- И ты создал это страшилище? Почему? Зачем?
Он белыми крупными зубами прикусил нижнюю губу, как бы удерживаясь от моментального ответа, давая себе время обдумать его. Густые ресницы на несколько мгновений притенили глаза.
- Помнишь наши мечты об идеальном животном мире? О мире, основанном не на вражде и насилии?
- Фауна Утопика?
- Да, Фауна Утопика! - повторил он с вызовом.
Я скосил глаза на щербатый профиль с крупным горбатым носом и вислыми усами. Наш старый учитель не улыбался. Его пальцы с узловатыми утолщениями слегка барабанили по столу.
Только сейчас, отведя взгляд от Михаила, я очень ярко вспомнил его прежнего, юного, восклицающего: "Человек не будет мириться с жесткостью мира природы! Да и в самой природе наряду с враждой и борьбой существует симбиоз, как оборотная сторона медали. Пусть мне тысячу раз говорят: "Это невозможно!", но мы повернем медаль и сделаем оборотную сторону лицевой!"
И когда я снова смотрел на Михаила, воспоминание о "юноше бледном со взором горящим" как бы наложилось на его нынешний облик, придав ему недобрую карикатурность. Природа отомстила ему, как, впрочем, "мстит" она и тем, кто покорно соглашается с ее законами. А в дополнение к моим воспоминаниям прозвучали слова Михаила:
- Пока что Фауна Утопика оказалась невозможной без тигорда...
- Ты хочешь напомнить банальную истину, что здоровая фауна невозможна без санитаров?
Он уколол меня своим острым взглядом:
- Все обстоит еще сложнее. В природе нет оборотной и лицевой сторон. Они слиты воедино. Поэтому так трудно переделывать или хотя бы подправлять ее законы.
- Переделывать и подправлять... Всего-навсего! - не удержался я.
Где-то в глубине комнат зазвонил телефон. Профессор встал, но звонок уже умолк. Михаил, видимо, не слышал звонка, с недоумением глянул на Евгения Петровича и снова обратился ко мне:
- Я же говорил, что остался верен мечте! - Он рубанул воздух кулачком, и его глаза вспыхнули упрямым, сухим, жарким блеском, так хорошо знакомым мне. - Но то, что кажется нам страшным, в природе имеет и другой, совсем другой смысл. Может быть, в том, чтобы открыть его, и заключается цель моей жизни...
Нет, он не зря, не просто так сказал "моей", он напоминал мне, отступнику, наши прежние мечты. Затем его голос смягчился:
- Видишь ли, охота хищника - это не только потребление вещества, необходимого для поддержания жизненных процессов, не только очистка замкнутого мира от слабых и больных, не только высвобождение места для новых существ...
Он впился ожидающим взглядом в меня, он хотел, чтобы я закончил его мысль. Но я не позволю увлечь себя туда, откуда однажды ушел. В конце концов у меня есть все, что мне нужно, и я ни о чем не жалею.
Михаил подождал минуту-другую и добавил понукающе:
- ...так же, как рождение нового существа означает не только пополнение и обогащение вида...
Я упрямо молчал. Эта игра - "угадайка" не для меня.
И тогда он вскочил, вытащил из портфеля черный пакет. Тихое покашливание Евгения Петровича не остановило его. Он протянул пакет мне:
- Прочти это!
Я взял пакет, развернул. Перфоленты, листы с цифрами, графиками.
- Дальше! - нетерпеливо воскликнул Михаил, отодвигая их в сторону и подвигая ко мне пачку листов, сколотых скрепкой. На первом было напечатано: "Сочинение компьютера ЛВМ-70 по теме "Тигорд". Глава 3. Охота".
- Вольное сочинение компьютера? - спросил я. - Шутка?
Евгений Петрович еще раз кашлянул "со значением". Михаил досадливо поморщился. Он не собирался отступать:
- Мы вживляем в мозг подопытного животного антенны. Биоизлучение через систему датчиков и энцефалографы поступает в компьютер. Он ведет на расстоянии подробную запись процессов, происходящих в мозгу экспериментального животного. Так обеспечивается детальность и объективность описания. А для большей его полноты компьютер получил задание расшифровать импульсы не только цифровым, но и словарным кодом. Так и получились эти "вольные", как ты их назвал, сочинения. Читай же!
Тигорд. Глава 3. Охота
"...Я уже давно любуюсь ею. Большие пугливые глаза. Стройные ноги. Трепетная шея. Шелковистая шерсть.
Желаю и жалею ее. Она больна. Одна нога чуть короче других. Поэтому быстрее утомляется. Ее легче настигнуть.
Еще совсем недавно я не умел так наблюдать. До того, как включил в себя старого быка, вожака стада. Он долго жил. Он был сильным, храбрым. Он победил соперников и стал вожаком. Он охранял стадо. Потом постарел, ослабел.
Но и старый - он выполнил свой долг вожака - увел меня подальше от стада. Он бежал из последних сил. Понял, что ему не уйти от меня. Выскочил на уступ скалы и повернул в мою сторону голову с шестью заостренными окончаниями своих рогов. Излюбленный прием изюбра - сбить противника ударом рогов и затоптать передними копытами.
Бык нетерпеливо переминался на месте, вытаптывая жухлую траву, а я, припадая к земле, подбирался к нему сбоку, прячась за кустами. Я двигался так тихо, что иногда и сам не слышал шелеста травы под лапами.
Когда до изюбра осталось расстояние прыжка, я припал на несколько мгновений к земле, подобрал задние лапы и напружинил их до предела. Легкая дрожь прошла по всему телу...
Схватка длилась мгновения...
Теперь - черед этой пугливой косули... Вот она, совсем близко, за деревом. Не чует меня. Нагнула голову, щиплет траву. Вытянула шею, сорвала мягкими губами листья с ветки. Большие ноздри втягивают воздух, сторожат ветер и все запахи, которые он принесет.
Она не чует меня, а я чую ее. Она приятно пахнет. Замираю от восторга, от нежности, от предвкушения. В моем горле бьется тихое клокотание. Скоро, скоро мы будем вместе!
Отталкиваюсь задними лапами от земли и прыгаю - лечу, как орел, повстречавшийся мне на склоне горы. Он умирал там от ран, полученных в битве. Умирал мучительно, долго. Я прервал его мучения. Он был костлявым, жестким. Теперь его сила, его полет - во мне.
Косуля заметила меня. Заметалась, бедняжка, побежала. Вот резко свернула в сторону. Испугалась чего-то. Прыгает с выступа на выступ, взбирается на скалу.
Ветер донес до меня резкий запах, не похожий ни на какой другой. Я уже знаю, чего испугалась косуля. Там, за деревьями, прячется Один из Тех, на кого _нельзя_ охотиться.
