждал, что есть и стимуляторы воли...
Интересно, когда начнет уставать тот, в белой майке, которому присвоили чужое имя? Зачем русским понадобился этот трюк?
Дрю безуспешно старается избавиться от мыслей о Левицком, от волнующих сомнений. Их не должно быть: человеку с половиной легкого никогда не стать стайером. Нет никакой загадки, впереди - подставное лицо, двойник.
Но и бег этого двойника - бег золотого олимпийца. Тот же широкий, непринужденный шаг, те же движения плеч.
Дрю почему-то вспомнил фамилию безногого русского летчика и больше не мог отделаться от нее. "Бред! - ругал он себя. - Может быть безногий летчик, но стайер без полутора легкого невозможен". Он уже почти уверился в этом, но тут Левицкий на бегу оглянулся и подбадривающе улыбнулся своим соперникам. "Совсем такой же, как тогда..."
Дрю пытался сосредоточиться, но мысль бежала по кругу, как лошадь на привязи, и опять возвращалась к исходному.
Его обогнала синяя майка, затем две желтых, зеленая...
"Гликоген не окислится без кислорода, а кислород несет дыхание, - подумал он словами Лунквиста. - Волнение расстраивает дыхание".
До финиша оставалось немногим больше мили. Дрю понял, что ритм дыхания уже не восстановится. "А воля? - мысленно закричал он себе. - Кроме гликогена, кислорода, электричества, есть еще воля, черт бы меня побрал!"
Он сделал рывок - и окончательно потерял ритм. Все равно! Вперед! Ему не хватало воздуха, как тогда, на пожаре. Но он мысленно толкал свои мышцы. И они все же подчинялись. Он настиг зеленую майку... Он делал невозможное. Но три майки - впереди. Еще рывок. Дыхание на пределе. Легкие вот-вот разорвутся. Сердце стучит молотом.
Дрю обогнал еще одного. Но больше уже ничего не мог сделать.
Обида и злость! Ненависть! Негодный трюк! Он разоблачит! Финиш...
Дрю пришел третьим. Лунквист будет недоволен. Ну и пусть!
Дрю не чувствовал усталости. Газеты получат сенсацию. Да еще какую!
Он направляется к судейскому столику. Очевидно, тот, настоящий Левицкий, знал, что под его именем выступит другой, и дал согласие. Но зачем понадобился этот трюк?
Дрю не находил ответа. Ничего, репортеры разберутся. О, они ухватятся за сенсацию, особенно вон тот, толстый, пыхтящий трубкой! Они разнюхают все, приведут все подробности.
Дрю тоже вспомнил - подробности. Черное и красное, запах гари, пылающий обломок мачты... Он остановился, со злостью плюнул себе под ноги и повернул назад, втянув голову в плечи, как побитый пес. Усталость навалилась сразу, словно все время выжидала подходящего момента.
Он увидел того, кто прикрывался чужой фамилией. Рядом с ним стояли еще двое. Подошел к Левицкому:
- Мне необходимо с вами поговорить. Сейчас же...
Тот послушно отошел с Дрю в сторону.
Дрю взглянул русскому в глаза - любопытные, выжидающие. Где-то в зрачках колебались темные облака. Дрю спросил:
- Помните меня?
И прежде чем тот успел отрицательно покачать головой, напомнил:
- Рим, пожар на танкере.
Лицо русского напряглось, затем посветлело, устремилось навстречу Дрю:
- Вы?
- А легкие? - спросил Дрю, уже не веря в свои подозрения и уверовав в чудо медицины. - Искусственные легкие, да? Или пересаженные?
- Нет, не чужие и не искусственные, мои, - как-то колеблясь, сказал Левицкий. - Врачи называют это регенерацией - восстановлением... Это похоже на то, как у ящерицы отрастает хвост... Профессор Косоркин говорил, что напрасно думают, будто на регенерацию способны в основном низшие животные. Даже мы с вами способны на то же, что и ящерица...
Левицкий немного помолчал.
- Я не все запомнил. Но основное понял. Профессору удалось открыть, что электромагнитные импульсы с определенным ритмом и мощностью могут менять колебания молекул, резко усиливать защитные свойства определенного органа или участка ткани, в том числе и их способность к восстановлению. Он и его помощники проложили провод к остатку моего левого легкого и посылали такие импульсы. А когда левое легкое полностью восстановилось, они отделили от него кусочек, пересадили на место правого легкого и снова посылали импульсы. Пожалуй, это все, что я могу сказать...
- Кажется, я понимаю, - сказал Дрю, думая о стимуляторах. - Ну и дурака я свалял. Простите меня, я подозревал, что вы продали свое имя и звание. Трюк с именем...
- Трюк? Какой может быть трюк? - спросил русский, и по его лицу было видно, что он ничего не понимает.
Дрю не ответил. Он вспомнил, как поправлялся сам, о контракте с Лунквистом и медленно проговорил:
- Вы ведь простой моряк. Или, может быть, контракт... Я хочу сказать, что такая операция наверняка стоит уйму денег...
Левицкий с недоумением уставился на него.
Над их головами по небу плыли темные облака...
